Сабахаттин Али - Дьявол внутри нас Страница 15

Чтобы убить время, он направился к Балыкпазары (Балыкпазары («Рыбные ряды») - район Стамбула, где велась торговля рыбой). По узким улочкам, то и дело сталкиваясь друг с другом, брели хамалы (Хамал - грузчик, носильщик), ползли повозки. Стараясь сохранить равновесие, Омер шел по скользкому тротуару, летом и зимой покрытому грязью. Вскоре он очутился на Ягискелеси. Мрачные каменные здания с железными створками полуоткрытых окон стояли так близко друг против друга, что, казалось, грозили раздавить попавшего сюда человека. От каждой лавки к водостоку в конце улицы тянулся грязный, жирный след, вязкий запах масла бил в нос, со стороны моря несло сыростью и зловонием.

Омер узнал лавку дядюшки Талиба. Она помещалась в темном подвале, и с улицы не было видно, есть ли кто-нибудь внутри. За грязными стеклами виднелись бутылки с образцами оливкового масла, недалеко от двери стояла огромная бочка, на которой от пыли и жира образовался слой липкой грязи.

«Как можно добровольно обречь себя на пожизненное заключение в этаком подземелье? - подумал Омер. - Как можно изо дня в день ходить по этой улице, без всякой надежды попасть когда-нибудь в более приятное место? Но ведь дядюшка Талиб некогда знавал и другое. Его детство и юность прошли среди садов и необозримых полей. А теперь он забился сюда, как крыса, и ждет. Чего? Смерти… Увы, мы лишены возможности выбрать себе место по вкусу даже для ожидания смерти».

На улице стало безлюдно, и Омеру показалось, что он опаздывает на свидание. Он поспешил назад, дошел до моста и направился в сторону Бейоглу.

X

Было еще только четыре часа, и когда Омер подошел к консерватории, он не знал, что делать. Они не договорились с Маджиде ни о времени, ни о месте встречи. Ждать у дверей или войти и спросить? Но когда? По окончании занятий? А в котором часу кончаются занятия?..

«Вечно я извожу себя из-за всяких мелочей! - по обыкновению начал он рассуждать сам с собой. - У меня язык не повернулся сказать ей, как обычно говорят, назначая свидание: встретимся в таком-то месте, в таком-то часу. А теперь я простою здесь, как дурак, и все будут пялиться на меня, отпускать шуточки. Но, по-моему, следует обдумывать лишь самое главное, детали же должны улаживаться сами собою. Так должно быть, если в жизни есть хоть какая-нибудь логика. Интересно, неужели еще кто-нибудь на свете ломает себе голову над подобной чепухой? И при этом, не стыдясь, считает себя умным человеком…»

Омер решил войти в здание. Поднявшись по ступеням, он попал в довольно широкий коридор. До его слуха донеслись звуки различных инструментов. Юноши и девушки проходили мимо него, с футлярами и нотными папками в руках. Омер подошел к небольшой группе девушек.

- Я ищу студентку Маджиде-ханым. У кого можно узнать, где она?

Девушки понимающе усмехнулись.

- Какую Маджиде? - спросила одна из них. Омер долго и подробно описывал, какую именно

Маджиде; наконец девушки сказали, что не знают такой, и ушли. Омер принялся искать служителя. Но тут дверь одной из аудиторий за его спиной распахнулась, и он обернулся, словно его дернули за руку. К нему быстрым шагом приближалась Маджиде.

- Вот вы где! Я узнала вас по голосу. Вы меня искали?

Омер заглянул ей в глаза. Не раздумывая и сам удивляясь собственной храбрости, он спросил:

- А вы ждали меня?

Девушка, не отводя взгляда, грустно кивнула.

- Да.

Она протянула Омеру руку, и так они стояли

некоторое время. Руки у обоих были холодны как лед.

Одновременно у них вырвалось одно и то же слово:

- Пойдемте.

Они направились к лестнице. Маджиде взяла Омера под руку точно так же, как утром, и не отпускала его руки, хотя шла на ступеньку позади. Некоторое время они молча шагали по улице. Омер испугался, что снова наступит такое же неловкое и бессмысленное молчание, как утром, и пробормотал:

- Я должен был вам кое-что сказать!

- Да.

Маджиде бросила на него взгляд, который не придавал ему смелости. Светло-каштановые волосы свесились ему на лоб, касаясь оправы очков. Он был симпатичен ей, как серьезный малый ребенок.

Девушка отвернулась.

- Да, - снова повторила она. Поколебавшись еще мгновение, Омер произнес:

- Когда вчера утром на пароходе я подошел к вам, я не заметил, что с вами была моя тетушка.

Маджиде пристально взглянула на него. Она не понимала, к чему он клонит. Омер спросил:

- Рассказать вам все? Не пугайтесь. Все - это не так уж много. Но я непременно хочу сказать вам все. И немедленно… Если я не скажу сейчас, боюсь, в другой раз у меня недостанет смелости. Вы, по-моему, человек прямой. Я уверен, вы не станете хитрить или превратно толковать мои слова. Как бы банально и по-ребячески они ни звучали, вы проникнете в их истинный смысл.

Он принужден был остановиться. Маджиде смотрела на его округлые щеки, влажные губы. Его густые брови как будто сплелись с падавшими на лоб волосами. Взгляд у него стал беспокойный, казалось, в глазах его отражались встрепанные пряди волос. Девушка понимала, как для него мучительны эти попытки высказаться, как он далек от мысли обмануть ее. И она почувствовала, что, помимо воли, начинает таять лед, сковавший в ее душе все добрые, теплые чувства. Она поддалась тому неудержимому порыву, который вызывает в нас человек, обнажающий свою душу. Рядом с этим юношей, который мог, не таясь, не ломаясь, сбросить с себя маску и открыть все свое самое сокровенное, она почувствовала себя сильной и уверенной.

Это душевное движение приятно волновало ее, рождало светлую признательность к тому, кто вызвал его. Ей было не так уж интересно, о чем будет говорить Омер, но не терпелось поскорее услышать, как он будет изливать свои чувства и мысли, когда ему ничто не будет мешать.

- Вы очень откровенны со мной, - сказала она. Омер не понял, что она имеет в виду. Но прежде

чем он успел уточнить, Маджиде продолжила:

- Вы первый человек, который пожелал говорить со мною откровенно. И, кажется, вообще первый человек, пожелавший говорить со мной. Мне кажется, что ничего плохого вы не можете сказать. Так отчего же вы замолчали?

Омер перевел дух, как будто избежал великой опасности, и улыбнулся.

- Могу ли я сказать вам что-либо плохое? Разве это так уж плохо, если я скажу вам, что полюбил вас, полюбил без памяти, так, что готов умереть? Не пугайтесь, возможно, ваш слух не привык к таким словам. Но только слух. Вы можете не признаваться в этом себе, но вашей душе мои слова не чужды. Вот видите, вы не закричали, не убежали от меня. Ваше лицо не выражает презрения. Вы понимаете меня! Видите мою душу до дна, до самых заветных тайников, и она не кажется вам чужой… Не так ли? Я не прошу ответа… Я лишь хочу, чтобы вы меня слушали. Я понимаю, как странно вам слышать подобные слова от человека, с которым вы лишь вчера познакомились и с которым проговорили не больше двух часов… Но внутренний голос нашептывает мне, что я поступаю правильно. Никогда в жизни и ни с кем я не был так откровенен. Не смел быть. Но вам я могу довериться спокойно, с закрытыми глазами. Говорю это, не боясь ни насмешек, ни возражений. Это доверие родилось во мне в тот самый миг, когда я впервые увидел вас на пароходе. Я уже говорил, что когда подошел к вам на пароходе, то даже не заметил сидевшую рядом тетушку Эмине. Увидев вас, я уже не видел больше ничего. Я не знал вас, но несмотря на это уверенно подошел к вам. Я намеревался заговорить с вами, но тут вмешалась тетушка. Обо всем этом не нужно даже рассказывать. Хочу только одного, мучительно пытаюсь высказать только одно: я люблю вас. Знаю, слова эти повторялись миллиарды раз со дня сотворения мира, но, скажите, разве они не так же свежи, как произнесенные впервые? Они свежи и совершенны, как ничто во вселенной. Эти слова всякий раз рождаются заново, и, едва родившись, они уже само совершенство. Я люблю вас… Не пытайтесь отвечать мне. Какое это все-таки счастье - иметь кому вверить себя целиком, со всеми своими желаниями, страстями, привычками. Я вижу, вы прекрасно меня понимаете. И убежден, не сможете остаться равнодушной. Никто не может проявить равнодушие к любящему. Перед лицом этого самого удивительного в мире явления никто не обладает свободой действий. Как не в силах мы отказаться от воздуха, которым дышим, от места, которое занимаем в пространстве, так нет у нас власти отвергать даруемую нам любовь. Я люблю вас… И как люблю, о, бог мой! Если вы сейчас отрежете мне руку, я не испытаю боли. Я не представляю себе силы, которая удержала бы меня, если бы я захотел сделать что-нибудь ради вас. Даже смерть надо мной отныне не властна. Посмотрите, мимо проходят люди, большинство из них оглядывается и смотрит на нас, вернее, на меня. Хотите, я кого-нибудь убью? И если этот человек узнает, что я посягаю на его жизнь во имя любви, руки его ослабнут и он ничему не будет противиться. Видите, вы потрясены не меньше моего. Наверняка подобное случается с вами впервые. Но скажите, разве что-то вам кажется непонятным? Разве все это не было вам известно давно? Только сейчас перед вами приподнялась какая-то завеса и открылись золотые россыпи вашей души. Я убежден: для вас, так же как и для меня, исчез весь окружающий мир. Вы идете и даже не замечаете этого разбитого тротуара, улицу, толпу, вы не ощущаете веса собственного тела. Смотрите, мы уже пришли к Беязиду… Как? Когда? Мы и этого не заметили. Время остановилось для нас и смиренно подчиняется нашим с вами чувствам. Дайте мне вашу руку. Пульс ваш бьется так же часто, как мой, может быть, даже быстрее. Ваша влажная рука жжет мне ладонь. Разве вы испытали бы хоть малейшее огорчение, если бы нас сейчас не стало? Мы не желаем расставаться с жизнью, потому что у нас много неосуществленных желаний. Но в этот миг ни одно желание не привязывает нас к земле. Наши души полны до краев. Ваша рука послушно лежит в моей ладони, и от этой вашей покорности можно лишиться рассудка. Вы дрожите, как листок на тонкой ветке. Я благодарен вам за то, что вы дали мне возможность пережить это мгновение. Я благодарен жизни, случаю, тем, кто произвел меня на свет, всему и всем. Мы уже у вашего дома. Я не зайду. До тех пор, пока не увижу вас снова, я постараюсь жить памятью об этих мгновениях. Я не знаю, что буду делать. Может быть, убегу за город и вместе с зарею вернусь сюда. А может быть, сяду и буду сидеть здесь у стены, дышать воздухом, который вас окружает. Идите домой и не говорите ни слова. Каждая минута, проведенная с вами, с головокружительной скоростью приближает меня к еще большему счастью. Я боюсь. Знаете ли, такое большое и полное счастье - это уже страшно! Я боюсь упасть сейчас, вот здесь. Боюсь, что все чувства, накопившиеся во мне, взорвутся и обратят меня в прах. До свидания. Завтра утром я приду проводить вас. До свидания!