Луи Селин - Смерть в кредит Страница 19

При виде этого все соседи начинают раздеваться. А потом показывают свои задницы. Он плюет на них… У него даже нет времени сделать перерыв. Все дружно бросаются к выходу… Толпа запрудила Бульвары…

Проходя через Вандомскую площадь, покупательница все больше раздувается от порывов ветра. У Оперы она увеличилась еще в два раза… в сто раз!.. Все соседи, как мыши, бросаются ей под юбку… И тут же, обезумев, выскакивают… Потом опять скрываются там… Это производит ужасный беспорядок.

Повсюду бегают собачки из Пассажа, они прыгают, гадят, кусаются. Хозяйка парфюмерной лавки мадам Жювьен кончается перед нами под грудой лиловых цветов жасмина… Она задыхается… Три проходящих мимо слона растаптывают ее, обрывая агонию… Снизу поднимаются, медленно разливаясь повсюду, тонкие струйки аромата…

Четверо подмастерьев булочника Ларжантейля проносятся с огромной трубкой из лавки «Магометанский табак», которую обычно зажигают только после шести… Напротив рынка Сент-Оноре при входе в павильон они разбивают ей головку… Врываются в правый павильон… где «Домашняя птица». А потом в левый, где «Рыба».

Однако остановиться уже невозможно! Особенно великанше! Той самой! У которой две планеты вместо грудей… Тут меня сбивают с ног… Мой отец напрасно пытался меня поддержать… Он запутался в спицах своего велосипеда… И прищемил Тому хвост. Тот путался у него под ногами и лаял, но почему-то совсем бесшумно…

Мне помог подняться на ноги сторож, одетый в длинный сюртук… С колбасным хвостиком внизу… Он смешит нас своей длинной палкой для зажигания газа… Которую почти целиком засунул себе в нос.

Переходя через улицу Риволи, она споткнулась на пешеходной дорожке и раздавила дом, вылетевший оттуда лифт выбил ей глаз… Все идут прямо по развалинам. На улице Женер из моей школы выходит мой приятель, горбатый Эмиль Оржа… Он всегда был бледным, с большим пятном винного цвета около уха… Но теперь он выглядит иначе. Он стал свежим, розовощеким и симпатичным, я был страшно рад за него.

Все наши знакомые уже исчезли под Дамой, в ее штанах, стиснутые под ее юбками, они бегали по улицам и кварталам… Повсюду они следовали за ней. Теснота увеличивалась. Мать не отпускала мою руку… Все вперед и вперед… На площади Конкорд я понял, что она ведет нас на Выставку… Это было довольно мило с ее стороны… Она решила всех развлечь…

Все серебро, все деньги лавочников были у Дамы, у покупательницы, она спрятала их в штаны… Платить должна она… Возле Дамы становилось все жарче… Среди оборок я разглядел еще тысячу подвешенных вещей. Все, что она стащила… Тут мне на голову, поставив синяк, упало маленькое зеркальце, то самое, которое многие месяцы искали на улице Монторгей… Если бы я мог, я бы закричал о своей находке… Но я не мог его даже поднять, так меня сжали… Настал момент, когда все почувствовали, что пора еще уплотниться… Нас зажало в монументальных воротах, поднимавшихся к небу наподобие причудливой прически… Мысль о том, что придется платить, всех ужасала… К счастью, нас уносит поток нижних юбок… Все толкаются, задыхаются, становятся на четвереньки… Покупательница наклоняется, чтобы пройти. Может, это уже конец?.. Может, мы уже в Сене? К нам приближаются акулы, и сейчас мы заплатим за все?.. А? Так всегда бывает, когда куда-нибудь пролезешь бесплатно… И тут я испустил такой пронзительный и резкий крик, что покупательница испугалась! Она вдруг подняла вверх все юбки вместе с воланами… панталоны… выше головы… до самых облаков… На нас обрушился настоящий ураган, леденящий ветер, такой резкий, что вокруг завыли от боли… Покинутые, дрожащие, все застыли на набережной в тоскливом ожидании. Около пристани, где стояли три баржи, покупательница улетела!.. Все соседи из Пассажа побледнели до неузнаваемости… Она провела всех! Эта покупательница с украденными вещами… Выставки уже не было!.. Она давно закрылась!.. Слышно было, как на Кур ля Рен воют волки…

Пора было уносить ноги… Все разбегались… Суетились… Я, такой крошечный, раздавил Меоншу…

Моя мать подобрала юбки… Но бежала все медленнее… оттого что ее ноги… вдруг стали как ниточки… и в то же время такими мохнатыми, что цеплялись друг за друга… совсем как у паука… Она ковыляла впереди нас… За ней бежали… Внезапно появились омнибусы… Они ехали со страшной скоростью… Промчались по всей улице Рояль… Голубые, зеленые и лимонно-желтые… Раздался треск, и все детали разлетелись по площади до самых деревьев Тюильри. Я сразу понял, что произошло… Я испугался… Кричу… Подбираю… Показываю, где надо собирать… В обратном порядке, начиная с тротуара возле Оранжереи… Все напрасно! Бедного дядю Эдуарда раздавили вместе с его мотоциклом у подножия статуи… Чуть позже он появляется у моста Сольферино со сплющенным драндулетом, приросшим к спине, как раковина улитки… Его уводят… Нужно торопиться, бежать быстрее, потому что появились сотни автомобилей… «Рен Серполле» из салона… Их огни мелькают у Триумфальной арки. Они несутся что есть мочи вместе с нами…

Около памятника Жанне д'Арк, как вспышка, мелькает лицо улыбающегося Рудольфа… Он продает своего «Трубадура» с аукциона… Чтобы купить себе «Генерала»… Не время его беспокоить… Покрытие на дороге раздроблено… В одном месте образовалась огромная пропасть… Все проваливаются… Я прохожу по самому краю… Успев схватить портфель тетки Армиды как раз перед тем, как она исчезла… На нем бисерным почерком написано: «На добрую память…» Внутри стеклянный глаз. Все удивленно смеются… Это привлекает со всех сторон огромную толпу… На этот раз людей так много, что они заполнили всю улицу Терез до высоты четвертого этажа… Все продолжают карабкаться на эту гору живого мяса… От нее воняет навозом, и запах этот поднимается до самых звезд…

По дороге домой осталось преодолеть еще четыре очень крепких решетки… Это пытаются сделать сразу сотни и тысячи, они толкают ворота… Пытаются пролезть туда… Ничего не получается… прутья сгибаются, а потом резко выпрямляются и бьют нас по морде, как резиновые… Какой-то призрак спрятал наш ключ!.. Он требует за него все или ничего!.. Его посылают подальше!.. «Пошли к черту!..» — отвечает он нам… Его снова зовут. Нас десять тысяч, и все давят на решетку…

До улицы Гомбу доносится эхо сотен тысяч воплей… Произошла катастрофа… Это крики тех, кого давят на площади Гайон… Омнибусы безумствуют… хаос продолжается… «Клишни — Одеон» перемалывает остатки обезумевших… «Пантеон — Курсель» напирает сзади… Летят тысячи обрубков… Все это стекает на наши витрины. Рядом со мной стонет отец: «Ах, если бы у меня была труба!..» От отчаяния он готов рвать на себе волосы, он карабкается на Французский банк, добирается до часов… Вырывает минутную стрелку… И спускается с ней. Он держит ее на коленях… Это его забавляет… И утешает… Можно было бы и всем поразвлечься… но вот группа конных полицейских появляется на улице Меюль… «Мадлен — Бастилия» сталкивается с ними, опрокидывается и падает на решетку… Наконец-то она выломана! Омнибус воспламеняется, огромная машина горит и потрескивает… кондуктор стегает кнутом кучера… Вперед, вперед… Полицейские штурмуют улицу Мулэн, заполняют ее и проносятся как огненный смерч… Толпа рассасывается, рассыпается, разбиваясь о Комеди Франсез… Все объято пламенем… крыша отрывается, поднимается и, пылая, улетает в облака… Очаровательная актриса старательно декламирует стихи… стихи очень возвышенные, она готовит их для сцены. Она так старательно работает языком, что он начинает заплетаться… застревает у нее в горле… Она испускает жуткий крик… Пламя поглощает все…

Больше ничего не видно, только огонь… Ужасная раскаленная палка стучит у меня в висках, все смешивает… давит… Эта палка, как ложка, размешивает огненную похлебку внутри моего черепа… Она никогда больше не оставит меня…

* * *

Я очень долго не мог поправиться. Выздоровление затянулось на два месяца. Я был серьезно болен… Под конец появилась сыпь… Часто приходил врач. Он советовал отправить меня в деревню… Легко сказать, но для этого нужны средства… При малейшей возможности мне старались дать подышать воздухом.

В конце января Бабушка Каролина собралась в Аньер, чтобы получить деньги со своих съемщиков. Мне предоставился случай выехать за город. Там у нее на улице, которая называлась «Веселой», в рабочем квартале было два небольших дома, из кирпича, крытые саманом. Это была ее собственность, ее хозяйство…

Мы вдвоем отправились в путь. Я шел очень медленно. Еще долго после болезни я чувствовал слабость, у меня часто шла носом кровь, а кроме того, шелушилась кожа. Мы пошли к вокзалу… Проспект Федэрб… площадь Карно… У Мэрии повернули направо, потом пошли через Народный сад.

На площадке для игры в шары между решеткой и водопадом постоянно собиралось множество впавших в детство возбужденных старичков, щуплых, кашляющих и хрипящих пенсионеров-весельчаков… Каждый раз перед началом игры они осыпали друг друга градом насмешек… Взрывы смеха… Я понимал все их шутки… и с каждым разом все лучше… Смешнее всего была их манера писать… они прятались за дерево… каждый по очереди… При этом остальные ужасно беспокоились… «Не потеряй его, Тото!..» Так у них было принято… И все хором повторяли… Я находил их неотразимыми. Я смеялся так громко, что Бабушке стало неловко. Я слишком долго стоял на зимнем ветру — запросто можно было опять подхватить какую-нибудь болячку…