Исаак Башевис-Зингер - Сатана в Горае. Повесть о былых временах Страница 14

Вечером в доме Рейхеле собираются девушки. Пол посыпан желтым песком, горят сальные свечи. Лекарь с сыном играют на скрипках, им подают бумажные деньги. Рейхеле сидит во главе стола, наряженная в белое шелковое платье, увешанная взятыми взаймы украшениями. На шее — тяжелая золотая цепь. В недавно проколотых мочках — длинные серьги с тусклыми камнями, потемневшие от древности. Две девушки, совсем юные, сидят по бокам невесты. Они должны охранять ее, не отходя ни на шаг. Свадебного шута в Горае не нашлось, вместо него — кривой бедняк сапожник Дудя. Он стоит у двери, испуганный, бледный, и что-то невнятно бормочет, будто хочет не развеселить, а нагнать тоску. Зрячий глаз сапожника таращится, другой, с бельмом, дрожит, словно кому-то подмигивает. Дудя показывает, как плачет старуха: закрывает лицо черными как сажа ладонями и блеет, как коза. Девушки толкаются локтями, хихикают, начинают танцевать то один танец, то другой, подбирают подолы, словно переходят вброд речку, холодно смотрят друг на друга, будто незнакомы. Когда их угощают, они долго ломаются, прежде чем взять со стола кусочек пряника или попробовать вишенку из варенья. Одни возмущаются, что сапожник не веселит гостей, как положено шуту на свадьбе, другие посматривают на сына лекаря, музыканта, одетого в нелепый женский кафтан и плюшевую шапку с наушниками. Он втихаря отпускает шутки, девушки ругают его, украдкой крутят у виска пальцем, смеются.

— Как неприлично! — говорят они и бросаются друг другу в объятья.

Рейхеле промокает глаза платочком. Ей вспомнился отец, реб Элузер, убитый где-то в странствиях и даже не похороненный по закону Израиля. Она грустит, что не смогла съездить во Влодаву, на могилу матери, и пригласить ее по обычаю на свадьбу. Вдруг начался переполох. Мужчины привели жениха, их шаги и голоса слышны на крыльце. Девушки пытаются запереть дверь, но она с грохотом распахивается, и гости стремительно входят в дом. Комната полна народу. Чтобы жениху, реб Иче-Матесу, не пришлось пройти между женщинами, их локтями оттирают к стене, освобождают дорогу, кричат:

— В сторону, в сторону! Пропустите!..

— Девушки, по домам!

Женщины поднимают визг, недовольные таким произволом. Входит реб Иче-Матес в рыжем тулупе до пола, в собольей шапке, сползающей на глаза. Борода от мороза побелела, как у старца, в тепле с нее падают капли. Прежде чем покрыть невесте голову, он долго читает молитву. Рейхеле чуть-чуть всплакнула. Когда ей покрывают голову, со всех сторон начинают бросать изюм и миндальные орехи, гостьи всхлипывают, сморкаются, утирают глаза. Маленький сапожник у двери встает на цыпочки, чтобы его заметили, и уныло тянет:

Злодей Хмельницкий гнал нас и мучил,Казаки резали детей, мужчин убивали,Женщинам вспарывали животы, кошек туда зашивали,Горько плачем мы и просим:Отомсти же им за рабов Своих!..

Как часто бывает на свадьбах, одна из женщин вдруг падает в обморок, ей брызгают в лицо водой. Завопил мальчишка, которого ненароком чуть не раздавили. Кто-то опрокинул бочку, кто-то разбил горшок. Сейчас жених поведет невесту к балдахину, который установили между синагогой и старым кладбищем. Весь синагогальный двор усеян холмиками. Здесь православные и татары закопали детей из хедера, которые предпочли мученическую смерть крещению или рабству. Жених надевает белый, как саван, халат и такую же белую шапку: в этот день надо вспомнить о смерти. Голова жениха посыпана пеплом, он стоит под балдахином, спрятав лицо в платок. Те, кто держит стойки, пританцовывают от холода, дышат на окоченевшие пальцы. Стало тихо. Мальчишка-сорванец пробует сзади кольнуть реб Иче-Матеса спицей, которую он стащил у бабки. Глубоко воткнул он спицу в тело жениха, но тот, кажется, ничего не чувствует. Он даже не вздрогнул, и у парня опускаются руки. Долго длится ожидание. Сквозь дыры в кладбищенской ограде глядят обломки древних, повалившихся друг на друга надгробий. Сейчас начнется веселье. Приближаются, дрожа, красные огоньки свечей. Лекарь с сыном заиграли свадебный марш. Ведут невесту. Девушки в белом, со свечами в руках, расступаются, чтобы ее пропустить. Лицо невесты скрыто вуалью. Рейхеле хромает сильнее, чем обычно, провожатые чуть ли не несут ее. Свадебную церемонию проводит саббатианец Лейви, младший сын реб Бинуша. Лейви бледен от мороза и страха, как бы его не постигло наказание за то, что он, а не старший сын Ойзер, занял место отца. Узкий стаканчик дрожит в руке, вино проливается на пальцы, когда он, растягивая слова, говорит:

— Благословен Ты… Который повелел нам не совершать кровосмешения, и запретил нам тех, с кем мы обручены, и разрешил их нам, когда они станут нашими женами… Благословен Ты… освящающий народ Свой…

Глава 2

ПОСЛЕ СВАДЬБЫ

Уже три ночи миновало после свадьбы, а Рейхеле так и не стала женщиной. С утра пораньше, как только реб Иче-Матес уходит в синагогу, соседки заявляются к молодой жене разузнать, соединилась ли она со своим мужем. Рейхеле смущается, прячется под одеялом, но она ведь сирота, у нее нет матери, которая бы за всем приглядела. И женщины стаскивают одеяло, сосредоточенно осматривают рубашку и простыню, будто выполняют великую заповедь. И каждый раз спрашивают:

— Так и не ложился с тобой?

— Опять ничего не было?

Каждая собака в местечке знает об этом. Пол-Горая уже посмеивается над реб Иче-Матесом. От стыда он молится в синагоге за печкой, закрывает лицо талесом, чтобы не слышать насмешек черни. Сторонники пытаются ему помочь. Благочестивый реб Гудл приводит реб Иче-Матеса к себе домой, кормит его жареным чесноком и горохом без соли, чтобы придать сил. Нейхеле поучает девушку, как пробудить в муже желание. По обычаю, положено провожать молодых в постель до тех пор, пока они не станут мужем и женой. На вечернюю трапезу собирается вся компания. Женщины тоже приходят. Рейхеле, от смущения красная, будто ей надавали пощечин, сидит в белом подвенечном платье и украшениях, ведь она все еще невеста. Сапожник-шут пытается развеселить гостей. Чтобы расшевелить их, он даже позволяет себе несколько сальных шуток. Реб Иче-Матес, в атласном кафтане, то и дело утирает платком пот с горящего лба. Он едва пробует яства, которые ему подносят, глотает с отвращением, через силу. Видно, что куски застревают у него в горле. Когда с ним заговаривают о супружеском долге, он кивает головой, моргает своими рыбьими глазами и мямлит:

— Ну да… Конечно…

Днем к нему посылают ешиботников, чтобы они его приободрили. Гости загадывают друг другу загадки, играют в волка и козу, в шахматы и даже в кости. Одни показывают свое мастерство в каллиграфии, другие лепят из хлебного мякиша зверей и птиц. У кого есть голос, поют, прочие упражняются в остроумии. Есть и те, кто силен в светских науках. Они рассказывают о былых войнах, о которых прочитали в «Йосипоне»[26], о чудных обычаях герцогов и рыцарей, о польском князе Вишневецком, защитнике евреев, который сажал на кол казаков. С удовольствием рассуждают о люблинских ярмарках, где можно купить редчайшие книги и рукописи, золото и драгоценности, куда съезжаются богатейшие люди Польши и Литвы, Германии и Чехии, чтобы найти женихов своим дочерям. Кто-то даже принес скрипку, немного поиграл. Реб Иче-Матес сидит среди парней, усталый, безучастный, смотрит куда-то в сторону поверх голов. Время от времени выдергивает из бороды волосок, подносит к глазам, задумчиво изучает его и кладет между страницами «Зогара». В конце концов роняет голову на грудь и сидя засыпает. Его руки бессильно висят вдоль тела, бледный нос будто не дышит. Гости расходятся, посмеиваясь в кулак. Вечером реб Иче-Матеса вызывают на суд, твердят ему:

— Как же так, реб Иче-Матес?! «Плодитесь и размножайтесь!» Это ж основа основ!..

Кровати поставили в пустой комнате, печки там нет. Прежде чем раздеться, реб Иче-Матес дольше часа читает молитву по обычаю, установленному Ари, кается, сухим кулачком с силой бьет себя в грудь, рыдает горькими слезами. Потом долго выписывает круги по комнате. Рейхеле уже лежит в постели, ждет, пытается приободрить его ласковыми словами, как ее научили женщины. На улице завывают собаки, смолкают, начинают снова, будто великая тоска терзает их собачьи души, и Рейхеле знает, что по городу ходит ангел смерти. Ветер стучится в ставни, тянет холодом. Свечка коптит, еле светит и наконец догорает, становится темно. Реб Иче-Матес все бормочет и неслышными шагами ходит из угла в угол, будто что-то ищет. Рейхеле кажется, что, кроме него, в комнате есть кто-то еще, невидимый, осторожный. Волосы девушки начинают шевелиться от страха, она с головой накрывается одеялом. Но вот реб Иче-Матес тихо подходит к кровати. Его тело холодно как лед, оно пахнет водой миквы и мертвечиной. Он греет у нее на груди закоченевшие руки, колется бородой, стучит зубами, дрожит так, что поскрипывает кровать. Колени у него острые, ребра выступают, как обручи на бочке. Вдруг он хрипло, по-детски испуганно шепчет: