Эрих Кестнер - Трое в снегу Страница 19

Они проталкивались дальше сквозь толпу. От зала к залу. По всем коридорам. Но Хагедорн как испарился.

— Мы должны найти его, Иоганн, — сказал тайный советник. — Разумеется, его похитила бременская школьница. А ведь он на коленях заклинал меня присмотреть за ним по-матерински.

В баре блудного сына не было. Воспользовавшись случаем, Иоганн принялся раздаривать выигрыши. Одеколон шел нарасхват у крестьянских девиц. Какой-то голландке он вручил, не спросив ее, написанный маслом альпийский пейзаж. Она поблагодарила по-голландски.

Они возвратились к своему столику. Хагедорна все еще не было. Иоганн посадил двух мишек на третий стул. Тоблер снял черные наушники.

— Странно, — заявил он. — Без наушников вино кажется вкуснее. Ну какая, скажите, связь у слуха с вкусовыми нервами?

— Никакой, — изрек Иоганн.

Тут они начали экспериментировать. Затыкали уши и пили. Закрывали глаза и пили.

— Что-нибудь заметили? — спросил Тоблер.

— Так точно, — ответил Иоганн. — Все глазеют на нас и думают, что мы спятили.

— А еще что заметили?

— Можно делать что угодно — вино замечательное. Ваше здоровье!

В это время госпожа Каспариус, переодетая в школьницу-подростка с большим бантом в волосах, сидела с парижским апашем Фрицем Хагедорном в пивном погребке, прокуренном и переполненном. Вместе с ними за столом расположилось много посетителей. Они тоже были в маскарадных костюмах, однако страдали от этого.

Тридцатилетняя школьница открыла ранец, достала оттуда пудреницу и попудрила нахальный носик розовой пуховкой.

Молодой человек наблюдал за ней.

— Как с домашними заданиями, малышка?

— Мне срочно нужны дополнительные занятия с репетитором. Прежде всего по человековедению. Тут я совершенно не разбираюсь.

— Подожди, пока вырастешь, — сказал он. — Этот предмет познается только на опыте.

— Вот и нет, — возразила она. — Если бы зависело от этого, я была бы лучшей в классе. Увы, не получается.

— Жаль. Значит, все твое усердие напрасно. Бедное дитя!

Она кивнула.

— Кем ты хочешь стать, когда кончишь школу?

— Кондуктором трамвая, — ответила она. — Или цветоводом. Хотя лучше всего — прогуловодом.

— Ага. Тоже интересная профессия! А я хотел стать снеговиком. У них отпуск полгода с лишним.

— Это разве не у снегурок?

— Нет, у снеговиков. Но снеговику необходим аттестат зрелости.

— Ну и кем же вы стали?

— Сначала расписывал торты, — ответил он. — А сейчас вяжу галстуки. Доход есть. Собственная машина — автобус. Из-за многочисленной родни. Будешь в Берлине, покатаю. На шасси стоят ящики с цветами.

Школьница захлопала в ладоши и воскликнула:

— Красота! Герань?

— Разумеется, — сказал он. — Другие цветы вообще не подходят к автобусу.

Соседям по столу их разговор изрядно надоел. Они расплатились и сбежали.

Школьница, обрадовавшись, сказала:

— Давайте говорить громче, и через десять минут останемся здесь одни.

Но ее план расстроился. Сначала пришел Ленц, «трактирщик». Его бутылка «Золотой воды» была пуста. Он заказал бургундского и принялся распевать рейнские песни. Затем появилась фон Маллебре. С бароном Келлером. Обладая красивыми стройными ногами, она была одета придворным пажом, Келлер был в своем фраке. Они поздоровались приветливо, как только смогли.

— Вы во фраке? — удивился Хагедорн. Келлер поправил монокль.

— Я никогда не наряжаюсь. Это мне не по душе, не вижу в этом ничего смешного.

— Но… фрак на балу в отрепье? — удивилась школьница.

— Почему бы нет? — возразил толстяк Ленц. — Бывает и отребье во фраках! — Он расхохотался во весь голос.

Барон поморщился. А Хагедорн сказал, что ему, к сожалению, пора идти.

— Останьтесь, ну пожалуйста, — попросил паж. А школьница начала громко всхлипывать.

— Я дал слово, — объяснил молодой человек. — Мы, апаши, аккуратные люди. Речь идет о краже со взломом.

— А что вы хотите украсть? — спросил Ленц,

— Большую партию левых перчаток, — таинственно сказал Хагедорн и, поднеся палец к губам, быстро удалился.

Оба пожилых господина замахали руками, увидев Хагедорна.

— Куда вы исчезли со школьницей? — строго спросил Шульце. — Вы следовали доброму совету?

— Мой дорогой материнский наставник, — сказал молодой человек. — Мы беседовали только о том, кем хочет стать малышка, когда окончит школу.

— Фу, господин кандидат! — воскликнул Кессельгут.

— Ну и кем же она хочет быть? — спросил Шульце.

— Точно еще не знает. Может, цветоводом, может, прогуловодом.

Пожилые люди погрузились в раздумье. Потом Кессельгут, снова занявший место позади Шульце, сказал:

— Что ж, будем здоровы! — Они выпили, и Кессельгут продолжал: — Сударь, позвольте сделать предложение?

— Прошу, Иоганн, — сказал Шульце.

— Давайте пойдем на улицу и выпьем за здоровье Казимира.

Предложение было принято единогласно. Кессельгут захватил бутылку и три бокала, Шульце — обоих мишек, и все трое гуськом направились через залы к выходу. Хагедорн шагал впереди.

В Зеленом зале они задержали церемонию раздачи призов за самые удачные костюмы. В Малом зале помешали игре в фанты и танцам под руководством профессора Гелтаи. Двигаясь зигзагами, они уверенно и с достоинством прокладывали себе путь.

Швейцар, которого самые удалые посетители украсили конфетти и серпантином, поклонился Хагедорну и ехидно взглянул на Шульце, когда тот, подняв вверх мишек, громко сказал им:

— Посмотрите-ка на злого дядю! Такие бывают в самом деле.

Казимир, гусар-снеговик, выглядел восхитительно. Троица с любовью обозрела его. Шел снег. Шульце обернулся к приятелям.

— Прежде чем мы чокнемся за благополучие нашего общего сына, — торжественно произнес он, — я хотел бы сделать одно доброе дело. Как известно, нехорошо, когда мужчина один. И даже когда снеговик — тоже. — Он медленно опустился на колени и посадил мишек на холодный снег, одного справа, другого слева от Казимира. — Теперь у него по крайней мере будет компания в наше отсутствие.

Кессельгут разлил вино в бокалы. Но его в неполной бутылке не хватило, и Иоганн поспешил в отель за полной.

Шульце и Хагедорн остались вдвоем под ночным небом. Каждый держал в руке налитый до половины бокал. Оба молчали. Вечер был очень веселым. Но они вдруг посерьезнели. Их разделял чуть шевелившийся занавес из снежных хлопьев.

Смущённо кашлянув, Шульце сказал:

— Со времен войны я ни с одним мужчиной не был на «ты». С женщинами — да, гм. Бывают ситуации, когда говорить «вы» никак не подходит. Если ты согласен, мой мальчик, я хочу предложить тебе выпить на брудершафт.

Молодой человек тоже прокашлялся и после паузы ответил:

— Со времен университета у меня не было друзей. Я никогда бы не решился просить вас быть моим другом. Ну, спасибо тебе, дружище!

— Меня зовут Эдуард, — сказал Шульце.

— А меня Фриц, — сказал Хагедорн.

Они чокнулись, выпили и пожали друг другу руки. Кессельгут, выйдя из дверей с полной бутылкой под мышкой, посмотрел на обоих и догадался о значении их рукопожатия. Затем с серьёзной улыбкой он сделал поворот кругом и вернулся в шумный отель.

Глава тринадцатая

Большой рюкзак

Бандероль от матушки Хагедорн прибыла на следующий день. В ней были рекламные работы, которые просил сын, и письмо.

Мой дорогой мальчик! — писала мать. — Спасибо за открытки. Пишу на ходу, собралась отвезти бандероль на вокзал, чтобы ты скорее получил ее. Надеюсь, уголки при пересылке не помнутся (у пакетов и картинок). И скажи этому господину Кессельгуту, что все твои работы нам желательно получить обратно. Такие господа из-за своего величия бывают иногда забывчивыми.

Господин Франке сказал, что если с тоблеровской фирмой выгорит, то «будет обалденно». Ты ведь знаешь, он всегда выражается с фокусами. И еще сказал, что будет ругать тебя, чтобы повезло. Думаю, что со стороны квартиранта, в общем-то постороннего человека, это очень любезно. Я тоже постараюсь припомнить всякие бранные слова для такого случая. Если же с устройством на работу ничего не получится, мы по крайней мере не будем себя упрекать. Это — главное. Но нельзя терять головы. На Бога надейся, а сам не плошай.

То, что другой призер симпатичный человек, радует меня. Заочно передаю ему привет. И не давайте себя обманывать знатным людям. Многие из них ведь не виновны в том, что они богатые. У многих, я думаю, потому есть деньги, что у Господа Бога доброе сердце. Лучше, чем ничего, подумал он, сотворяя их. Кстати, есть ли у тебя еще чистое белье? Если нет, отошли мне срочно грязное. Через три дня получишь выстиранным. В магазине Хепнера видела на витрине очень красивые верхние сорочки. Попрошу отложить для тебя одну. Голубую в полосочку. Заберем, когда вернешься домой. Могу, конечно, послать тебе. Но вдруг не понравится?