Джон Пассос - Три солдата Страница 14

– Конечно, – сказали все в один голос.

– Бон суар, ма шери! Коман алле ву?[23]

– Анкор шампань, Мари, жантиль![24]

– Так вот, – продолжал он, – полетели это мы как черти… Хорошая шоссейная дорога… И все было ладно, пока один из капитанов не решил, что нам следовало бы ускорить гонку. Ну, гонка так гонка. Компри? Все шло гладко, только мы так увлеклись гонкой, что совсем забыли о сержанте. Он вывалился, а никто и не спохватился. Наконец застопорили это мы перед каким-то кабаком, один из капитанов и говорит: «Где же сержант?» А другой капитан спорит, что никакого сержанта с нами и не было. Ну, мы все тут по этому случаю выпили. А капитан все продолжает твердить: «Это одно воображение! Никакого сержанта не было. Стал бы я связываться с каким-нибудь сержантом? Не правда ли, лейтенант?» Он все время называл меня лейтенантом… Они потом, черти, сделали из этого новое обвинение против меня: будто я выдавал себя!.. Кто-то подобрал сержанта на дороге, у него приключилось сотрясение мозга. Изволь расплачиваться теперь, черт побери! А если бедняга окочурится – мне крышка. Компри? К тому времени капитаны собрались как раз в Париж – ну, мы, значит, вызвались их подвезти. Перелили мы весь бензин в мой мотор, взгромоздились вчетвером на это проклятое шасси и помчались, как пуля из пекла. Все было хорошо, если бы у меня в глазах не двоилось. Минуты этак через две мы наткнулись на одну из этих симпатичных каменных кучек, с краю шоссе, да так и остались там. Однако мы все поднялись на ноги, только один из капитанов сломал себе руку. Это было уж похуже, чем потерять сержанта. Отправились мы дальше по дороге пешком. Я даже не помню, как подошло время к рассвету. Мы добрались до какого-то проклятого городишки, а там нас уж поджидали два военных полицейских… Компри? Ну, тут уж мы не стали больше возиться с капитанами, сиганули поскорее в боковую улицу, забрались в маленькое кафе, утвердились там в задней комнате и напились в свое удовольствие горячего кафэ-о-лэй. Это нас как будто немного подправило, и я сказал Биллу: «Билл, нам нужно пробраться в штаб и доложить, прежде чем военная полиция примется за дело, что мы вследствие несчастного случая расквасили нашу машину». – «Правильно, черт возьми!» – говорит Билл. И вот в эту самую минуту вижу я через Щель в дверях, как в кафе входит военный полицейский. Мы прошмыгнули в сад и взяли курс на забор. Нам удалось перемахнуть, хотя добрая часть моих штанов осталась там на битом стекле. Но самое скверное было то, что полицейские перемахнули за нами, а при них к тому же были револьверы. С Билли Ризом тут случилась такая Штука. Там, в саду, была огромная толстая женщина в розовом платье, которая стирала белье в большой лоханке, и вот бедный старичина Билли Риз бросается головой прямо ей в живот, и оба они попадают в лоханку. Полицейский и извлек его оттуда, а тем временем я улизнул. Когда я в последний раз видел Билли Риза, он барахтался в лохани, как будто плавал, а толстая женщина сидела на земле и грозила ему кулаком. Лучшего товарища, чем Билл Риз, у меня в жизни не было.

Он замолчал, вылил остатки шампанского в свой стакан и вытер с лица пот.

– Ты это не пули нам отливаешь, а? – спросил Фюзелли.

– Спросите только лейтенанта Уайтхеда, который защищает меня в военном суде, заливаю я или нет? Я был боксером, и ты можешь прозакладывать свой последний доллар, что человек, бывший боксером, врать не станет.

– Валяй дальше, Дэн, – сказал сержант.

– С тех пор я ни звука не слыхал о Билли Ризе. Я думаю, они послали его в окопы и живо там обработали. – Дэн Коуэн замолчал и зажег папиросу. – Ну так вот, один из этих полицейских бежит за мной и начинает стрелять. Уж можете представить себе, как я улепетывал. Черт, у меня душа в пятки ушла! Но мне подвезло. Какой-то француз как раз трогался на своем грузовике; я вскочил на него и сказал, что за мной гонятся жандармы. Он весь так и побелел, лягушатник-то. И как запалил! Как пуля из пекла! На шоссе как раз было чертовское движение – в то время на фронте как раз шло какое-то дурацкое наступление или еще что-то. Так я и добрался до Парижа. И тут все сошло бы гладко, если бы я не встретился с Джейн. При мне было еще почти пятьсот франков, и мы с ней здорово повеселились. Только однажды отправились мы обедать в Кафе-де-Пари – оба мы были уже немного того, подшофе, – и у нас не хватило денег, чтобы заплатить по счету. Джейн побежала доставать деньги, но пока она ходила, полицейский застукал меня, и тут уж вышла чертовская история… Ком-при? Они посадили меня в Бастилию, теплое местечко… Затем отослали меня в какой-то проклятый лагерь, ткнули мне ружье, заставили неделю учиться, а в конце концов набили целый поезд все такими ребятами, вроде меня, и отправили на фронт. Бедняжке Дэниелу чуть не пришел тут конец. Но когда мы стояли в Витри-ле-Франсуа, я выбросил свою винтовку в одно окно, сам выскочил в другое, поймал парижский поезд, приехал и доложил в штабе, как я сломал машину, попал в Бастилию и все, что было дальше. Они чертовски обозлились на полицию и послали меня в мою часть. Все шло хорошо, пока меня не вызвали обратно и не откомандировали в этот проклятый лагерь. А теперь я не знаю, что они со мной сделают.

– Черт возьми!

– Это великая война, сержант, говорю вам. Это великая война! Я не жалею, что участвую в ней.

Кто-то распевал на всю комнату:

Бон суар, ма шери,Коман алле ву?Вуле вуКуше авек муа?

– Ну, я должен убираться отсюда, – сказал Дикий Дэн через минуту. – Меня ждет здесь одна цыпочка. Свидание. Компри? – Он встал и пошел, пошатываясь и напевая.

Народу стало меньше. Мадам отложила свое вязание, и Мари с пухлыми, белыми руками села рядом с ней, откинув голову назад и опираясь на бутылки, которые поднимались ярусами за ее спиной.

Фюзелли не отрывался от одной из дверей в конце стойки. Посетители кафе то и дело открывали ее, заглядывали и закрывали снова с каким-то особенным выражением на лицах. Время от времени кто-нибудь улыбаясь открывал ее и проходил в следующую комнату, обтирая ноги и тщательно закрывая за собой дверь.

– Послушайте, что это у них там? – сказал старший сержант, пристально смотревший на дверь. – Необходимо расследовать, необходимо расследовать, – прибавил он пьяным голосом.

– Не знаю, – сказал Фюзелли. Шампанское шумело у него в голове, как муха у оконного стекла. Он чувствовал себя очень смелым и сильным.

Старший сержант нетвердо поднялся на ноги.

– Капрал, посмотрите за порядком, – сказал он и направился к двери. Он немного приоткрыл ее, заглянул, многозначительно подмигнул своим друзьям и проскользнул туда.

Капрал последовал за ним. Он воскликнул: «Ах, провались я на этом месте!» – и вошел, оставив дверь открытой настежь. Через минуту ее закрыли изнутри.

– Пойдем, Билли, посмотрим, какого черта они там нашли, – сказал Фюзелли.

– Ладно, старина, – сказал Билли Грей.

Они подошли вдвоем к двери. Фюзелли открыл ее, заглянул внутрь и с легким свистом пропустил дыхание сквозь зубы.

– Ну и черт! Входи, Билли! – сказал он, хихикая.

Маленькая комната была почти целиком занята обеденным столом, покрытым красной скатертью. На каменной доске над пустым очагом стояли подсвечники; болтающиеся хрустальные подвески сверкали красными, желтыми и пурпурными огнями при свете лампы, горевшей перед треснувшим зеркалом, которое можно было принять за окно в другую, более темную комнату. Бумага отставала от сырых стен. Воздух в комнате был пропитан могильным запахом сырой штукатурки, которого не могли заглушить даже испарения пива и табака.

– Взгляни-ка на нее, Билли, разве не тонкая штучка? – прошептал Фюзелли.

Билли Грей что-то буркнул.

– Послушай, как ты думаешь, та Джейн, с которой этот малый кутил в Париже, была вроде этой?

В конце стола, опираясь на локти, сидела женщина с вьющимися черными волосами, которые торчали во все стороны на ее голове. У нее были темные глаза и красные, немного припухшие губы. Она с некоторым вызовом смотрела на мужчин, стоявших у стен и сидевших за столом.

Мужчины молча смотрели на нее. Большой человек с рыжими волосами и тяжелой челюстью, сидевший рядом с ней, старался придвинуться поближе. Кто-то так сильно стукнул по столу, что бутылка и рюмки, собранные на середине, зазвенели.

– Неряха она, вот что. У нее стриженые волосы, – сказал человек, сидевший рядом с Фюзелли.

Женщина сказала что-то по-французски. Только один человек понял это. Его смех глухо прозвучал в тихой комнате и внезапно оборвался. Женщина с минуту внимательно рассматривала окружавшие ее лица, потом пожала плечами и начала разглаживать ленту шляпы, которую она держала на коленях.

– Как она попала сюда, черт побери? Я думал, что военная полиция выжила их из города, как только появилась здесь, – сказал один человек.

Женщина продолжала дергать свою шляпу.