Алессандро Барикко - Гомер. Илиада Страница 15

– Гектор, послушай совета хоть раз! Ты мнишь себя не только сильнейшим, но и мудрейшим и советов знать не желаешь? Послушай меня! Битва пылает как огненный круг, и разве не видишь ты, что троянцы рассеялись в толпах врагов? Они не знают, идти им вперед или вернуться к стене. Остановись, и решим, как поступить, а иначе немногие доберутся до кораблей, где, не забывай, нас ждет ненасытный войной Ахиллес.

Он был прав. Гектор это признал. Он отошел назад, желая собрать своих лучших соратников и с ними вместе вести войско в бой, и многих из нас не увидел, – тех, кто был ранен и стену не преодолел: Дейфоба, Гелена, Офрионея. Он искал их, но не нашел, нашел лишь Париса и унрекал его, будто тот был в ответе за прочих.

– Погибли многие, Гектор, – воскликнул Парис, – погибли или ранены, но не ищи их, наше дело – сражаться, собери наши рати и веди их вперед, к кораблям. Насколько достанет нам сил, мы пойдем за тобой.

Внял ему Гектор, как внимал ранее Полидамасу, и, возглавив троянцев, снова ринулся в битву, увлекая всех нас за собой.

Я увидел, как он приближается впереди остальных, прикрывшись щитом, как колеблется на его голове сверкающий шлем. Я выступил ему навстречу.

– Ближе, ближе, храбрец! – закричал я. – Надеешься наши суда уничтожить? Но и у нас есть руки, чтобы их защитить, и руками своими мы уничтожим и вас, и ваш город. Совсем скоро ты станешь молиться о том, чтобы кони побыстрей унесли тебя прочь!

– Праздно болтаешь, Аякс, – закричал в ответ Гектор, – лживый хвастун! Этот день несет всем вам погибель. И ты погибнешь вместе с другими! Иди же сюда, тебя поджидает мое копье, оно растерзает твое белое тело, и падешь на троянской земле, став добычей собакам и птицам!

И, не дожидаясь ответа, он ударил Аякса копьем.

Он поразил меня в грудь, но не суждено мне было умереть там. Медный наконечник вонзился туда, где пересекались два толстых ремня из кожи, украшенной серебром: один от щита, а другой от меча, туда и пришелся удар. Тогда я наклонился, поднял с земли острый камень и, прежде чем Гектор успел укрыться среди своих воинов, изо всей силы метнул в него.

Камень кубарем закрутился в воздухе и ударил Гектора прямо в грудь поверх щита. Приамид рухнул на землю, как сокрушенный ударом молнии дуб.

Вопль, раздался вопль – и это был вопль ахейцев, что полетели к Гектору, желая завладеть его телом.

Но ни одному из них не удалось причинить ему вред, мы все его защищали: Полидамас, Эней, Главк, Агенор и многие другие плотной стеной сомкнули щиты вокруг Гектора. Затем я поднял его и вынес из битвы. Я добежал до стены, пересек ров и остановился лишь у его колесницы. Мы положили на нее Гектора, и возница погнал коней к долине. Подскакав к реке, мы встали. Гектор тяжко стонал. Мы положили его на землю и оросили ему лицо водой. Открыв глаза, он поднялся на колени, изо рта его хлынула черная кровь. Затем он опрокинулся на спину, и тьма снова покрыла его взор.

Увидев, что они увозят его, я понял: пора наступать. Я бросился вперед, все остальные за мной. Эта была неистовая схватка. Не так громко волны морские бьются о скалы под порывами бурного зимнего ветра. Не так громко трещит огонь, когда, вспыхнув в горной лощине, жадно пожирает лес. Не так громко воет буря в кронах высоких дубов. Не так громко, как кричали враги, устремляясь один на другого. Первым смертельную рану получил Сатний, сын Энопа; Полидамас убил Профоенора, копьем пронзив ему плечо. Я умертвил Архелоха, одним ударом снеся ему голову; Акамас поразил Промаха, мстя за него, Пенелей ударил Илионея копьем прямо в глаз, и, пройдя череп насквозь, копье вышло наружу, выхватил меч Пенелей и отрубил несчастному голову, а потом поднял копье с надетой на него головой врага и закричал:

– Троянцы, известите родителей Илионея, пусть оплачут любимого сына, ведь живым его не увидят!

Троянцы содрогнулись от ужаса. Их ряды расстроились, они озирались, ища пути к отступлению. Они ощутили себя на краю гибели. И внезапно они все побежали, и, убегая, они отдалялись от кораблей, достигнув стены, они без оглядки мчались дальше, и, лишь миновав ров, они остановились возле своих колесниц, трепеща и бледнея от страха.

Мы были подобны робким оленям, которых охотники загнали в лесную чащу, но своими громкими криками они будят густогривого льва, и при виде него сердце замирает и у них в груди.

Они думали, я мертв. И вдруг – я вновь перед ними, как дух, покинувший царство Аида, как ужасное чудо, как лев, что вот-вот пожрет их. Почти все бросились назад, к кораблям. Кроме самых сильных и храбрых: Аякса, Идоменея, Тевкра, Мериона и Мегеса. Я быстро шел им навстречу, увлекая за собой все наше войско. Мы разили их одного за другим. Стихия и Аркесилая уничтожил я сам. Медона с Иясом – Эней, Мекистезия убил Полидамас,

Эхия – Полит, Клония – Агенор, Дейоха ударом в спину сразил Парис. Пока мы снимали с убитых доспехи, ахейцы обратились в бегство. Все, даже лучшие из них. Они укрылись за стеной, но страх не оставлял их, и они мчались дальше, к самым кораблям. Я приказал своим воинам оставить доспехи убитых и на колесницах быстрее преследовать их. Путь к судам был открыт, мы могли дойти до них, не встречая сопротивления. Я вскочил в колесницу и хлестнул лошадей. Мы быстро пересекли ров, преодолели стену, что под нашим напором рухнула, словно была из песка. Я несся во главе войска и наконец увидел перед собой вдалеке корабли. Первые черные кузова, вытянутые на берег, а за ними до самого горизонта другие: корабли, корабли, корабли на песке и в море, тысячи мачт и килей, корабли, вздернувшие носы к небу, были повсюду, насколько хватало взора. Корабли. Вам не понять, что значит эта война для троянцев, не представив себе тот день, когда они появились. Больше тысячи кораблей заполнили море, что мы видели с детства, море, где появлялись суда друзей, небольшие и редкие. А теперь горизонт закрывали чудовища, пришедшие издалека, чтобы нас уничтожить. Я понимаю, какую войну я веду, когда вспоминаю тот день: я, мои братья, все юноши Трои облачились в самые дорогие доспехи, вышли из города, пересекли долину и спустились к морю, надеясь остановить их камнями. Камнями, что валялись на берегу. Мы бросали в них камни, понимаете? В тысячу кораблей камни.

Девять лет спустя эти корабли снова перед моими глазами. Только теперь они вытянуты на песок. И окружены напуганными воинами, вскидывающими руки к небу в мольбе о спасении. Разве удивительно, что я забыл о своей ране, об ударе Аякса, об усталости и о страхе? Я воззвал к своему войску, и оно налетело на корабли, словно буря, словно исполинская волна, словно мерцающий вал.

Мы пытались запалить кузова кораблей. Но ахейцы защищались стойко. Аякс, опять он, отдавал приказы воинам н подбадривал их. Стоя на корме одного из судов, он убивал каждого, кто приближался к нему. Я направил в него копье, но промахнулся. Оно пронеслось выше цели и сразило оруженосца Ликофрона. Я видел, что Аякс содрогнулся. Не оставляя сражения, он глянул на Тевкра. Тот был первым из данайских лучников. Повинуясь взгляду Аякса, он вынул из колчана стрелу, натянул тетиву лука и выстрелил прямо в меня. Я отпрянул и закрылся щитом, но туг же увидел, что тетива лопнула и стрела упала на землю, а Тевкр застыл, пораженный. Это казалось знамением богов. Добрый знак для меня, а для ахейцев зловещий. Я огляделся вокруг. Они сомкнули щиты и стояли друг подле друга, окружив корабли медной стеной. Я хотел пробить в ней брешь, но не смог найти слабого места. И тогда я ударил в доспехи, самые пышные, как лев нападает на стадо, защитить которое пастырь не в силах. Они глядели на меня в ужасе, на губах моих была пена, в висках стучало под сверкающим шлемом, они поглядели на меня и побежали, медная стена развалилась, я увидел, что они несутся к шатрам – своей последней защите. Я поднял взгляд: корабли были прямо передо мной, совсем близко. Один лишь Аякс с горсткой воинов переходил с корабля на корабль, помогая себе корабельным шестом, его крик, призывающий к бою, поднимался до неба, Я выбрал корабль с голубым носом и ухватился рукой за корму. Меня окружили ахейцы. Прошла пора стрел и копий, настало время рукопашного боя, в ход пошли мечи, ножи и секиры. Кровь лилась ручьями на землю. Вот какого боя я жаждал: не в долине, не у стен Трои, а у кораблей, столь ненавистных мне кораблей.

– Ахейцы, воины, где ваша доблесть? – взывал Аякс. Стоя на палубе, он копьем опрокидывал подбегавших противников и беспрестанно кричал: – Почему вы бежите? Некуда вам отступать, некуда спрятаться! Позади вас одно только море, ваше спасение здесь!

Он стоял прямо надо мной. Пот струился по всем его членам, он задыхался, его руки едва шевелились.

Подняв меч, я ударил его копье и отсек наконечник, в руке у него осталось лишь древко из ясеня. Я даже в шуме сраженья расслышал, как медь стукнула о деревянную палубу. И Аякс понял: это мой день и боги на моей стороне. Он отступил, наконец он это сделал: отступил. А я поднялся на корабль. И поджег его.