Джудит Леннокс - Следы на песке Страница 19

— Они даже ничего не взяли. Только всё поломали.

Кухня и кладовая были обчищены. Что-то непристойное было в голых полках и зияющем пустотой буфете. Но под мусорной корзиной Джейк обнаружил ящик с овощами, а в печке — каким-то чудом сохранившийся уголь. Он повернулся, чтобы спросить у Элен, умеет ли она готовить, но вовремя сообразил, что это дурацкий вопрос, и принялся чистить картошку и скоблить морковь сам. Графиня удалилась в залитый лунным светом сад. Когда овощи сварились, оказалось, что Элен накрыла длинный обеденный стол на две персоны, найдя серебряные приборы и фужеры муранского стекла,[22] которые мародеры почему-то не заметили, а в центр поставила небольшой букетик цветов.

Джейк нашел погреб, но дверь его оказалась заперта, а ключа в скважине не было. Джейк отыскал во флигеле топор; взламывая дверь, он подумал, что сейчас ведет себя ничем не лучше тех, кто разорил этот чудесный дом. Но ему было необходимо выпить.

Поев, они поднялись наверх. В спальнях стояла роскошная мебель, над кроватями висели пологи из шелка и бархата. Джейк стащил с себя сапоги и рухнул на кровать. Через некоторое время события этого дня стали превращаться в его меркнущем сознании в кошмары (ягоды клубники, которыми его угостила старушка, были маленькими пульсирующими сердцами; он переворачивал трупы беженцев вверх лицом, и с них лохмотьями сползала кожа). Его внезапно разбудил звук открываемой двери. Джейк сел на кровати, вглядываясь в темноту. Сердце у него колотилось. Потом он услышал голос Элен:

— Не могу заснуть. Все думаю, а вдруг они вернутся? Вы не будете против, если я лягу рядом с вами?

На ней была шелковая пижама. Она откинула уголок одеяла и скользнула в постель. Они оба мгновенно уснули, тесно прижавшись друг к другу, но на рассвете Джейк не смог удержаться от того, чтобы не коснуться губами ее атласного плеча. Они занялись любовью, и Джейка подогревало желание отомстить Анни за то, что она его бросила. После этого они встали, оделись и поехали дальше. В полдень, подъехав к Блуа, пожали друг другу руки и вежливо распрощались.

Однако везение Джейка на этом закончилось. Начался дождь, и под его тяжелыми каплями пыль на дороге превратилась в вязкую грязь. В довершение всего он проколол колесо и, казалось, целую вечность возился с ним под проливным дождем, пока наконец кое-как не залатал камеру. Проезжая через деревню, запруженную беженцами, Джейк заметил на доске перед деревенской гостиницей объявления:

«Мадам Лебран, соседний дом с церковью, ищет своих сыновей Эдуарда (4 года) и Поля (6 лет), потерявшихся здесь 11 июня»

и

«Мадам Табуа, до востребования на местную почту, ждет известий о своей дочери, Марион, восьми лет, потерявшейся 12 июня в десяти километрах от Тура».

К объявлениям были приколоты фотографии. Джейк постоял какое-то время, разглядывая смеющиеся детские лица, потом снова оседлал велосипед и покатил дальше.

Ночь он провел в амбаре на полпути между Туром и Пуатье. Жена хозяина накормила его и с полдесятка других таких же, как он, супом и свежеиспеченным хлебом. Все тело у Джейка болело, он дрожал от холода в промокшей одежде. Собирая пустые миски, женщина сказала, что немцы взяли Париж. Потом она раздала всем по эмалированной кружке с отличным шампанским. «Liberte!»,[23] — сказала она, и все выпили.

Радио на кухне в Ла-Руйи было настроено на Би-би-си. Все Мальгрейвы, Женя и Сара слушали сначала последние известия, а потом — далекий, слабый голос английской королевы, передающей послание Франции с выражением поддержки и сочувствия. После этого комнату наполнили аккорды «Марсельезы» и «Боже, храни королеву».

Наступившее молчание нарушила Женя. Положив свою тонкую морщинистую руку на тяжелую лапу Ральфа, она ласково проговорила:

— Милый Ральф, вам нужно уехать. Ты должен всех увезти в Англию. Там вы будете в безопасности.

— Не хочу даже думать об этой мерзкой стране… — начал было Ральф, но Женя, легонько сжав пальцы, заставила его замолчать.

— Франция выживет. Ла-Руйи — тоже. Но твоя семья, если вы останетесь здесь, — нет. А когда весь этот ужас закончится, вы вернетесь сюда, Ральф, и все будет как прежде.

Николь опустилась на колени рядом со стулом отца.

— Папа, я не хочу здесь оставаться.

— Это еще почему? — рявкнул Ральф. — Струсила? От тебя, Николь, я меньше всего ожидал…

Она спокойно перебила его:

— Вовсе нет, просто я боюсь, что все это будет скучно и утомительно, а ты ведь знаешь, я не выношу скуку.

В глазах у него блестели слезы. Он хрипло произнес:

— А как же наш мальчик? Мы же не можем уехать без мальчика.

— Джейк приедет, — сказала Фейт, — он мне обещал.

Ральф медленно обернулся к Жене.

— А ты, милая Женя?

Женя улыбнулась.

— Я уже слишком стара для таких путешествий. Я и так переехала из Польши в Ла-Руйи, так что мы с Сарой останемся здесь. Это наш дом. А у тебя, Ральф, дома нет. Возможно, теперь тебе пора его обрести.

Поппи шепнула:

— Прошу тебя, Ральф.

Ральф вытер глаза тыльной стороной ладони. Потом едва заметно кивнул, и Фейт показалось, что весь замок тихонько вздохнул с облегчением.

Поппи сказала:

— Тогда надо собирать вещи.

Николь обняла Ральфа.

— Папочка, родной.

— Машина заправлена.

— Мы возьмем одно ружье. Николь, принеси ружье и коробку патронов…

— А Минни? — Николь присела на корточки рядом с собакой. — А Снип и Снап… и кролики… и золотая рыбка?..

— Собаку можешь взять — пусть охраняет нас. А кролики пригодятся здесь, если будет нечего есть.

— Ну, папа!

— Я позабочусь о кроликах, котятах и рыбке, — торопливо сказала Женя. — Не волнуйся за них, дорогая. А теперь беги, принеси своему отцу ружье.

— Поппи, приготовь аптечку. Бинты и что-нибудь дезинфицирующее, на случай, если нас ранят. Фейт — свечи и факелы, сколько Женя позволит взять. — Ральф опять повернулся к Жене. Голос его потеплел: — Женя, поехали с нами. Ты ведь поедешь с нами, правда?

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, Ральф.

— Но Польша… Ты ведь знаешь, что эти фашисты сделали с Польшей.

— Знаю, Ральф. И поэтому я должна остаться. Лучше я сожгу Ла-Руйи дотла и буду махать на пепелище польским флагом, чем позволю им взять замок. И я умру счастливой, если буду знать, что вы в безопасности.

Фейт взяла все, что поместилось в ее старый, обшарпанный рюкзак. Паутинно-серое вечернее платье, два плиссированных платья от Фортуни, накидку от Вионне, черный креп и, конечно, платье «холли-блю». Она аккуратно сложила его, свой амулет против превратностей судьбы, и завернула в папиросную бумагу.

В ту ночь она не сомкнула глаз — то и дело подходила к окну и смотрела, не покажется ли Джейк. В первые утренние часы, пока еще не рассвело, Фейт оделась, вышла в гостиную и обнаружила там Ральфа, склонившегося над картой в полном одиночестве. Она потянула его за рукав и тихо сказала: «Джейк».

Он прорычал: «Он нас найдет!», но Фейт увидела боль в его взгляде. По щекам ее покатились слёзы, и она сердито смахнула их кончиками пальцев. Ральф продолжал:

— Я думал о Бордо, но Софи по телефону сказала мне, что там столько беженцев, что шагу не ступишь.

— Правительство переехало туда из Тура.

— Жиронда заминирована, а вокзал все время бомбят. — Ральф скрипнул зубами от злости. — Поэтому я решил, что нам нужно ехать на север. Все остальные побегут в противоположную сторону. Доберемся до Ла-Рошели, а там найдем судно. И, кроме того…

Ральф не договорил, но Фейт поняла, что именно он не осмелился высказать вслух: «И, кроме того, есть надежда встретить Джейка, который движется на юг».

Когда через час они покинули Ла-Руйи, солнце еще не взошло. Звезды, рассыпанные по небу, отражались в черном зеркале озера. Сестры забрались с ногами на заднее сиденье «ситроена» и не мигая смотрели назад, чтобы отпечатать в памяти на все время разлуки замок и машущую им от ворот бледную в предрассветных сумерках Женю.

Свое путешествие Джейк воспринимал как сон — один из тех, в которых бежишь изо всех сил, но остаешься на месте. Он понимал, что, чуть ли не наступая ему на пятки, немецкая армия тоже движется на юг и он должен найти своих родных до того, как нацисты доберутся до них и интернируют как представителей враждебной нации. Он ехал, а перед глазами у него стояли ужасные сцены: священник, везущий в тачке дряхлую старуху, потерявшиеся дети, бредущие вдоль обочины и зовущие маму, несколько отставших от своей части английских солдат, которые сидели в кустах и слушали граммофон. Джейк окликнул их и спросил, что это за место, а они только пожали плечами и жизнерадостно крикнули в ответ: «Сами не знаем, приятель, заблудились!»