Ивлин Во - Полное собрание рассказов Страница 18

Событие было поразительным. Бретертон и Реппингтон смотрели друг на друга в непередаваемом изумлении.

Майор Лепперидж, как по рангу, так и по личным качествам, был признанным лидером в Матоди — да на самом деле и во всей Азании, если не считать Верховного комиссара в Дебра-Дова. Уму непостижимо, что Брукс будет обедать с Липпериджем. Сам Бретертон только однажды обедал с ним, но он был членом правительства.

— Привет, Брукс, — сказал Реппингтон. — Не узнал тебя за журналом. Пошли выпьем.

— Да, Брукс, — сказал Бретертон. — Не знал, что ты уже вернулся. Хорошо отдохнул? Видел какие-нибудь спектакли?

— Очень мило с вашей стороны, но мне пора идти. Мы вернулись во вторник на «Нгоме». Нет, спектаклей я не видел. Видите ли, я был почти все время в Бурнмаунте.

— Выпьем по одной, пока не ушел.

— Нет, спасибо, мне пора. Меня ждет дочь. Увидимся с вами позднее.

Дочь?..

В Матоди было восемь женщин-англичанок, включая двухлетнюю дочь мистера Бретертона; девять, если учитывать миссис Макдоналд (но никто не учитывал миссис Макдоналд, которая приехала из Бомбея и имела явные признаки азиатской крови. Кроме того, никто не знал, кем был мистер Макдоналд. Миссис Макдоналд держала пользовавшийся дурной славой пансион в окрестностях города, который она назвала «Бугенвиллея»), Все достигшие брачного возраста женщины были замужем и жили под взаимным наблюдением, слишком строгим и неусыпным для любовных приключений. Однако в городе было семь неженатых англичан: трое на государственной службе, трое в коммерции и один безработный, который бежал в Матоди от своих кредиторов в Кении. (Он иногда говорил неопределенно о «посадках» или «изысканиях», но тем временем получал ежемесячно небольшие денежные переводы и слонялся с приветливым видом в клубе и у теннисных кортов.)

Считалось, что у большинства холостяков на родине остались девушки, — в своих комнатах они держали фотографии, регулярно писали длинные письма, а когда уезжали в отпуск, намекали, что могут вернуться на остров не одни. Но неизменно возвращались одни. Возможно, в опрометчивом желании расположить к себе они рисовали жизнь в Азании чересчур мрачно; может, тропики несколько сдвинули их мозги…

Как бы то ни было, прибытие Прунеллы Брукс вызвало волнение в местном английском обществе. Будучи дочерью мистера Брукса, агента нефтяной компании, она должна была ограничить свой выбор тремя коммерсантами: мистером Джеймсом из «Истерн эксчейндж телеграф компани», мистерами Уотсоном и Джеггером из банка, но Прунелла была девушкой таких очевидных личных достоинств, что в первый же день своего появления на теннисных кортах, как мы уже убедились выше, она пересекла невидимую линию безо всяких усилий и, даже не заметив этого, вступила сразу в святая святых, бунгало Леппериджа.

Она была миниатюрной и непосредственной, яркая блондинка со здоровой кожей, вдвойне пленительной по контрасту с окружающими ее загорелыми и сухими тропическими лицами; с гибкими молодыми ногами и лицом, которое загоралось весельем при каждой даже самой плоской шутке; с неподдельным интересом к чужим мнениям и опыту; настоящая наперсница безо всякой склонности становиться центром компании, Прунелла предпочитала общаться со своими друзьями по одному, с каждым в свое время, когда они нуждались в ней; почтительная и приветливая с замужними женщинами; мягкая, дружелюбная и слегка кокетливая с мужчинами; умелая в играх, но не настолько, чтобы поколебать мужское превосходство; преданная дочь, отказывающая себе в удовольствии, которое может нарушить размеренный покой дома мистера Брукса («Нет, я должна идти. Я не могу позволить, чтобы отец пришел из клуба домой и не застал меня дома»), — девушка, которая стала бы светом и благословением любого аванпоста империи. Прошло немного дней, и все в Матоди заговорили о своей большой удаче.

Разумеется, сначала Прунеллу должны были проэкзаменовать и проинструктировать матроны колонии, но она согласилась на свою инициацию с таким прелестным тактом, что создалось впечатление, будто она не подозревает об опасностях испытания. Подвергли ее этому испытанию миссис Лепперидж и миссис Реппингтон. Глубоко в джунглях, в мрачных потайных местах, где витой ствол поперек тропинки, тряпка, дрожащая на ветке дерева, обезглавленная птица, расплющенная старым пнем, служили метками запрета, который не мог нарушить ни один человек, женщины племени сакуйа распевали свою первозданную молитву инициации; здесь, на склоне холма, не менее ужасная церемония происходила за чайным столом миссис Лепперидж. Сначала вопросы: замаскированные и осторожные за пирожными к чаю, но постепенно убыстрявшиеся с повышением тона племенного ритма и уборкой со стола подноса и чайника, потом все быстрее и быстрее, словно исступленные руки на туго натянутой коровьей коже, вырастая и ширясь с первой сигаретой; серия нетерпеливых властных допросов. На все на это Прунелла отвечала с покорной простотой. Вся ее жизнь, воспитание и образование были тщательно рассмотрены, изучены и найдены образцовыми; смерть ее матери, жизнь с тетей, католическая школа, которая привила ей прелестные манеры, готовность найти подходящего мужчину и обосноваться с ним там, где потребует Служение; ее вера в неполную семью и европейское образование, увлечение спортом, любовь к животным, ее нежное покровительство мужчинам.

Затем, когда она доказала, что достой на этого, начались наставления по поводу интимных деталей здоровья и гигиены, того, что должна знать каждая девушка, общей опасности секса и особенной — в тропиках; нормального отношения к другим обитателям Матоди, соблюдения этикета в общении с дамами высшего света, вреда карточных игр… «Никогда не здоровайтесь за руку с туземцами, какими бы образованными они себя ни считали. Арабы совсем другое дело, многие из них похожи на джентльменов… не хуже многих итальянцев… индусы… к счастью, они вам не встретятся… никогда не позволяйте слугам видеть вас в халате… и будьте очень осторожны с занавесями в ванной — туземцы подглядывают… никогда не ходите по переулкам в одиночестве — собственно, вам нечего там делать… никогда не выезжайте за границы поселка без сопровождения. Здесь было несколько случаев бандитизма… американский миссионер только в прошлом году, но он был не от мира сего… Мы зависим от наших мужчин, чтобы не подвергаться ненужным рискам… банда разбойников, которыми командует туземец сакуйа по имени Джоав… майор расправится с ними, когда приведет рекрутов в надлежащую форму… их положению сейчас не позавидуешь…[17] а пока возьмите за правило для безопасности ходить везде с мужчиной».

И Прунелла никогда не оставалась без мужского эскорта. Несколько недель спустя наблюдающей колонии стало ясно, что ее выбор сузился до двух джентльменов — мистера Кентиша, помощника местного комиссара, и мистера Бенсона, второго лейтенанта местного ополчения; что не означало, будто она не была мила со всеми прочими — даже с подозрительным безработным и омерзительным мистером Джеггером, — но самыми малыми знаками внимания она давала знать, что Кентиш и Бенсон были ее любимцами.

А изучение их невинных романов неожиданно возродило интерес к общественной жизни города. И до тех пор в городке, разумеется, имелись развлечения; спортивные соревнования и теннисные турниры, танцы и вечеринки, визиты и сплетни, любительская опера и церковные базары, — но все это было без особой радости и с осознанием долга. Они знали, чего ожидают от англичан за рубежом; они должны соблюдать приличия в присутствии туземцев и других их благодетелей; с ними должно происходить лишь то, о чем можно написать домой, так что положение обязывало их стойко переносить все повторяющиеся развлечения. Но с приездом Прунеллы все озарилось новым светом — стало больше танцев и больше вечеринок, и во всем была своя изюминка. Мистер Брукс, который никогда ранее не обедал на людях, вдруг обнаружил, что стал популярен, и точно так, как его не волновало прежнее вынужденное затворничество, так и нынешнюю известность, которая ему нравилась и слегка озадачивала, он воспринимал как естественный результат, обаяния своей дочери. Он понимал, что вскоре ей захочется замуж, и хладнокровно ожидал неизбежного возвращения одиночества.

Тем временем Бенсон и Кентиш бежали сквозь буйную азанийскую весну, как говорится, ноздря в ноздрю, и никто с уверенностью не мог отдать лидерство ни одному из них — заключая пари, чуть чаще ставили на Бенсона, который танцевал с ней вечером на балах в Каледонском клубе и в Поло-клубе, — когда произошло событие, которое потрясло азанийские чувства до самой глубины. Прунеллу Брукс украли.