Кантата - Николай Журавлев Страница 14

Друг: Тебе ли меня за это попрекать?

Пушкин молча смотрит куда-то вдаль. Друг подходит к нему, кладёт руку на плечо.

Друг: Даже если всё  закончится хорошо, тебя всё равно направят в новую ссылку. Дантес обласкан при дворе, об этом быстро донесут императору.

 Пушкин: Ничего страшного. Если мне это суждено, то я вынесу всё.

Друг: Я не понимаю тебя, Саша. Ты как будто знаешь, что идёшь на верную гибель, и смирился с этим.

Пушкин: Я, скорее, примирился.

Друг: С кем? С Дантесом?

Пушкин: С собой.

Друг: Александр, ты – безумец…

Пушкин: Все мы немного безумцы в чём-то. Все… немного… безумны…

Друг: Да, но только вот ты у безумцев – предводитель! Я правильно понял, что ты не собираешься отказываться от дуэли?

Пушкин: Чему быть – того не миновать.

Друг: Заладил тоже: «Дело чести, дело чести». Честь сегодня есть – завтра нет.

Пушкин (холодно и твёрдо): Я уже всё тебе сказал (берёт в руки перо и лист). Если тебе больше нечего ответить, то, пожалуйста, уходи.  Я хотел бы заняться текстами.

Друг: Что ты сейчас пишешь?

Пушкин: «Евгений Онегин». Последняя глава, она у меня никак не идёт. Я отказался от этой идеи, но никак не могу выкинуть её из головы.

Друг (садится на стул): Ничего, вернёшься с дуэли и завершишь начатое. Потом напишешь ещё стихи в очередной ссылке… после.

Пушкин (улыбается): Да, так и будет.

Друг берёт пальто, надевает его, уходит. Возле самой двери оборачивается.

Друг: Я буду молиться о том, чтобы всё было хорошо.

Пушкин: Я буду весьма благодарен тебе за это. До встречи.

Друг уходит, Пушкин остаётся один, начинает писать. Бьют часы. Пушкин кладёт перо на стол, начинает одеваться (надевает свой плащ, шляпу), в одновременно декламируя свои стихи:

И долго тем любезен буду я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я свободу

И милость к падшим призывал.

Уходит.  Слайд сменяется на чёрную речку. Звук выстрела. Слышен крик: «Пушкин ранен!» Затемнение.

Слово о забытом.

сценарий

Москва, 1955 г.

Мария Ильина, женщина 53 лёт, разбирает старый шкаф. Среди старинных книг, в одной из них, она видит потрёпанную тетрадь с надписью на обложке «В начале пути». Она открывает её и начинает читать. За кадром звучит голос автора стихов:

Забудь меня, не вспоминай:

Мои стихи сотрутся из тетради.

Не вспомнят – пусть… Да Бога ради!

Невелика моя печаль.

Пусть благодарные потомки

Восхвалят в будущем иных певцов,

А нам достанутся обломки

И вялые листы с лавровых их венцов.

Не вспоминай, не надо, я прошу!

Так будет меньше горечь расставанья

С тем, кто когда-то к алтарю

Искусства шёл со скромным подаяньем.

Во время чтения камера приближается к написанным в тетради стихам.

Кадр сменяется.

Москва, 1918 г., октябрь. Невысокий дом на одной из улиц. Чердак, заставленный старой мебелью. Стоит стол, одна ножка которого шатается, под неё положили несколько тетрадей. Возле стола стоит два обшарпанных стула. На столе – чернильница, чистые и исписанные листки, книги, старые газеты. Возле окна стоит небольшой буфетный шкаф. В нём стоит две тарелки, одна – с отколотой кромкой. Валяются две вилки и одна ложка. В шкафу также стоят книги. Рядом с одной из стен – кровать, матрас на которой свёрнут. Второй матрас лежит также свёрнутым рядом на полу.

Заходит безымянный поэт, одет в полупальто и шляпу. Снимает верхнюю одежду, бросает пальто на диван, подходит к столу, кладёт на него шляпу. В ворохе бумаг ищет газету. Задевает шляпу, та падает на пол. Поэт поднимает её, кидает в сторону кровати. Шляпа летит мимо, падает на пол. Поэт этого не замечает, продолжает рыться в бумагах и газетах. Наконец, находит нужный ему номер газеты, раскрывает его и подходит к окну, чтобы прочесть.

Поэт: Публикуем отрывок из новой поэмы советского поэта Ивана Непомнящего "Советская Русь"…

Некоторое время читает газету, затем комкает и кидает под кровать.

Поэт:

Поэты есть, а есть и те,

Кто просто рифмами владеет.

И пишет он-то как умеет –

Малоизвестный грамотей!

Входит девушка, Анна. Поэт смотрит на неё и заканчивает декламировать:

И рядом с Пушкиным себя

Он мнит великим и могучим,

На самом деле же от тучи

Он лишь вчерашняя роса!

Анна, не снимая верхней одежды, поднимает шляпу, отряхивает её и кладёт аккуратно на стол, затем подходит к поэту. Он в этот момент роется в бумагах, пытаясь найти чистый лист. Не находит, выдирает один из тетради.

Анна: Ты опять зарос грязью…

Поэт: Ерунда. Тут опять опубликовали этого Непомнящего, черти…

Анна: И как тебе?

Поэт: Бред. Полная околесица, а не стихи. Почему его печатают, скажи мне? Проходимец, а не поэт! Прикрывается советской властью, народом, но прочитав его стихи, народ покроет коммунизм таким матом, что уши завянут.

Поэт берёт ручку и стоя начинает писать на выдранном листке.

Поэт: Напишу письмо к своим, передашь на почту?

Анна: Передам. А деньги?

Поэт пишет на листке: Там, в пальто, во внутреннем кармане…

Анна подходит к кровати, осторожно берёт пальто, начинает искать деньги, не находит. Поэт тем временем заканчивает письмо. Протягивает листок девушке.

Поэт: Вот, держи.

Анна рассеяно, глядя куда-то в сторону: Денег нет…

Поэт отдаёт ей письмо, подходит к шкафу, достаёт из-под одного стакана деньги, кладёт к себе в карман. Анна в это время читает письмо.

Анна: «Дорогая моя мама, всё у меня хорошо. Издатель снова отказал мне в материале, а хозяин требует за аренду. Вышли, пожалуйста…» Опять!

Анна с раздражением смотрит на поэта.

Тот не обращает внимания, садится за стол, закидывает ногу на ногу, берёт в руки перьевую ручку, крутит её в пальцах. Анна берёт стул, аккуратно садится напротив него.

Поэт: Что там в Наркомате? Ссуду дадут?

Анна: Не знаю. Зайдите позже… Рассмотрим… Я уже устала туда ходить… А как там с книгой, с твоим сборником?

Поэт: Я уже её почти закончил.

Анна: Это ты говорил месяц назад.

Поэт улыбается и разводит руками. Анна смотрит на него, потом грустно улыбается.

Поэт: Вот смотри, что мы тут надумали.

Поэт берёт пачку листов, читает: Мы, поэты и писатели, считаем необходимым создание своего собственного союза… Отделённого от всяких критиков и властей… Поскольку искусство нельзя