Джонатан Свифт - Путешествия Гулливера (в пересказе для детей) Страница 18

Он попросил служанку королевы сберечь для него волосы, выпавшие из косы её величества.

Когда их собралось порядочно, он поручил тому самому столяру, который сделал для него комод и кресла, выточить два лёг– ких деревянных стула.

Предупредив столяра, что спинку и сиденье он изготовит сам из другого материала, Гулливер велел мастеру просверлить в стульях вокруг сиденья и спинки маленькие частые отверстия.

Столяр исполнил всё, что ему было приказано, и Гулливер приступил к работе. Он выбрал из своего запаса самые крепкие волосы и, обдумав заранее узор, вплёл их в те отверстия, которые были для этого проделаны.

Получились прекрасные плетёные стулья в английском вкусе, и Гулливер торжественно поднёс их королеве. Королева была в восторге от подарка. Она поставила стулья на своём любимом столике в гостиной и показывала их всем, кто к ней приходил.

Она хотела, чтобы Гулливер во время приё– мов сидел именно на таком стуле, но Гулливер решительно отказался сидеть на волосах своей повелительницы.

После окончания этой работы у Гулливера осталось ещё много волос королевы, и, с разрешения её величества, он сплел из них для Глюмдальклич изящный кошелёк. Кошелёк был только немногим больше тех мешков, в которых у нас возят на мельницу рожь, и не годился для крупных, тяжёлых бробдингнежских монет. Но зато он был очень красив – весь узорный, с золотым вензелем королевы на одной стороне и серебряным вензелем Глюмдальклич – на другой.

Король и королева очень любили музыку, и во дворце у них часто устраивались концерты.

Гулливера тоже приглашали иногда на музыкальные вечера. В таких случаях Глюмдальклич приносила его вместе с ящиком и ставила на какой-нибудь из столиков подальше от музыкантов.

Гулливер плотно затворял все двери и окна у себя в ящике, задёргивал портьеры и гардины, зажимал пальцами уши и садился в кресло слушать музыку.

Без этих предосторожностей музыка великанов казалась ему нестерпимым, оглушительным шумом.

Гораздо приятнее были ему звуки небольшого инструмента, похожего на клавикорды. Этот инструмент стоял в комнате у Глюмдальклич, и она училась играть на нём.

Гулливер и сам недурно играл на клавикордах, и вот ему захотелось познакомить короля и королеву с английскими песнями. Это оказалось нелёгким делом.

Длина инструмента равнялась шестидесяти шагам, а каждая клавиша была шириной чуть ли не в целый шаг. Стоя на одном месте, Гулливер не мог бы играть больше чем на четырёх клавишах – до других ему было не дотянуться. Поэтому он должен был бегать справа налево и слева направо – от басов к дискантам и обратно. А так как инструмент был не только длинный, но и высокий, то бегать ему приходилось не по полу, а по скамейке, которую специально для него приготовили столяры и которая была точно такой же длины, как инструмент.

Бегать вдоль клавикордов взад и вперёд было очень утомительно, но ещё труднее было нажимать тугие клавиши, рассчитанные на пальцы великанов.

Сначала Гулливер пробовал ударять по клавишам кулаком, но это было так больно, что он попросил изготовить для него две дубинки. С одного конца эти дубинки были толще, чем с другого, а для того чтобы при ударе они не слишком стучали по клавишам, Гулливер обтянул их толстые концы мышиной кожей.

Когда все эти приготовления были закончены, король и королева пришли послушать Гулливера.

Обливаясь потом, бедный музыкант бегал от одного конца клавикордов до другого, ударяя изо всех сил по клавишам, которые были ему нужны. В конце концов ему удалось довольно бегло сыграть весёлую английскую песенку, которую он помнил с детства.

Король и королева ушли очень довольные, а Гулливер долго не мог прийти в себя – после такого музыкального упражнения у него болели и руки и ноги.

14

Гулливер читал книгу, взятую из королевской библиотеки. Он не сидел за столом и не стоял перед конторкой, как это делают другие люди во время чтения, а спускался и поднимался по особой приставной лестнице, которая вела от верхней строчки к нижней.

Без этой лестницы, специально изготовленной для него, Гулливер не мог бы читать огромные бробдингнежские книги.

Лестница была не очень высокая – всего двадцать пять ступенек, а каждая ступенька по длине равнялась строчке книги.

Переходя от строчки к строчке, Гулливер спускался всё ниже и ниже, а последние слова на странице он дочитывал, уже стоя на полу. Переворачивать страницы ему было нетрудно, так как бробдингнежская бумага славится своей тонкостью. Она и в самом деле не толще обыкновенного картона.

Гулливер читал рассуждения одного местного писателя о том, как измельчали за последнее время его соотечественники.

Писатель рассказывал о могучих великанах, некогда населявших его страну, и горько жаловался на болезни и опасности, которые на каждом шагу подстерегают слабых, низкорослых и хрупких бробдингнежцев.

Читая эти рассуждения, Гулливер вспомнил, что и у себя на родине он читал немало книжек в таком же роде, и, улыбаясь, подумал:

«И большие и маленькие люди не прочь пожаловаться на свою слабость и хрупкость. А говоря по правде, и те и другие не так уж беспомощны, как им кажется». И, перевернув последнюю страницу, он спустился с лестницы.

В это время в комнату вошла Глюмдальклич.

– Нам надо собираться, Грильдриг, – сказала она. – Король и королева едут на морское побережье и берут нас с собой.

На морское побережье! Сердце у Гулливера радостно забилось. Больше двух лет он не видел моря, не слышал глухого рокота волн и весёлого свиста морского ветра. Но по ночам ему часто снился этот мерный знакомый шум, и утром он просыпался печальный и встревоженный.

Он знал, что уехать из страны великанов можно только морем.

Гулливеру хорошо жилось при дворе бробдингнежского короля. Король и королева любили его, Глюмдальклич ухаживала за ним, как самая заботливая нянюшка, придворные улыбались ему и не прочь были с ним поболтать.

Но Гулливер так устал опасаться всего на свете – защищаться от мухи, убегать от кошки, захлёбываться в чашке воды! Он только и мечтал о том, чтобы опять жить среди людей, самых обыкновенных людей, такого же роста, как он.

Нелегко постоянно находиться в обществе, где все на тебя смотрят сверху вниз.

Какое-то неясное предчувствие заставило Гулливера на этот раз особенно тщательно уложить свои вещи. Он захватил с собой в дорогу не только платье, бельё и свой путевой дневник, но даже коллекцию редкостей, собранных им в Бробдингнеге.

На следующее утро королевская семья со свитой и слугами отправилась в путь.

Гулливер прекрасно чувствовал себя в своём дорожном ящике. Гамак, заменявший ему постель, был подвешен на шёлковых верёвках к четырём углам потолка. Он плавно покачивался даже тогда, когда верховой, к поясу которого был пристёгнут ящик Гулливера, ехал самой крупной и тряской рысью.

На крышке ящика, над самым гамаком, Гулливер попросил проделать маленькое окошечко, в ладонь шириной, которое он мог сам открывать и закрывать, когда ему вздумается.

В жаркие часы он открывал и верхнее и боковые окошки и безмятежно дремал в своём гамаке, овеваемый лёгким ветерком.

Но, должно быть, этот сон на сквозняке был не так уж полезен.

Когда король с королевой и со своей свитой прибыли в свой летний дворец, который находился всего в восемнадцати милях от берега, подле города Фленфласника, Гулливер чувствовал себя совсем нехорошо. Он сильно простудился и был очень утомлён.

А бедная Глюмдальклич, та совсем заболела дорогой. Ей пришлось лечь в постель и принимать горькие лекарства.

Между тем Гулливеру хотелось как можно скорее побывать у моря. Он просто не мог дождаться минуты, когда опять ступит на прибрежный песок. Чтобы приблизить эту минуту, Гулливер стал просить свою милую нянюшку отпустить его на берег одного.

– Солёный морской воздух вылечит меня лучше всякого лекарства, – повторял он.

Но нянюшке почему-то не хотелось отпускать Гулливера. Она всячески отговаривала его от этой прогулки и отпустила только после долгих просьб и споров, скрепя сердце, со слезами на глазах.

Одному из королевских пажей она поручила снести Грильдрига на берег и смотреть за ним в оба.

Мальчик нёс ящик с Гулливером добрых полчаса. Всё это время Гулливер не отходил от окошка. Он чувствовал, что берег уже близко.

И вот наконец он увидел тёмные от прилива камни и полосу влажных песков со следами морской пены.

Он попросил мальчика поставить ящик на какой-нибудь камень и, опустившись на стул перед окошком, стал печально вглядываться в пустынную даль океана.

Как хотелось ему увидеть там, на горизонте, треугольник паруса! Хоть издали, хоть на мгновение…

Мальчик, насвистывая какую-то песенку, бросал в воду камешки величиной с небольшую рыбачью хижину, и этот шум и плеск мешали Гулливеру думать. Он сказал пажу, что устал и хочет вздремнуть. Паж очень обрадовался. Прикрыв поплотнее окошко в крышке ящика, он пожелал Гулливеру доброго сна и бегом побежал к скалам – разыскивать в расселинах птичьи гнёзда.