Сомерсет Моэм - Сотворение Святого Страница 15

— Видишь, дорогой друг, никакой вражды между нами нет. И если малыши так искренне тебя любят, неужели ты думаешь, что я могу тебя ненавидеть?

Когда они собрались уходить, граф проводил их до ворот и тепло с ними попрощался.

Наконец наступил вечер и я смог закрыться в своей комнате. Подумал, с горькой улыбкой, что именно в этот час я обычно уходил к Джулии. Но теперь наши встречи остались в прошлом. Печаль так придавила меня, что я даже не мог злиться на Джулию. Забыл об унижениях, которым она меня подвергла. Чувствовал только разбитое сердце. Не сумел сдержать слез и заплакал, уткнувшись лицом в подушку. В последний раз я плакал давным-давно, маленьким мальчиком, но этот удар лишил меня мужества, и я предался горю всей душой, ничего не стыдясь. Я потерял уважение к себе, моя судьба более не интересовала меня. Рыдания накатывали, как волны, вызывая боль, рвущую грудь, но в то же время принося облегчение. Измотанный донельзя, я заснул.

Но я знал, что происходящее со мной не скрыть, и Маттео вскоре все заметил.

— Что с тобой, Филиппо? — спросил он.

Я покраснел и замялся с ответом.

— Ничего, — все-таки выдавил из себя.

— Я подумал, что ты несчастен.

Наши глаза встретились, но я не смог вынести его вопрошающий взгляд и уставился в пол. Он подошел ко мне, сел на подлокотник кресла, положил руку мне на плечо и с любовью спросил:

— Мы же друзья, так, Филиппо?

— Да, — ответил я, улыбнувшись и взяв его руку.

— Так почему бы тебе не довериться мне?

— С удовольствием, — ответил я после паузы. Мне было необходимо выговориться, излить душу. Я отчаянно нуждался в сочувствии.

Он ласково провел рукой по моим волосам.

Еще какое-то время я молчал, а потом уже ничего не мог поделать и выложил всю историю, от начала и до конца.

— Бедняга! — пожалел он меня, когда я закончил рассказ. А потом скрипнул зубами. — Она чудовище, эта женщина!

— Мне следовало внять твоему предупреждению, Маттео, а я повел себя глупо.

— Да кто слушает советы? — Он пожал плечами. — Я и не ждал, что ты мне поверишь.

— Но теперь я тебе верю. Я прихожу в ужас, когда думаю о ее равнодушии и жестокости.

— Хорошо, что теперь все закончилось.

— Безусловно! Я ненавижу и презираю ее. Разве что мне хочется встретиться с Джулией лицом к лицу и высказать все, что я о ней думаю.

Я думал, что разговор с Маттео принесет облегчение. Я думал, что худшее позади, но ночью тоска обрушилась на меня с еще большей силой. Лежа в кровати, я стонал, не находя себе места. Чувствовал себя невероятно одиноким… родственников у меня не было, за исключением сводного брата, мальчика лет двенадцати, которого я видел считанные разы, и когда я бродил по свету, будучи изгнанником, меня постоянно преследовал демон одиночества. Иногда, не имея рядом близкого человека, я чувствовал, что могу покончить с собой. Но, влюбившись в Джулию, я громко кричал от счастья… я забыл обо всем, полностью отдавая себя пожару страсти. Все тяготы, все проблемы отступили, потому что годы одиночества закончились и появился человек, которому я мог отдать свою любовь. Я напоминал корабль, прибывающий в гавань. Паруса убирают, палубу драят, готовясь к заслуженному отдыху.

И теперь все закончилось. Господи, подумать только — мои надежды разлетелись вдребезги буквально за несколько минут! И мой корабль вместо тихой гавани попал в шторм: яркие звезды скрылись за тяжелыми облаками! На контрасте с ослепительным светом недавнего прошлого нынешняя тьма стала еще более давящей. Я застонал. Охваченный горем, вознес молитву Господу, попросив помощи. Мне не хотелось жить. Как я мог оставаться на этой земле с зияющей пустотой в сердце? Я не хотел проводить дни, и недели, и годы, пребывая в таком отчаянии. Здравый смысл подсказывал мне, что время — лучшее лекарство, но я понимал: на выздоровление уйдут годы и каждое мгновение будет наполнено страданиями! А когда я думал о том, что потерял, агония становилась невыносимой. Желаемое становилось явью, я сжимал Джулию в объятиях и говорил, прижимаясь губами к ее губам: «Как ты могла!»

Я закрывал лицо руками, чтобы в полной мере насладиться моей грезой. Я чувствовал аромат ее дыхания и легкие прикосновения ее волос. Но на какие-то мгновения. Я пытался ухватиться за ее образ и удержать его, но он исчезал, оставляя меня с разбитым сердцем…

Я знал, что ненависти к ней во мне нет. Я притворялся, что ненавидел ее, и лишь на словах. Сердцем я по-прежнему любил ее, даже еще более страстно. Меня не волновало, что Джулия показала себя бессердечной, жестокой и злобной! Меня это не касалось, при условии, что я мог сжимать любимую в объятиях и покрывать поцелуями. Я презирал ее. Я знал, чего она стоит, и при этом по-прежнему безумно ее любил. Ох, если бы она вернулась ко мне! Я бы с готовностью забыл все и простил ее. Нет, я бы вымаливал прощение, ползая у ее ног, если б только она позволила мне опять наслаждаться ее любовью.

Я хотел прийти к ней, упасть на колени и молить о милосердии. Но с чего я решил, что она изменится за несколько дней? Я знал, что Джулия отнесется ко мне с тем же безразличием, только к нему добавится еще и презрение ко мне. Мысль о ее хладнокровии и жестокости ударила, словно молния. Нет, я дал себе слово, что больше такого не повторится. Я почувствовал, как краснею, вспомнив об унижениях, через которые мне пришлось пройти. Но возможно, она сожалела о содеянном. Я знал, что гордость не позволит донне прийти или послать за мной, но, возможно, мне следовало дать ей шанс? Если бы мы увиделись на несколько мгновений, как знать, может, этого и хватило бы, чтобы все устроилось и я вновь обрел счастье. И тут же во мне забурлила надежда. Я подумал, что идея очень даже хороша. Не могла Джулия быть такой бессердечной, чтобы не сожалеть о случившемся. А я со всей готовностью восстановил бы с ней прежние отношения! Мое сердце гулко и радостно забилось. Но я не решился пойти к ней. Я знал, что завтра найду Джулию в доме отца, на банкете в честь каких-то друзей. Там я мог заговорить с ней, как бы между прочим, словно мы добрые знакомые. А потом при первой уступке со стороны любимой, даже заметив намек на сожаление в ее глазах, я бы просто запрыгал от радости. Довольный придуманным планом, я заснул счастливым, с именем Джулии на устах и ее образом в сердце.

Глава 14

Я пришел во дворец Моратини и — сердце билось, как барабан — огляделся в поисках Джулии. Ее, как и всегда, окружали воздыхатели, и мне показалось, что она даже более оживленная, чем обычно. И еще никогда она не казалась мне такой прекрасной. Одетая в белое, с жемчужинами, вшитыми в рукава, она выглядела как невеста. Она сразу же увидела меня, но сделала вид, что не заметила, продолжив разговор с окружавшими ее поклонниками.

Я подошел к ее брату Алессандро и как бы невзначай спросил его:

— Мне говорили, что кузен твоей сестры приехал в Форли. Он сегодня здесь?

Он вопросительно посмотрел на меня.

— Джорджо даль Эсти, — пояснил я.

— Ох, вот ты о ком. Нет, его здесь нет. Он и муж Джулии не ладили, так что…

— А почему они не ладили? — не сдержался я и понял, что вопрос неуместный.

— Не знаю. Родственники частенько враждуют друг с другом. Может, не поделили наследство.

— И это все?

— Насколько мне известно, да.

Я вспомнил, что до лиц заинтересованных сплетня доходит позже всех. Муж ничего не слышит об измене жены, тогда как весь город уже обсуждает мельчайшие подробности.

— Я бы хотел повидаться с ним, — продолжил я.

— С Джорджо? Он слабак. Из тех, кто сначала грешит, а потом кается.

— Это не тот недостаток, в котором можно тебя упрекнуть, Алессандро, — улыбнулся я.

— Искренне надеюсь, что ты прав. В конце концов, если у человека есть совесть, неправильного он не совершит. А если уж такое случилось, он должен быть дураком, чтобы потом в этом раскаиваться.

— Нельзя сорвать розу, не уколовшись шипом.

— Почему нет? Надо только соблюдать осторожность. На дне любой чашки будет отстой, но пить его не обязательно.

— Ты, как я понимаю, для себя уже решил, что отправишься в ад, если согрешишь.

— Это честнее, чем пролезать на небеса через черный ход, становясь праведным, когда ты слишком стар, чтобы грешить.

— Я согласен с тобой. Едва ли кто будет уважать человека, который подается в монахи потому, что его преследуют неудачи.

Я увидел, что Джулия одна, и воспользовался возможностью заговорить с ней.

— Джулия, — позвал я, подходя к ней.

Она смотрела на меня в недоумении, казалось, не могла вспомнить, кто я такой.

— Ах, мессир Филиппо! — воскликнула она, словно память наконец-то подсказала ей правильный ответ.

— После нашей последней встречи прошло не так много времени, чтобы ты забыла меня.

— Да, я помню, что в последний раз, оказав мне честь и посетив меня, вы повели себя крайне грубо.