Август Мейхью - Блумсберийская красавица Страница 18

— Трудно дѣлать узлы, возразилъ Бобъ: — но все-таки лучше, чѣмъ ничего; не выходите, пока я не кашляну три раза.

Безчестный враль пошелъ опять въ Долли, неся съ собой кашмировые оковы.

— Не двигайтесь съ мѣста, сказалъ онъ, входя въ комнату: — все идетъ хорошо.

— Лучше ей? спросилъ Долли съ величайшимъ безпокойствомъ.

— Да, гораздо лучше; она встала и одѣвается, отвѣчалъ Бобъ. — Сидите, она сейчасъ будетъ здѣсь. Положите на себя эту шаль — вамъ холодно.

Прежде чѣмъ изнуренный Долли могъ оказать самое слабое сопротивленіе, онъ уже былъ привязанъ въ креслу, какъ плѣнникъ.

— Зачѣмъ вы кто дѣлаете? спросилъ онъ съ удивленіемъ.

— Вы сейчасъ узнаете, отвѣчалъ Бобъ, который вслѣдъ затѣмъ началъ сильно кашлять.

Сигналъ былъ услышанъ. Шелестъ шелковаго платья возвѣстилъ граціозное приближеніе Блумсберійской красавицы.

Связанный Долли сидѣлъ, устремивъ глаза на дверь. Онъ узналъ эту величественную походку; роскошный шумъ дорогаго платья былъ для него знакомою музыкою. Онъ хорошо не понималъ, зачѣмъ шаль такъ крѣпко была завязана вокругъ его тѣла, но наслажденіе видѣть милую фигуру подавило возникавшій въ немъ подозрѣнія относительно обмана.

Дверь отворилась. О, радость! То была Анастасія; быть можетъ, не такая блѣдная, какою онъ ожидалъ ее видѣть, но все такая же великолѣпная — Анастасія, неограниченная повелительница его души и тѣла.

— Анастасія! пробормоталъ онъ, стараясь приподнять свои крѣпко связанныя руки.

Красавица медленно приблизилась и, остановившись прямо противъ плѣнника, погрозила ему пальцемъ и произнесла слѣдующія страшныя слова:

— Мистеръ Икль, я увѣрена, что вы краснѣете отъ стыда, сэръ!

ГЛАВА IX

Торжество мистриссъ Икль

При этихъ ужасныхъ словахъ: «мистеръ Икль, надѣюсь что вы краснѣете отъ стыда», плѣнникъ, казалось, скорѣе почувствовалъ злобу, чѣмъ смущеніе, и сейчасъ же сталъ пробовать крѣпость своихъ кашмирскихъ цѣпей, вытягивая тонкія маленькія ноги и потрясая локтями, какъ будто бы игралъ на волынкѣ; но усилія Долли были мизерны: шаль обвивала его такъ плотно, какъ труднаго младенца пеленки. Сверхъ-того, еслибъ даже шаль и уступила усиліямъ Долли, развѣ позади кресла не стоялъ силачъ Бобъ де-Кадъ, готовый каждую минуту схватить своею мускулистою рукою бѣднаго крошку за воротъ и бросить его обратно въ кресло? Прекрасная Анастасія (въ тотъ моментъ, когда ея жертва начала бороться за свободу, она граціозно отступила за предѣлъ, куда не могли ее достать сапоги жертвы) не потеряла суровости осанки; ея нахмуренныя брови и сверкающіе глаза напоминали тропическую грозу.

Первое желаніе, загорѣвшееся въ душѣ Долли, когда онъ смотрѣлъ на свою коварную Далилу и филистимлянина Боба, было слишкомъ ужасно: онъ пылалъ жаждою крови; но вскорѣ, когда безполезныя попытки истощили его, эти лютыя желанія перешли въ подавляющее отчаяніе. Онъ опять упалъ въ кресло. Онъ чувствовалъ, что пришло время упереть: жизнь была слишкомъ пуста; цѣлый свѣтъ, съ его дворцами и великолѣпными домами, былъ не что иное, какъ пустяки; нигдѣ ему не было мѣста, кромѣ могилы, могилы! желанной могилы. Онъ закрылъ глаза и старался думать, что уже погребенъ и успокоился.

Это внезапное изнеможеніе я приписываю тому, что въ теченіе нѣсколькихъ недѣль онъ принималъ пищи менѣе, чѣмъ сколько было бы достаточно для здороваго попугая. Одинъ глотокъ бараньей котлетки въ день едва-ли достаточенъ, чтобъ снабдить человѣка героизмомъ въ затруднительномъ положеніи, или дать тѣлу такую силу, которая могла бы справиться съ различными бѣдствіями, въ родѣ узловъ кашмировой шали.

Я вѣрую, что кусокъ хорошей, мягкой говядины съ картофелемъ удивительно помогаетъ; человѣкъ набирается силъ на каждое нравственное испытаніе, или всякое смѣлое предпріятіе; онъ можетъ улыбаться при видѣ бѣснующихся смертныхъ и господствовать надъ мученіями объ утраченной надеждѣ.

Способствовала ли когда нибудь растительная пища формировкѣ замѣчательнаго человѣка? Вскармливался ли какой-нибудь знаменитый герой на поджаренной капустѣ, или великій философъ на соусѣ изъ пастернака?

Безъ хорошей пищи умъ (какъ ни кажется эта мысль дерзкою) мѣшается, — какъ это и случилось съ Долли. Удивительно мнѣ, какъ несчастные нищіе умѣютъ, при пустомъ желудкѣ, выносить жизнь съ ея испытаніями; изумительно, почему они все-таки настаиваютъ на своемъ существованіи?

Какъ только Анастасія увидѣла, что истощенный Долли упалъ опять въ кресло, она еще разъ приблизилась къ нему, грозя пальцемъ. Она была основательно знакома съ тою неоцѣненною хитростью въ военной тактикѣ, которая состоитъ въ парализированіи нападенія непріятеля контръ-аттакой; она понимала, что единственный способъ показаться невиннымъ при большой виновности, состоитъ въ предупрежденіи упрековъ противника, пусканіемъ ему въ глаза вдвое большаго короба упрековъ за собственныя мнимыя обиды и въ умѣньи первому начать неистовствовать.

— Такъ вотъ какъ, сэръ! вотъ какъ! начала Анастасія глубоко оскорбленнымъ голосомъ: — такъ вотъ какому обхожденію вы сочли приличнымъ подвергнуть вашу несчастную жену! вотъ какимъ образомъ вы ведете себя въ отношенія въ несчастной женщинѣ, которая была такъ глупа, что связала свою жизнь съ вашею! О, мистеръ Икль, я краснѣю за васъ, да, краснѣю сильнѣйшимъ образомъ!

Впрочемъ, она не покраснѣла, да въ этомъ не было и надобности, потому что глаза Долли были закрыты.

— О, мистеръ Икль! опять начала она: еслибы мы, бѣдныя женщины, могли только знать, какія испытанія насъ ожидаютъ, то мы подумали бы дважды — нѣтъ, какое дважды! сто разъ! — прежде, чѣмъ стали бы слушать обманчивыя слова мужчины!

Она ожидала, что Долли будетъ возражать, и потому на минуту пріостановилась, но онъ, казалось, крѣпко спалъ; она продолжала:

— Какая я была глупая! я говорю, мистеръ Икль, — какая глупая я была! О, еслибы то время могло возвратиться! еслибы я тогда руководствовалась только здравымъ смысломъ, а не поддавалась очарованію змѣи, — ехидны, которую я отогрѣла на своей груди, мистеръ Икль! Еслибъ я не была дурочкой, я бы васъ отчистила, сэръ, я приказала бы кучеру отца выгнать васъ изъ нашего дома, сэръ. Но я была довѣрчивой дѣвочкой, мистеръ Икль; я была довѣрчивой, глупой дѣвочкой, сэръ! Прекрасное положеніе я себѣ устроила — превосходное! У меня былъ нѣжный отецъ, сэръ, и любящая мать, и… и…

— И обожающій братъ, подсказалъ Бобъ изъ-за кресла.

— Да! и милый, нѣжный, преданный братъ! продолжала оскорбленная Венера, съ возрастающей тоской:- но я оставила ихъ всѣхъ, какъ безумная, неблагодарная простушка, для негодяя, для негодяя — мистера Икля — который хватаетъ шляпу и оставляетъ бѣдную жену! Вы не забудьте, низкій вы человѣкъ! что женщина, которую вы клялись защищать до послѣдней капли своей гадкой крови, унижена, что ея репутація покрыта грязью! Вы опять присоединились въ своей подлой лондонской шайкѣ негодяевъ, и проводите ночи въ развратѣ? Вы меня слышите, сэръ? Вамъ нѣтъ надобности притворяться спящимъ, мистеръ Икль! Я рѣшила, что вы выслушаете каждое слово, которое я скажу. Проснитесь, сэръ, проснитесь!

— Я жду отвѣта, мистеръ Икль, сказала Анастасія, когда Долли, наконецъ, открылъ глаза и сталъ смотрѣть на нее такъ пристально, какъ младенецъ смотритъ на свѣчку:- я хочу слышать, что вы скажете въ оправданіе своего низкаго поведенія!..

Въ большому ея удивленію и неудовольствію, Долли пробормоталъ:

— Пожалуйста… я хочу лечь въ постель…

— Въ постель! Это еще что такое! Нѣтъ, на не ляжете въ постель, сэръ!.. вскричала изумленная Анастасія. — До тѣхъ поръ никто не ляжетъ спать, въ этомъ домѣ, сэръ, пока вы не отвѣтите на мой вопросъ. Я жду, мистеръ Икль! говорите, сэръ!..

Бѣдная младенческая голова съ закрытыми глазами упала на плечо, какъ будто бы грустныя мысли уже слишкомъ обременили и придавили ее; маленькіе члены внезапно ослабѣли и безжизненное тѣло покачнулось на бокъ, подобно разсыпающемуся картонному домику.

Когда Анастасія увидѣла, что Долли въ сакомъ дѣлѣ лишился чувствъ, она испугалась. Очень трудно, держа въ рукахъ палку, умѣть во время прекратить наносимые ею удары; она и не предполагала, чтобъ онъ былъ такъ слабъ и чувствителенъ.

Прекрасная будетъ штука, если Долли умретъ тотчасъ по возвращеніи домой! отличную исторію сдѣлаютъ изъ этого сосѣди!

Они готовы будутъ присягнуть, что онъ отравленъ. Представьте только себѣ, что явится коронеръ, полиція будетъ розыскивать у нея ядъ и, быть можетъ, все это опишутъ въ газетахъ! Анастасія обернулась къ братцу Бобу, который поблѣднѣлъ, какъ полотно, и сказала:

— Кажется, онъ боленъ!

— Можетъ быть, онъ притворяется, сказалъ находчивый юноша; и въ ту же минуту, храбрецъ сталъ съ искусствомъ настоящаго палача татъ неистово щипать несчастную жертву, что Долли долженъ былъ закричать, еслибы какое-нибудь чувство у него еще оставалось.