Сименон Жорж - 45° В ТЕНИ Страница 17

«Марианна» во фригийском колпаке и трёхцветной юбочке, красивая рыжая девица, уже успела много выпить и веселилась с оглушительным шумом.

Впервые пустился в пляс тучный, тяжёлый Барбарен. Заказали шампанское. Образовалась новая фарандола, которая пронеслась через всю палубу, в то время как Гюре и мадам Дассонвиль по-прежнему сидели в углу бара, неподалёку от хмурого Лашо.

Полчаса спустя рамки приличия стали нарушаться. «Мадам Анго» целовала пассажиров и скоро принялась одна выделывать па из кадрили, напоминавшей старинные танцы, исполнявшиеся в «Мулен-Руж».

В группе офицеров раздался смех. Барбарен распалился. Но семейные пары отнеслись к этому иначе, а помощник капитана тихо сказал одному из окружавших «Марианну» молодых людей:

— Вы бы попытались теперь увести её…

Этот молодой человек тоже выпил лишнее. Он подозвал своих товарищей и громко сообщил им, что сейчас, когда они достаточно повеселили пассажиров первого класса, их просят удалиться в положенный им второй.

В этом была доля правды. «Марианна», заметив что-то неладное, потребовала объяснений и, не слушая уговоров, вылила на помощника капитана и пассажиров поток ругательств, достойных мадам Анго, которую она и представляла в своей трёхцветной юбочке.

Это произошло вскоре после одиннадцати часов. А теперь, когда склянки только что пробили полночь, наступил покой — покой, правда, несколько тяжёлый, напряжённый, так как праздник слишком затянулся.

Патефон вертелся впустую. В баре оставалось не более десятка пассажиров, одни доканчивали шампанское, другие — рюмку виски, и даже Барбарен успел смыть сажу с лица и снял свой красный шёлковый платок.

Он сидел за столиком с Лашо и с лесорубом. Воздух был свежее, чем в другие вечера. Донадьё видел, как дрожала от холода в своём очень декольтированном платье его утренняя пациентка. Её муж, небольшого роста, с белокурой бородкой, сидел рядом с нею.

Вечер, по-видимому, был окончен. Первым поднялся Лашо, пожал руку Барбарену и Гренье и удалился, волоча ногу.

Барбарен с лесорубом опустошили свои рюмки и через полминуты вышли вслед за ним, но остановились у фальшборта, продолжая начатый разговор.

Донадьё не обратил внимания на эти подробности, и потом ему не сразу удалось припомнить последовательность событий, которая приобрела некоторое значение.

Уже в течение нескольких минут Гюре проявлял нетерпение, опасаясь сцены, которую ему устроит жена, если он вернётся слишком поздно. Однако же мадам Дассонвиль не очень спешила, и, наклонившись к ней, он стал умолять её вернуться в каюту.

И всё-таки ему пришлось её покинуть. Расстались они довольно холодно. Донадьё подумал, что она ему сказала: «Ладно уж, отправляйся-ка ты к своей жене!»

Гюре, опустив плечи, с досадой удалился, пройдя мимо Барбарена и лесоруба, которые всё ещё беседовали.

Помощник капитана приказал остановить патефон, и бармен, с нетерпением поглядев на офицеров, продолжавших нескончаемую игру в белот, стал убирать со столов и даже нагромождать один на другой стулья на террасе.

В этот момент к нему подошёл стюард и тихо сказал несколько слов. Бармен огляделся вокруг, осмотрел столы, особенно пристально тот, за которым сидел Лашо.

Стюард направился к каютам, и не прошло и трёх минут, как в бар вошёл Лашо, без воротничка, в сандалиях на босу ногу. По всему его виду было ясно, что сейчас разразится драма. Нахмурив густые седые брови, он цинично оглядел сидевших за столиками.

— Бармен! Сходите за помощником капитана!

— Я думаю, что господин помощник капитана уже лёг спать.

— Ну и что с того! Передайте, что ему придётся встать.

Все слышали этот разговор. Барбарен, издали увидев Лашо, вернулся на террасу, а лесоруб направился к себе в каюту.

Широкоплечий и грузный Лашо молча стоял посреди бара. Офицеры, продолжая игру в болот, не спускали с него глаз.

Он редко бывал в таком плохом настроении, как в этот вечер, быть может потому, что среди вторгшихся сюда пассажиров второго класса были двое его служащих, скромных молодых людей, вроде Гюре. Но он притворился, что не узнал их.

Когда их выпроваживали, он услышал брошенную на лету фразу, произнесённую кем-то в соседней группе:

— А ведь есть и такие, которые едут в первом классе, а билеты у них во второй.

— О ком это он? — спросил Лашо у лесоруба Гренье.

Лесоруб подбородком указал па Гюре:

— Кажется, о нём. У него больна жена или ребёнок, точно не знаю.

Тогда Лашо пробормотал угрозу в адрес Пароходной Компании: он заставит её возместить себе разницу в цене между билетами первого и второго класса. Это происшествие, менее шумное, чем первое, прошло незамеченным.

Помощник капитана поспешно прибежал в бар. Его обнаружили в самом конце палубы второго класса, где было совсем темно, в обществе «Марианны», которой он старательно объяснял, что не имеет никакого отношения к тому, что произошло.

— Господин помощник капитана, я хотел бы, чтобы вы немедленно приступили к расследованию. У нас на судне вор.

Он нарочно говорил так громко, что с десяток пассажиров, находившихся на террасе, услышали его и повернули головы.

— Если вам угодно пройти ко мне в каюту, я зафиксирую вашу жалобу и…

— Та! Та! Та!.. Нет никакой нужды ни в вашей каюте, ни в записях, — возразил Лашо, положив ему на плечо свою большую мягкую лапу. — Кража произошла здесь, десять минут назад. Я знаю, почему вы хотите меня увести. Пароходная Компания не любит подобных происшествий, и вы сейчас предложите мне возместить убытки…

Взгляды помощника капитана и Донадьё встретились. Казалось, Невиль просил совета. Доктор насторожился.

— Подойдите сюда… Ещё десять минут назад я сидел за этим столом с двумя пассажирами — мсье Барбареном, которого я здесь вижу, и лесорубом, который сел на пароход в Либревиле.

— Мсье Гренье?

— Мне безразлично, как его зовут. В какой-то момент я вынул из кармана свой бумажник, чтобы показать им один документ, статью из газетёнки, которая нападает на меня и обзывает убийцей… — Он был доволен, что выкрикивает это во весь голос. — Пять минут назад я ушёл к себе и забыл бумажник на столе. В этом я уверен! Я ведь не мальчик! В каюте я сразу же обнаружил, что бумажника в кармане нет, и тотчас же послал за ним стюарда. Бумажника в баре уже не оказалось.

Помощник капитана допустил оплошность, спросив:

— И там была большая сумма?

— Это вас не касается! Украли у меня сто франков или сто тысяч — это уж моё дело. Я хочу получить обратно свой бумажник. А главным образом я хочу обнаружить вора. Я ему покажу, где раки зимуют…

На этот раз партия в белот прервалась, хотя карты уже были сданы. Игроки смотрели на ближайший к ним столик, и чувствовалось, что они смущены.

Впрочем смущены были все, так как, в общем, заподозрить в краже можно было каждого, даже Барбарена, подошедшего теперь к Лашо.

Женщина, которую Донадьё заставил утром раздеться, всё ещё была здесь вместе со своим мужем, чья маленькая голова встревоженно поднялась на тощей шее.

— Я должен доложить об этом капитану, — пробормотал помощник, чтобы выиграть время.

— Если хотите, позовите его сюда. Как бы то ни было, я требую немедленного расследования, так как мой бумажник где-нибудь недалеко.

Невиль охотно отвёл бы Лашо в сторону, успокоил бы его, пообещал бы невесть что, лишь бы избежать скандала. Он прекрасно знал, что в бумажнике не могло быть много денег, потому что Лашо передал ему для сохранения в сейфе пятьдесят пять тысяч франков, которые у него были с собой. Наверное, он оставил лишь несколько сотен франков на ежедневные расходы.

— Стюард! Скажите капитану, что мсье Лашо желает поговорить с ним на террасе бара.

Лашо прогуливался вдоль и поперёк, заложив руки за спину, не обращая внимания на присутствие Невиля, который тем временем подсел к Донадьё.

— Вы были здесь?

— Я не двигался с места.

— Ну и что же?

— Я ничего не заметил.

— Он способен потребовать, чтобы обыскали пассажиров и каюты.

Барбарен, разглагольствуя среди группы офицеров, как раз это и предложил:

— Остаётся всех нас обыскать! Что до меня, то я согласен немедленно вывернуть свои карманы. Я вышел из бара после Лашо, дошёл до фальшборта и вернулся сюда почти одновременно с ним.

— Конечно! Пусть нас обыщут, — поддержал его капитан колониальной пехоты.

Никто не решался идти спать, боясь, как бы это не расценили как признак виновности. На палубе второго класса по-прежнему танцевали. За спущенными шторами освещённого салона мелькали тени.

Пришёл капитан. На нём был форменный сюртук, который он надел ещё к ужину. Уже издали он пытался понять, что происходит.

Помощник хотел пойти ему навстречу, но Лашо остановил его: