Пауло Коэльо - Алхимик Страница 16

Оазис был освещен только луной. Сантьяго до его шатра было ходу минут двадцать, и он зашагал к себе.

Недавние слова вождя напугали его. Он проник в Душу Мира, и ценой за то, чтобы поверить в это, могла быть его жизнь. Не слишком ли дорого? Но он сам решился на такие ставки, когда продал своих овец, чтобы следовать Своей Стезей. А, как говорил погонщик, двум смертям не бывать... Не все ли равно: завтра это произойдет или в любой другой день? Всякий день годится, чтобы быть прожитым или стать последним. Все зависит от слова «Мактуб».

Сантьяго шел молча. Он не раскаивался и ни о чем не жалел. Если завтра он умрет, значит Бог не хочет изменять будущее. Но он умрет, уже успев одолеть пролив, поработать в лавке, пересечь пустыню, узнать ее безмолвие и глаза Фатимы. Ни один день его с тех самых пор, как он ушел из дому, не пропал впустую. И если завтра глаза его закроются навеки, то они все же успели увидеть много больше, чем глаза других пастухов. Сантьяго гордился этим.

Внезапно он услышал грохот, и шквальным порывом неведомого ветра его швырнуло наземь. Облако пыли закрыло луну. Перед собой юноша увидел огромного белого коня – он поднялся на дыбы и оглушительно ржал.

Когда пыль немного осела, Сантьяго обуял никогда еще доселе не испытанный ужас. На белом коне сидел всадник в тюрбане – весь в черном, с соколом на левом плече. Лицо его было закрыто так, что видны были только глаза. Если бы не исполинский рост, он походил бы на одного из тех бедуинов, которые встречали караван и рассказывали путникам, что делается в пустыне.

Лунный свет заиграл на изогнутом клинке – это всадник выхватил саблю, притороченную к седлу. Громовым голосом, которому, казалось, отозвались гулким эхом все пятьдесят тысяч пальм оазиса Эль-Фаюм, он вскричал:

– Кто осмелился узреть смысл в полете ястребов?

– Я, – ответил Сантьяго.

В эту минуту всадник показался ему необыкновенно похожим на изображение Святого Иакова, Победителя Мавров, верхом на белом коне, топчущем копытами неверных. В точности такой – только здесь все было наоборот.

– Я, – повторил он и опустил голову, готовясь принять разящий удар. – Много жизней будет спасено, ибо вы не приняли в расчет Душу Мира.

Но клинок отчего-то опускался медленно, покуда острие его не коснулось лба юноши. Выступила капелька крови.

Всадник был неподвижен. Сантьяго тоже замер. Он даже и не пробовал спастись бегством. Где-то в самой глубине его существа разливалась странная радость: он умрет во имя Своей Стези. И за Фатиму. Стало быть, знаки не обманули. Вот перед ним Враг, а потому смерть не страшит его, ибо Душа Мира существует и через мгновение он станет ее частью. А завтра та же участь постигнет и Врага.

Всадник между тем все не наносил удар.

– Зачем ты это сделал?

– Я всего лишь услышал и понял то, что поведали мне ястребы. Они хотели спасти оазис. Его защитники перебьют вас – их больше.

Острие по-прежнему лишь касалось его лба.

– Кто ты такой, что вмешиваешься в предначертания Аллаха?

– Аллах сотворил не только войско, но и птиц. Аллах открыл мне их язык. Все на свете написано одной рукой, – ответил юноша, припомнив слова погонщика.

Всадник наконец отвел саблю. Сантьяго перевел дух.

– Поосторожней с предсказаниями, – сказал всадник. – Никто не избегнет того, что предначертано.

– Я видел войско. Я не знаю, чем кончится сражение.

Всаднику понравился такой ответ, но он медлил спрятать саблю в ножны.

– А что здесь делает чужеземец?

– Я ищу Свою Стезю. Но тебе не понять, что это такое.

Всадник вложил саблю в ножны. Сокол у него на плече издал пронзительный крик. Напряжение, владевшее Сантьяго, стало ослабевать.

– Я хотел испытать твою отвагу. Ничего нет важнее для тех, кто ищет Язык Мира.

Юноша удивился. Всадник рассуждал о вещах, в которых мало кто смыслил.

– Кроме того, нельзя расслабляться ни на миг, даже когда одолел долгий путь, – продолжал тот. – И нужно любить пустыню, доверять же ей полностью нельзя. Ибо пустыня – это испытание для человека: стоит отвлечься хоть на миг – и ты погиб.

Его слова напомнили Сантьяго старого Мелхиседека.

– Если к тому времени, когда придут воины, голова у тебя еще останется на плечах, разыщи меня, – сказал всадник.

В руке, которая совсем недавно сжимала рукоять сабли, теперь появилась плеть. Конь рванулся, снова взметнув тучу пыли из-под копыт.

– Где ты живешь? – крикнул Сантьяго вслед.

Всадник на скаку ткнул плетью в сторону юга.

Так юноша повстречал Алхимика.

На следующее утро под финиковыми пальмами оазиса Эль-Фаюм стояли две тысячи вооруженных людей. Солнце было еще низко, когда на горизонте показались пятьсот воинов. Всадники проникли в оазис с севера, делая вид, что пришли с миром, и пряча оружие под белыми бурнусами. Лишь когда они подошли вплотную к большому шатру вождей, в руках у них оказались ружья и кривые сабли. Но шатер был пуст.

Жители оазиса окружили всадников пустыни, и через полчаса на песке лежали четыреста девяносто девять трупов. Детей увели в пальмовую рощу, и они ничего не видели, как и женщины, которые оставались в шатрах, молясь за своих мужей. Если бы не распростертые тела погибших, оазис выглядел бы таким же, как всегда.

Уцелел только тот, кто командовал конницей, налетевшей на Эль-Фаюм. Его привели к вождям племен, и те спросили, почему он дерзнул нарушить Обычай. Он отвечал, что его воины, измучась многодневными боями, голодом и жаждой, решили захватить оазис и потом вновь начать войну.

Вождь сказал, что как ни сочувствует он воинам, но нарушать Обычай не вправе никто. В пустыне меняется под воздействием ветра только облик песчаных барханов, все же прочее пребывает неизменным.

Военачальника приговорили к позорной смерти: не удостоив ни пули, ни удара сабли, его повесили на засохшей финиковой пальме, и ветер из пустыни долго раскачивал его труп.

Вождь позвал чужестранца и вручил ему пятьдесят золотых монет. Потом снова рассказал историю Иосифа и попросил юношу стать своим Главным Советником.

Когда зашло солнце и на небе тускло (потому что было полнолуние) засветились первые звезды, Сантьяго пошел на юг. Там стоял только один шатер, и встречные говорили ему, что место это излюблено джиннами. Однако он уселся возле шатра и стал ждать.

Алхимик появился нескоро – луна была уже высоко. С плеча у него свисали два мертвых ястреба.

– Я здесь, – сказал Сантьяго.

– И напрасно. Разве ко мне ведет твоя Стезя?

– Идет война. Мне не пересечь пустыню.

Алхимик спешился и знаком пригласил Сантьяго войти в шатер, – точно такой же, как и у всех жителей оазиса, если не считать убранного со сказочной роскошью шатра вождей. Сантьяго искал взглядом тигли и горн, стеклянные алхимические реторты, однако ничего не нашел, кроме нескольких растрепанных книг и покрывавших ковер листов с какими-то таинственными рисунками.

– Садись, я приготовлю чаю, – сказал Алхимик. – Поужинаем этими ястребами.

Юноша подумал, что это те самые птицы, которых он накануне видел в небе, но вслух не сказал ни слова. Алхимик растопил очаг, и вскоре шатер заполнился ароматом жареной дичи. Он был вкуснее дыма наргиле.

– Зачем ты хотел меня видеть?

– Все дело в знаках. Ветер рассказал мне, что ты придешь и что тебе потребуется моя помощь.

– Нет, это не я, это другой путник – англичанин. Это он искал тебя.

Прежде чем он меня найдет, ему предстоит много других встреч. Однако он на верном пути. Он смотрит уже не только в книги.

– А я?

– Если ты чего-нибудь хочешь, вся Вселенная будет способствовать тому, чтобы желание твое сбылось, – повторил Алхимик слова старого Мелхиседека, и юноша понял, что повстречал еще одного человека, который поможет ему следовать Своей Стезей.

– Ты будешь меня учить? – спросил он.

– Нет. Ты уже знаешь все, что нужно. Я лишь сделаю так, чтобы ты добрался до цели и дошел до своих сокровищ.

– Но в пустыне идет война, – повторил Сантьяго.

– Я знаю пустыню.

– Я уже нашел свое сокровище. У меня есть верблюд, деньги, которые я заработал, торгуя хрусталем, и еще полсотни золотых. Теперь на родине я стану богачом.

– Однако все это ни на шаг не приближает тебя к пирамидам, – напомнил Алхимик.

– У меня есть Фатима. Это сокровище стоит всего остального.

– От нее до пирамид тоже далеко.

Они замолчали и принялись за еду. Алхимик откупорил бутылку и налил в стакан Сантьяго какой-то красной жидкости. Это оказалось вино, равного которому юноша в жизни своей не пробовал. Однако Закон запрещает пить вино.

– Зло не в том, что входит в уста человека, а в том, что выходит из них, – сказал Алхимик.

От вина Сантьяго повеселел. Но хозяин по-прежнему внушал ему страх. Они сидели рядом у входа в шатер и глядели, как меркнут звезды при свете полной луны.

– Выпей еще – это отвлечет тебя, – сказал Алхимик, который заметил, как подействовало вино на юношу. – Наберись сил, как подобает воину перед битвой. Но не забывай, что сердце твое там, где сокровища. А их надо найти, ибо только так все, что ты понял и прочувствовал на пути к ним, обретет смысл.