Эрнест Хемингуэй - Проблеск истины Страница 14

Вернувшись в столовую, где занимался уборкой Нгуи, я попросил себе завтрак: бутерброд с хорошо прожаренным яйцом, ветчину или бекон, лук колечками, фрукты, какие найдутся, и бутылку пива «Таскер».

Мы с Джи-Си почти каждое утро пили пиво, если, конечно, не охотились на льва. Пиво на завтрак — отличная штука. Правда, от него садится реакция — немного, на какие-то тысячные доли секунды, — зато мир кажется светлее и дружелюбнее, особенно если накануне хорошо посидел и мучаешься утренним гастритом.

Нгуили открыл бутылку и доверху наполнил стакан, не пролив ни капли: ему нравилось ловить момент, когда пена вот-вот перевалит через край. Он был красив нежной, чуть ли не девичьей красотой, без малейшего намека на женственность, и Джи-Си постоянно его дразнил на предмет якобы выщипанных бровей — скорее всего заслуженно, ведь люди примитивной организации обожают изменять и прихорашивать свою внешность, что не имеет ничего общего с гомосексуальностью. По — моему, Джи-Си слегка перегибал палку. Нгуили был скромным, вежливым и преданным слугой, отлично знавшим свое дело. Он боготворил охотников и ветеранов. Мы часто брали Нгуили с собой, слегка подтрунивая над его наивной восторженностью и незнанием повадок животных. Раз за разом, однако, он набирался опыта, и в наших шутках не было зла. Так уж повелось, что в нашем кругу любые травмы, падения и прочие неудачи становились предметом самого жестокого осмеяния, коль скоро они не угрожали жизни, и нежному юноше было тяжело это принять. Он хотел быть воином, настоящим охотником, а вместо этого торчал на кухне. Не достигнув еще возраста, когда молодым людям, согласно закону племени, разрешается пить пиво, он довольствовался тем, что с замечательной точностью наполнял стаканы старших товарищей.

— Слышал ночью леопарда? — спросил я его.

— Нет, бвана. Я слишком крепко сплю.

Он отошел, чтобы заказать бутерброд, затем вернулся и долил мне пива.

Другого помощника по кухне звали Мсемби. Высокий, красивый и брутальный, он носил зеленую униформу с таким видом, словно вырядился на маскарад. Достигалось это особым залихватским углом, под которым Мсемби заламывал берет, и неуловимыми манипуляциями с лацканами куртки; все вместе как бы говорило, что при должном уважении к своей работе он не может игнорировать ее комизм.

Я понимал, что если брать в расчет только меня и Мэри, то два помощника на кухне — это перебор, однако повар собирался отъехать в гости к семье, и в его отсутствие готовить должен был Мсемби. Как и все в лагере (за исключением меня), Мсемби не переносил Стукача, и сейчас, когда последний появился у столовой, возвестив о своем прибытии деликатным покашливанием, он выразительно поднял бровь, поклонился и вышел из палатки.

— Заходи, Стукач! — позвал я. — Что расскажешь?

— Джамбо, брат! — Стукач был плотно укутан шалью, а шляпу держал в руке. — К тебе гости, человек издалека, дальше Лойтокитока. Утверждает, что его шамбу разорили слоны.

— Ты знаешь его?

— Нет, брат.

— Пусть войдет. А ты подожди снаружи.

Владелец шамбы с порога поклонился:

— Доброе утро, сэр!

Я отметил характерную прическу мау-мау: косой выбритый пробор. Это, конечно, еще ни о чем не говорило.

— Значит, слоны? — спросил я.

— Явились прошлой ночью и разорили мою шамбу. Я понимаю, что ваша задача — за ними присматривать. Я хочу, чтобы вы сегодня приехали и убили одного слона, остальным будет урок.

Ага, подумал я, а лагерь останется без надзора.

— Спасибо за информацию. Скоро сюда прилетит самолет. Мы вместе слетаем на разведку: оценим ущерб, нанесенный твоей шамбе, и попытаемся найти слонов. Ты покажешь нам участки, что пострадали больше всего.

— Сэр, я никогда не летал.

— Вот и полетаешь. Уверяю, это очень интересно и поучительно.

— Но я же никогда не летал, сэр! Боюсь, меня сблюет.

— Стошнит. Правильно будет «стошнит», а не «сблюет». Следует уважать язык, на котором разговариваешь. Тебе дадут бумажный пакет. Неужели не интересно посмотреть на свою шамбу с высоты?

— Да, сэр.

— Ну, вот видишь. Это как очень подробная карта, только лучше. Все как на ладони: топография местности, растительность, контуры границ. Уникальный шанс.

— Да, сэр.

Меня слегка покусывала совесть, однако следовало считаться с прической и с тем фактом, что лагерь был лакомой добычей для шайки головорезов, особенно если меня, Нгуи и Арапа Майну угнать в тридесятую саванну на поиски слонов.

Он сделал еще одну попытку, не сознавая, что с каждым разом его легенда выглядит все плачевнее.

— И все же, сэр, я хотел бы остаться на земле, с вашего позволения.

— Послушай, — сказал я, — у нас в лагере вон сколько людей, и каждый либо уже летал, либо ждет не дождется, когда выпадет такая возможность. Я оказываю тебе услугу, понимаешь? Увидишь свою землю с высоты птичьего полета. Ты никогда не завидовал птицам? Тебе никогда не хотелось стать орлом или, к примеру, ястребом?

— Никогда, сэр, — ответил он. — Но сегодня я полечу с вами.

И я подумал, что даже если он враг, или мошенник, или просто хочет добыть слона на мясо, — его выдержка заслуживает уважения. Выйдя из палатки, я сообщил Арапу Майне, что наш гость находится под негласным арестом, пока не прилетит самолет. Попытки покинуть территорию лагеря следует пресекать, равно как и попытки совать нос в палатки.

— Будем охранять, — кивнул Арап Майна. — А мне можно в полет?

— Ты в прошлый раз летал. Сегодня полетит Нгуи.

— Мзури, сана! — осклабился Нгуи.

Арап Майна тоже улыбнулся. Я сказал ему, что владелец шамбы сейчас выйдет и поступит в его распоряжение. Нгуи было велено проверить флюгер на аэродроме и согнать зверей со взлетной полосы.

Из палатки вышла Мэри. На ней был свеженький комбинезон, выстиранный и выглаженный верным Мвинди, и сама она была свежей, как утро. Конечно же, она сразу обратила внимание, что я пью на завтрак пиво.

— Я думала, ты только за компанию с Джи-Си себе позволяешь.

— Ну почему. Я часто пью пиво по утрам, когда ты еще спишь. Ловлю момент, пока прохладно. Я ведь сейчас не пишу.

— Ты этих людей, что сейчас приходили, расспросил про моего льва?

— Мы говорили о другом. Про льва никаких известий. Он этой ночью не подавал голоса.

— Зато ты подавал. Говорил с какой-то девчонкой, мол, безнадежный случай, все такое.

— Извини, я иногда говорю во сне.

— По-испански повторял no hay remedio.

— Ну, значит, и вправду безнадежно. Извини, не помню, что мне снилось.

— Во сне ты не обязан хранить мне верность. На льва охотиться пойдем?

— Дорогая, ну в самом деле. Мы же договорились. Даже если он к самому лагерю подойдет, мы его не тронем. Надо дать ему передышку, пусть потеряет страх.

— А если он вообще уйдет?

— Он не идиот, солнце. Без движения не сидит, но и оттуда, где есть добыча, не уходит. И чем больше охотится, тем больше наглеет, теряет бдительность. Я бы именно так себя вел на его месте.

— Ты и на своем не теряешься.

— Дорогая, поди позавтракай, а? Бекон, газелья печенка…

Она вздохнула, позвала Нгуили и заказала завтрак в самых изысканных выражениях.

— О чем ты улыбалась во сне? — спросил я. — Когда задремала после чая?

— Ах, такой был замечательный сон! Ко мне приходил лев — вежливый, обаятельный, настоящий джентльмен. Рассказал, что учился в Оксфорде. Голос, как у диктора Би-би-си. Я спрашиваю: мы с вами раньше не встречались? А он — раз! — и съел меня.

— М-да… В непростое время живем. Наверное, ты улыбалась до того, как он тебя съел.

— Наверное. Прости, я с утра не в духе. Он так внезапно меня съел… Даже намека не было. И не рычал, как тот лев в Магади.

Я поцеловал ее. Нгуили принес завтрак: золотистые кусочки печенки, красиво покрытые ленточками бекона, жареную картошку, кофе с консервированным молоком и вазочку абрикосового варенья.

— Хочешь кусочек печенки, дорогой? Или возьми варенья. У тебя будет трудный день, да?

— Надеюсь, нет.

— Я смогу полетать?

— Вряд ли. Может, позже, если время останется.

— Работы много?

Я рассказал ей, чем мы собираемся заняться.

— Прости, что я на тебя злилась. Это все лев: проглотил меня ни с того ни с сего. Поешь печенки, допей пиво. Скоро самолет прилетит. Все будет хорошо. Случай вовсе не безнадежный, даже во сне так не думай.

— Ты сама не думай разные глупости. Лев ее, видите ли, съел.

— Я наяву никогда так не думаю. Не в моем репертуаре.

— Безнадежность тоже не в моем репертуаре.

— Когда как. Теперь, правда, ты гораздо счастливее, чем когда мы впервые встретились.

— Конечно. Мне с тобой очень хорошо.

— У тебя и с остальными порядок. Ах, как хочется поскорей увидеть Уилли!

— Вот уж у кого все в порядке. Не то что у нас.