Кнут Гамсун - Бенони (пер. Ганзен) Страница 14

Брамапутра спросила сверху изъ-за чего они ссорятся. Какъ только у Свена оказался стоющій вниманія свидѣтель, задора въ немъ еще прибавилось, и онъ подступилъ съ кулаками къ самому носу работника:- Ежели ты сейчасъ же не уберешься, я тебѣ нагрѣю уши!

Брамапутра спустилась совсѣмъ внизъ, — безстрашная, курчавая и любопытная. — Да вы совсѣмъ спятили! — сказала она.

— А ты напрасно такъ поддаешься, — предостерегающе обратился къ ней работникъ. — Смотри, Оле твой вѣдь только въ отлучкѣ; небось, вернется.

Свенъ только взглянулъ, и видно было, что ему недолго перейти отъ словъ къ дѣлу: — Что ты сказалъ? — спросилъ онъ.

— Ничего, — отвѣтилъ работникъ, — я не стану много разговаривать, а возьму да вышвырну тебя вонъ!

Брамапутра вмѣшалась въ дѣло, продѣла свою руку подъ локоть работника и оттащила его въ сторону. — Будетъ вамъ! Есть изъ-за чего! — сказала она. — Сегодня же Пасха и все такое… Пойдемъ лучше со мной!

И работникъ пошелъ съ ней въ людскую.

Свенъ остался въ сѣняхъ, насвистывая и раздумывая. На самомъ дѣлѣ на умѣ у него была не Брамапутра, а Элленъ Горничная. Онъ видѣлъ ее нѣсколько разъ, шутилъ съ ней и оказывалъ разныя маленькія любезности. «Ну, да, вѣрно, она придетъ послѣ», подумалъ онъ и тоже двинулся въ людскую. Вотъ тогда-то онъ и поднялъ тамъ возню, принялся пѣть и выкидывать разныя штуки. А Элленъ Горничная, дѣйствительно, пришла, немного погодя, и осталась до поздняго вечера. Да, не будь Пасха, пожалуй, сразу пустились бы въ плясъ.

Въ самый разгаръ веселья вошелъ Маккъ съ письмомъ въ рукахъ. Въ людской сразу наступила мертвая тишина, и каждый пожелалъ очутиться гдѣ-нибудь подальше, — такое почтеніе внушалъ къ себѣ старый хозяинъ. Но Маккъ даже не поглядѣлъ по сторонамъ; ему не къ лицу было показаться передъ слугами мелочнымъ придирой.

— Вотъ, передай это письмо Гартвигсену, — сказалъ онъ только, обращаясь къ Свену.

Тотъ взялъ письмо, поклонился, какъ слѣдуетъ, и сказалъ, что передастъ непремѣнно.

Маккъ повернулся и вышелъ.

Съ минуту еще длилась тишина, а тамъ опять пошло веселье, да еще пуще прежняго, — у всѣхъ какъ будто отлегло на сердцѣ. Еще бы! Самъ Маккъ былъ тутъ, — вонъ онъ гдѣ стоялъ, а говорилъ словно одинъ изъ нихъ. Ахъ этотъ Маккъ!

Свенъ закричалъ:- Давайте споемъ: «Ой вы, сорозскія дѣвушки красныя!» Да хорошенько подтягивайте! Не забудьте, что послѣ каждаго стиха, какъ только я кончу, вы всѣ должны подхватывать хоромъ, этакъ скороговоркой: ой вы, сорозскія дѣвушки красныя! Такъ меня учили. Ну, я затягиваю…

— А не поплясать ли намъ кстати? — разошлась Брамапутра. Въ ней словно бѣсъ сидѣлъ.

Старшій работникъ зловѣще процѣдилъ:- Да, да, Оле твой пока на Лофотенахъ, но…

— Ну, и цѣлуй меня со своимъ Оле! — отвѣтила Брамапутра, такъ и извиваясь передъ нимъ со своими кудряшками. Ужъ больно ее разбирала охота поплясать.

Работникъ размякъ, поглядѣлъ на нее и промолвилъ:- Да, не будь Пасха…

— Ну, и цѣлуй меня со своей Пасхой! — опять бросила ему Брамапутра.

Тогда работникъ не вытерпѣлъ, выступилъ на середину комнаты и принялся кружить Брамапутру. А онъ былъ молодецъ плясать, не изъ слабосильныхъ. Послѣ нихъ вышли Свенъ Дозорный съ Элленъ Горничной, а за ними еще двѣ пары. Послали за парнемъ съ гармоникой, и наладилась заправская вечеринка; всѣмъ было весело. А двое сѣдыхъ призрѣваемыхъ, Фредерикъ Менза и Монсъ, сидѣли въ углу и глядѣли на все, словно два бездыханныхъ тѣла съ того свѣта. Время отъ времени они болтали другъ съ другомъ, спрашивали и отвѣчали, словно въ этомъ и впрямь была какая-нибудь надобность. Да, они выжили изъ ума, но на веселый ладъ, какъ заправскіе архиплуты. Имъ, пожалуй, чудилось, что горница изловила всѣхъ этихъ людей и кружитъ ихъ, вотъ они порой и хватали своими безпомощными руками воздухъ, чтобы привести горницу въ повиновеніе.

А Свенъ Дозорный съ Элленъ Горничной куда дѣвались? Они улизнули въ укромный уголокъ и шушукались тамъ. Онъ два раза обнялъ и поцѣловалъ ее. Ахъ, какая у нея была тоненькая талія! И какое милое имячко! И вся она была такая славненькая!.. И стоило ему шепнуть ей пару нѣжныхъ словъ, какъ и у нея глаза заискрились, и она тоже влюбилась въ него. Ахъ, въ ней все было прелестно! — У тебя такія маленькія холодныя ручонки, — такъ славно взять ихъ въ свои и согрѣвать… — сказалъ онъ. — А какое легкое имячко Элленъ; совсѣмъ датское имя!

Какъ они были молоды и какъ влюблены оба!

На другой день Свенъ Дозорный отправился обратно на Лофотены.

XII

Молодой Аренценъ предпринялъ далекій путь. Вставъ спозаранку, онъ около полудня добрался уже до середины общественнаго лѣса, по дорогѣ въ сосѣдній приходъ. Шелъ онъ пѣшкомъ; была суббота; погода стояла мягкая.

Что такъ всколыхнуло ученаго человѣка? По какой причинѣ молодой Аренценъ, этотъ избалованный шалопай, столь не любившій себя безпокоить, вдругъ взялъ на себя такой трудъ? Богъ его знаетъ! Самъ-то молодой Аренценъ, впрочемъ, говорилъ себѣ, что имѣетъ въ виду дѣловые интересы. Развѣ не посѣщалъ онъ по воскресеньямъ свою приходскую церковь ради обновленія знакомствъ? Ну вотъ, а завтра, по той же причинѣ, пойдетъ въ сосѣднюю. У молодого Аренцена было на умѣ утверждать законъ и право не въ одномъ своемъ приходѣ. Но вѣдь до весны не на что было расчитывать, — всѣ мужчины на Лофотенахъ, и всѣ рыбацкія селенья безъ денегъ. Изъ-за чего же онъ хлопоталъ сегодня?

Молодой Аренценъ сбилъ снѣгъ съ пня и устроилъ себѣ сидѣнье. Потомъ закусилъ изъ походной сумки и здорово хлебнулъ изъ бутылочки. Хлебнулъ онъ и еще, и еще, пока не опорожнилъ бутылки; тогда онъ швырнулъ ее далеко въ снѣгъ. «Вотъ котомка-то и полегче стала — безъ бутылки», подумалъ молодой Аренценъ. О пустой бутылкѣ онъ не жалѣлъ, — у него была въ запасѣ полная.

А какъ славно, какъ тихо въ лѣсу и въ полѣ въ такой вотъ зимній день! Совсѣмъ не скучно побывать тутъ разокъ; напротивъ, даже преинтересно, — именно разокъ.

Чу! Молодой Аренценъ поднялъ голову и сталъ вглядываться, — ему послышались шаги. Да, навстрѣчу идетъ кто-то… Вотъ такъ удача! Роза!

Они поздоровались, оба пораженные встрѣчей.

— Ты къ намъ? — спросилъ онъ.

— Да. А ты къ намъ?

— Я въ своихъ интересахъ… Мнѣ нужно завести знакомства въ разныхъ приходахъ.

Роза тоже сочла нужнымъ объясниться: — А я въ Сирилундъ. Я еще не гостила тамъ въ нынѣшнемъ году.

Но по мѣрѣ того, какъ первое удивленіе отъ неожиданной встрѣчи проходило, каждому становилось все досаднѣе, что вздумалось пуститься въ путь какъ разъ сегодня. И какъ это они не могли удержаться подольше! Ну, да Розѣ-то еще было не такъ неловко: всѣмъ извѣстно, что она еще со временъ Эдварды, когда сама ходила въ коротенькихъ платьицахъ, то и дѣло гостила въ Сирилундѣ. А вотъ молодому Аренцену было ужасно обидно… Ну что бы ему переждать денекъ — хоть до завтра! Однако, онъ былъ не таковскій, чтобы не выпутаться.

— Я собственно расчитывалъ, что ты уйдешь изъ дому какъ разъ сегодня, — сказалъ онъ.

— Да?

— Потому и пошелъ. Я нарочно все приноравливался — попасть къ вамъ въ церковь, когда тебя не будетъ.

Прозрѣла она или нѣтъ его уловку, но разсмѣялась и поблагодарила.

— Я смекнулъ, что тебѣ не любо… Вотъ и хотѣлось угодить тебѣ разокъ.

— Что-то ты ужъ больно серьезенъ сталъ, — подозрительно сказала она. — По-твоему, это красиво, что ты норовишь придти къ намъ, когда меня нѣтъ дома?

Но и старому притворщику становилось уже не по себѣ подъ личиной серьезности. — Если ты принимаешь это такъ, то я лучше поверну и пойду съ тобой, — объявилъ онъ.

Они прошли рядомъ нѣсколько шаговъ…

— Нѣтъ, — сказала она, — тогда ужъ лучше поверну я. У меня вѣдь нѣтъ тамъ никакихъ дѣловыхъ интересовъ.

И они опять повернули и направились въ приходъ Розы.

Они шли и перебрасывались словами, ни въ чемъ не прекословя другъ другу. Но вотъ, молодой Аренценъ сталъ ослабѣвать отъ добрыхъ глотковъ изъ бутылки.

— Ступай себѣ… У меня что-то попало въ сапогъ, — сказалъ онъ, отставая.

Роза прошла немножко и пріостановилась. Онъ догналъ ее легкими шагами, какъ заправскій танцоръ, и отпустилъ какую-то шуточку насчетъ хромоногихъ. Потомъ вдругъ сразу накинулся на нее съ вопросомъ: продолжаетъ ли она состоять въ невѣстахъ почтаря Бенони?

Да, продолжаетъ. И ни слова объ этомъ.

— Ты же знаешь, что это блажь?

Она какъ будто собиралась огрызнуться, но почему-то прикусила языкъ, напустивъ на себя видъ благонравной барышни. — Гы, — только промолвила она. Въ глубинѣ души она, пожалуй, была согласна съ нимъ

Они усердно шагали дальше. Вотъ и два часа, вотъ и три; на скалахъ становилось свѣжо; на небѣ начали поблескивать звѣзды. Молодой Аренценъ опять понемножку заводилъ разговоръ. По правдѣ сказать, онъ опять ослабѣлъ; на бѣду онъ зарядился съ утра, — теперь оставалось только продолжать подкрѣпляться. Пьяницей онъ не былъ, а кутнуть былъ не прочь и полагалъ, что въ дорогѣ не худо выпитъ… Вотъ и четыре часа; дорога пошла подъ гору; въ лѣсу становилось теплѣе; земля чернѣла…