Даниэль Дефо - Жизнь и приключения Робинзона Крузо Страница 16

Вступивъ на землю, я падъ на колѣни и благодарилъ Бога за мое спасеніе. Послѣ сего я подкрѣпилъ свои силы пищею, привязалъ ботъ веревкою къ дереву и усталый легъ на землю и заснулъ глубокимъ сножъ.

Пробудившись, я сталъ думать, что мнѣ теперь дѣлать? Вчерашняя опасность такъ напугала меня, что я не рѣшался ни ѣхать на ботѣ обратно назадъ, ни продолжать на немъ путь далѣе: а потому и положился ботъ оставять тутъ, а самому возвратиться домой сухимъ путемъ. И такъ, оставивъ весь мой запасъ, кромѣ ружья и зонтика, въ ботѣ, который я ввелъ въ безопасный заливъ, отправился домой и къ вечеру пришелъ къ своему загородному дому. Все тамъ было въ томъ же положеніи какъ и прежде.

Я перелѣзъ черезъ заборъ и легъ подъ тѣнь, потому что чувствовалъ необыкновенную усталость. Лишь только я задремалъ, вдругъ слышу голосъ! «Робинзонъ! Робинзонъ! бѣдный Робинзонъ Крузо! гдѣ ты былъ? Робинзонъ Крузо, гдѣ ты?» Я сначала думалъ, что это мнѣ послышалось во снѣ; но голосъ продолжалъ: «Робинзонъ! Робинзонъ!» Я всталъ и, осматриваясь кругомъ, увидѣлъ моего попугая, сидѣвшаго на заборѣ. Онъ подлетѣлъ ко мнѣ и сѣдъ на мое плечо; потомъ, приложивъ свой носъ въ моему лицу, говорилъ: бѣдный Робинзонъ Крузо! гдѣ ты теперь? гдѣ ты былъ? какъ попалъ сюда? и т. п.

Наконецъ я вмѣстѣ съ моимъ попугаемъ возвратился изъ загороднаго моего дома въ старое жидшце съ величайшею радостію и поклялся, что никогда не оставлю его.

ГЛАВА XVII

Хозяйственныя занятія Робинзона — скотоводство его. Онъ приготовляетъ изъ козьяго молока сыръ, творогъ и масло. Богатство Робинзона. Костюмъ его

Послѣ неудачнаго путешествія вокрутъ острова я цѣлый годъ провелъ безъ всякихъ приключеній. Въ это время я усовершенствовался въ разныхъ ремеслахъ. Я сдѣлался превосходнымъ горшечникомъ и придумалъ деревянное колесо, посредствомъ котораго было удобнѣе работать и давать своимъ издѣліямъ разнообразныя формы. При томъ я оказалъ большіе успѣхи въ дѣланіи корзинокъ. Въ нихъ было очень удобно носить разную поклажу. Напримѣръ, если случалось мнѣ убить козу, то я вѣшалъ ее на дерево, сдиралъ съ нея кожу, разрѣзывалъ мясо на части и, выбравъ что нужно, относилъ въ корзинѣ домой. Точно также поступалъ я и съ черепахой. Опрокидывалъ ее на спину, бралъ ея яйцы и нѣсколько кусковъ мяса, клалъ это въ корзинку, а прочѣе оставлялъ.

При изобиліи разныхъ потребныхъ для меня вещей, я имѣлъ въ порохѣ такой недостатокъ, что долженъ былъ оставить звѣриную охоту. Что же было мнѣ дѣлать? Надобно было придумать средства ловить козъ и другихъ животныхъ, пріучать ихъ къ себѣ и дѣлать ихъ домашними. Такимъ образомъ изъ странствующаго по горамъ и лѣсамъ охотника я долженъ былъ сдѣлаться мирнымъ пастухомъ.

Сначала ставилъ я силки, надѣясь поймать такую козу, которая уже понесла; но въ этой надеждѣ обманулся: каждый разъ находилъ, что старыя гнилыя веревки мои были разорваны, а приманка съѣдена. Потомъ выкапывалъ ямы въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ обыкновенно водились козы; надъ ямами насыпалъ хворосту, закрывалъ его свѣжею зеленью, сверхъ которой посыпалъ рису и ржаныхъ колосьевъ. Долгое врежя не удавалось мнѣ поймать ни одной козы; но я не терялъ терпѣнія и устроивалъ на разные манеры мои ямы — и вотъ, наконецъ, въ одно утро попался въ одну яму большой старый козелъ, а въ другой я нашелъ трехъ молодыхъ — одного козленка и двѣ козочки. Старый козелъ былъ такъ дикъ, что я не посмѣлъ влѣзть къ нему въ яму, и кой-какъ далъ ему средство выпрыгнуть изъ нея. Признаюсь, я никогда не видывалъ ни одного животнаго, которое убѣгало бы съ такимъ ужасомъ, съ какимъ побѣжалъ отъ меня козелъ. Что же касается до молодыхъ, то я, привязавши ихъ на одну веревку, отвелъ домой.

Прежде всего я выбралъ для нихъ мѣсто, гдѣ было много травы, воды и тѣни, и огородилъ его частымъ тыномъ. Во время этой работы мои козы, привязанныя на длинной веревкѣ ходили вокругъ меня и играли на травѣ. Я давалъ имъ рису и хлѣба и онѣ ѣли изъ моихъ рукъ. Чрезъ нѣсколько времени онѣ такъ привыкли ко мнѣ, что вездѣ за мной бѣгали и не хотѣли отставать отъ меня.

Въ теченіе подутора года стадо мое состояло изъ 12 штукъ, а чрезъ 2 года потомъ, оно увеличилось до 43, не смотря на то, что я нѣкоторыхъ изъ нихъ убивалъ и употреблялъ въ пищу. Долгое время я пользовался козьимъ мясомъ, а мнѣ и въ голову не приходило употреблять козье молоко. Я началъ учиться доить козъ. Сначала дѣло шло довольно трудно по моей неопытности, а потомъ я мало по малу научился ему. Съ этого времени козье молоко сдѣлалось почти преимущественною моею пищею. По прошествіи нѣкотораго времени я научился дѣлать изъ молока творогъ, масло и сыръ.

Теперь, можно сказать, я наслаждался совершеннымъ довольствомъ и спокойствіемъ. Да и чего мнѣ не доставало? Я былъ, такъ сказать, правитель всего острова, имѣлъ у себя богатое стадо; столъ мой всегда былъ достаточный, и сверхъ всего этого были у меня компаніоны: мой попугай, который всегда сидѣлъ у меня на плечахъ во время стола, моя вѣрная собака и двѣ кошки — потомки тѣхъ двухъ кошекъ, которыхъ я взялъ съ корабля и которыя ужь померли, доставать съѣстные припасы мнѣ стоило небольшаго труда. Если сравнить настоящее мое положеніе съ прежнимъ, то окажется, что я жилъ уже теперь въ роскоши, нѣгѣ, спокойствіи и изобиліи.

Избыточествуя во всемъ и не опасаясь недостатковъ, я сталъ думать объ украшеніи своей одежды. Шапку мою, сшитую кой-какъ, я передѣлалъ въ продолговатую съ острымъ концомъ. Камзолъ свой, сдѣланный также, какъ и вся моя одежда изъ козьей кожи, я перешилъ снова и сдѣлалъ его подлиннѣе. Послѣ сего сталъ себѣ пару полусапоговъ, которые были съ боковъ открыты и связывались тонкими ремнями.

Если я куда-нибудь отправлялся въ дальній путь, то костюмъ мой былъ слѣдующій. Я опоясывался кушакомъ, на одной сторонѣ котораго былъ заткутъ топоръ, а на другомъ — пила; чрезъ плечо подъ лѣвою рукой висѣлъ на ремнѣ двойной мѣшокъ съ порохомъ и дробью, на спинѣ былъ коробъ съ съѣстными припасами и разными другми вещами; на плечѣ висѣло ружье, а голова въ козлиной мохнатой шапкѣ прикрыта была зонтикомъ отъ дождей. и яшры.

Однажды, будучи на охотѣ, я пришелъ къ тому заливу, гдѣ находился ботъ. При видѣ его, во мнѣ опять явилось желаніе перенести его ближе къ моему жилищу. Я взошелъ на высокій камень, чтобы посмотрѣть на теченіе морское; но каково было мое удивленіе, когда я увидѣлъ, что море спокойно и никакого нѣтъ теченія морскаго. Я долго думалъ, отчего могло произойти такое неожиданное явленье и на конецъ узналъ причину, что оно происходитъ отъ прилива и отлива и отъ направленія вѣтра: слѣдовательно, при извѣстномъ вѣтрѣ и въ извѣстное время плаваніе въ этомъ мѣстѣ должно быть безопасно. Я могъ бы и теперь перевести мой боть, но воспоминаніе прошедшей опасности такъ сильно на меня подѣйствовало, что я никакъ не рѣшался на такое предпріятіе, а разсудилъ, что лучше будетъ построить другой ботъ вблизи своего жилища.

ГЛАВА XVIII

Робинзонъ замѣчаетъ на берегу слѣдъ человѣческой ноги. Страхъ Робинзона. Его догадка и предположеніе объ этомъ слѣдѣ. Ожесточеніе Робинзона противъ дикихъ и готовность мстить имъ

Въ теченіе довольно долгаго времени жизнь моя текла тихо и мирно, безъ всякихъ непріятныхъ приключеній; но вдругъ одно обстоятельство сильно потревожило спокойствіе души моей. Однажды я пошелъ къ своему боту. Пришедши на берегъ, я замѣтилъ на пескѣ какіе-то слѣды. Разсмотрѣвъ внимательнѣе, я убѣдился, что это были слѣдиы ноги человѣческой. Я остановился въ изумленіи, какъ бы пораженный громомъ или испуганный страшнымъ видѣніемъ. Я оглядывался кругомъ, однако ничего не видалъ, ничего не слыхалъ; взошелъ на небольшой холмъ, чтобы разсмотрѣть, нѣтъ ли чего вдали, потомъ возвратился назадъ, думая, что все это ни что иное, какъ игра воображенія; но на пескѣ ясно отпечатлѣлась цѣлая нога съ пальцами и пяткою. Испуганный этимъ, я быстро побѣжалъ домой, непрестанно оглядываясь назадъ. Мнѣ казалось что толпа дикихъ гонится за мною; каждое деревцо, каждый, кустикъ представлялся мнѣ человѣкомъ.

Совершенно не помню, какъ я очутился дома: предѣзъ ли я черезъ заборъ или прошелъ чрезъ отверстіе, сдѣланное въ скалѣ и которое я называлъ дверью? Страхъ отнялъ у меня память. Я думаю ни одинъ заяцъ, ни одна лисица не пряталась съ такимъ ужасомъ отъ гончихъ собакъ, съ какимъ я прятался въ свою крѣпость, такъ называлъ я мое жилище. Всю ночь я не могъ уснуть и думалъ, какимъ образомъ человѣкъ появился на моемъ островѣ, когда на берегу не было никакой лодки. Я даже предполагалъ, что это не человѣкъ, а какой нибудь злой духъ; но потомъ, сообразязь съ здравымъ смысломъ, заключилъ: что это, вѣроятно, дикіе съ твердой земли были на моемъ островѣ, занесенные сюда вѣтромъ или морскимъ теченіемъ. Но и эти мысли не могли успокоить меня. Долговременное уединеніе дѣлаетъ всегда человѣка робкимъ, боязливымъ и легкомысленнымъ: я воображалъ, или лучше сказать, придумывалъ разные бѣдствія, которыя могутъ мнѣ сдѣлать дикіе люди.