Эрих Ремарк - Станция на горизонте Страница 2

Кай достал легкий дорожный чемодан, открыл замки, навстречу ему лениво зевнули пустые отделения, вскоре до отвала наевшиеся бельем, костюмами и другими вещами.

Он сразу же все упаковал и тотчас отнес чемоданы в гараж. Потом вернулся и переоделся для путешествия. Он прекрасно понимал — то, что он делает, нелепо, куда лучше было бы спокойно уладить все дела и уехать хотя бы на час или на день позже; но он не хотел рассуждениями и разумными доводами подавлять в себе это переполнявшее его вольное и пьянящее чувство, бездумно ему поддался и еще усугубил, бросив в этот вихрь всего себя — свои движения, свои слова, свои мысли.

Присев за стол, чтобы наскоро перекусить, он отдал кое-какие распоряжения своему управляющему, подписал несколько бумаг и опять направился в гараж, надел пыленепроницаемый автомобильный комбинезон, свистнул собаку, которая вмиг оказалась рядом, нажал на стартер и тихим ходом пустил машину по двору. Вой мотора постепенно перешел в рев, протяжно и дико загудел над полями клаксон, фары нащупали дорогу, и автомобиль повернул на юг.

В первый день, ближе к вечеру, Кай встретил цыган. Морщинистая старуха, отставшая от табора, чтобы побираться по деревням, чуть было не угодила к нему под колеса. Плюясь от испуга, она прокляла эти колеса и погрозила им своими костлявыми кулаками. Но как только заметила на заднем сиденье собаку, отпрянула от машины и хотела убежать.

Кай окликнул ее. Она нехотя подошла. Он предложил ей сесть в машину, он отвезет ее, куда ей надо. Старуха начала разговаривать с собакой, потом кивнула головой и села.

Кай высадил ее возле цыганских повозок и хотел ехать дальше. Но его остановил какой-то приземистый человек, похожий на хитрого смуглолицего крестьянина. Выразительной жестикуляцией он попросил Кая на часок задержаться, они вскоре станут табором здесь, поблизости. Кай должен принять приглашение, иначе нельзя, коли он не хочет обидеть старуху.

Кай согласился. Повозки свернули на лесную дорогу и выехали на поляну, окруженную деревьями и надежно ими укрытую. Здесь повозки составили в ряд, разожгли костер и повесили над огнем большой медный котел. Старуха присела перед ним на корточки и принялась половником помешивать его содержимое, бросая туда травы и кусочки мяса.

Суп оказался необычным на вкус и очень острым, как будто в него подмешали спирт. Кай спросил, так ли это, но старуха улыбнулась: «Нет, только травы… «

Она взяла его левую руку и хотела по ладони предсказать ему судьбу. Торопливо и заученно что-то забормотала, потом вгляделась более пристально и умолкла. Кай не стал спрашивать, в чем дело, только достал сигареты и начал всех угощать. Девушки жадно на них набросились, запускали пальцы в коробку и копались, набирая побольше; у одной на руке блеснул агат. Это была изящная рука, с тонкой кистью и длинными пальцами.

Кай искал лицо девушки. Она выдержала его взгляд, но медленно краснела и становилась смуглее и нежнее по мере того, как кровь приливала к ее оливковым щекам.

Он что-то ей сказал, девушка покачала головой — она не поняла. Так они и смотрели друг на друга, отгороженные от языковых будней чем-то новым, особенным, что нельзя изъяснить и исчерпать словами.

Кай увидел, что старуха это заметила и собирается что-то сказать. Он быстро пресек ее попытку, адресовав ей какую-то пустую фразу, какой-то вопрос о ее личных обстоятельствах. Она вмиг с профессиональной чуткостью подхватила разговор и пустилась жаловаться на жизнь, но вдруг остановилась, прищурив глаза, искоса взглянула на Кая и рассмеялась. Потом стала выискивать в котле кусочки мяса для Фруте. Кай поехал дальше.

В Мюнхене он обзавелся «зелеными картами» и визами.

В Кохеле шел дождь. Когда он подъехал к озеру Вальхензее, в ветровое стекло беспорядочно тыркались пушистые снежные хлопья. Двумя километрами дальше лежал снег. На подъезде к Цирльбергу дорога под снегом обледенела. Колеса вертелись вхолостую. Цепей противоскольжения Кай с собой не взял.

Он снял ремни с чемоданов и обернул ими покрышки. Через несколько сот метров ремни перетерлись. Он их связал, оплел проволокой и еловыми прутьями и опять попробовал ехать. На последнем крутом подъеме машина заскользила назад и ее с большим трудом удалось удержать. Кай был вынужден поехать обратно и купить цепи.

Хоть он и понимал, что это единственная возможность двигаться дальше, его, вопреки всякой логике, угнетала необходимость повернуть назад. Охотнее всего он рискнул бы еще раз попытаться взять этот подъем…

С цепями противоскольжения машина единым духом взлетела на гору. Небо очистилось. Синее-пресинее раскинулось оно над горами. До сих пор Кай, в сущности, катил, куда глаза глядят; теперь он решил, что поедет на Ривьеру.

Назавтра к середине дня он оставил Альпы позади и помчал сквозь белую пыль итальянских дорог. То справа, то слева от него, то над ним, то глубоко внизу тянулась скоростная электрическая железная дорога. Серпантин широкими петлями спускался к Понтедечимо. К вечеру он был в Генуе. И сразу отправился дальше, в Монте-Карло.

В отеле он принял обжигающе горячую японскую ванну с эвкалиптовым маслом и растерся ментоловым спиртом. Освежившись, достал смокинг и оделся.

В казино ой попросил выписать ему карту с зеленым углом для Cercle prive note 2 и мимоходом оглядел большие залы. Английские дельцы средней руки сражались за места с осевшими здесь русскими, с престарелыми американками и позволяли себе минимальные ставки. Между ними было рассыпано светское общество второго сорта вперемешку с кокотками и неизбежными на всех курортах старыми англичанками.

«Как, должно быть, хорошо жить в Англии, — думал Кай, — всех своих старых дев она экспортирует на Ривьеру и в Египет».

В частных гостиных как раз закончилась партия в баккара. Ничего особенно интересного. Кай вышел из казино и прошелся по авеню де Монте-Карло. Позади почты горели два фонаря, освещавшие въезд в порт. Полускрытые темнотой плыли бок о бок парусники и моторные яхты. Автомобили, пыхтя, взбирались вверх по дороге. Справа светились окна Спортинг-Клуба.

Кай вошел и представился. В первом этаже он встретил знакомых.

Гости были в волнении: один русский просадил в баккара четверть миллиона франков. За столом, где играли в «трант-э-карант», шесть раз подряд вышло черное; сейчас как раз начиналась новая партия — игроки с воодушевлением бросились к разложенным картам.

Кай несколько раз понтировал стоя. Напротив него сидел какой-то балканец с впалыми висками. Пальцы у него были унизаны кольцами. Оправы демонстрировали всевозможные стили, но камни были сплошь изумруды. Рядом с ним стоял ящичек японской работы, покрытый наполовину черным, наполовину красным лаком. В ящичке сидел паук. Перед тем как сделать ставку, балканец встряхивал шкатулку и в зависимости от того, на какой половине — красной или черной — оказывался паук, ставил на красное или черное.

— А у вас какой талисман? — спросил Кая автомобильный фабрикант Бэрд.

— Зачем мне талисман? — вопросом на вопрос ответил Кай.

— Тогда вам нельзя играть, — серьезно заявил Бэрд. — В этом сезоне ни один человек здесь не делает ставки, не обзаведясь талисманом. Видите вон там рыжую американку? Коровий колокольчик, который она прижимает к себе левой рукой, весит не меньше килограмма. Вы сами убедитесь, что она ни на минуту не отнимает от него руки. Это ее талисман.

— Какое счастье, что она не считает нужным перед каждой ставкой в него звонить, — заметил Кай.

— Не смейтесь. Мужчина напротив нее — бразилец и, насколько мне известно, владелец кофейных плантаций. Посмотрите — рядом с ним сидит маленькая черепаха. Он привез ее с собой. К сожалению, она, кажется, не переносит здешнюю пишу. Поэтому хозяин ежедневно получает для нее из Ниццы салат особого сорта. Прежде чем сделать ставку, он каждую фишку прикладывает к панцирю черепахи. Таким образом он недавно выиграл двести тысяч франков. В том числе и в той партии, в которой шесть раз вышло черное. Перед седьмой ставкой его соседка по столу нечаянно задела рукой черепаху, и та свалилась на пол. Ее хозяин сразу перестал играть и ушел. С этой минуты начало выигрывать красное. Час тому назад черепаха появилась опять, вероятно, вина с нее снята. Но ступайте-ка туда, где рулетка. Справа сидит принц Фиола. Он добился того, чтобы после полуночи за этим столом можно было делать очень высокие ставки.

Кай нашел свободное место и включился в игру. Она мало его занимала. Однако Фиола начал взвинчивать ставки, так что вскоре никто уже меньше тысячи франков поставить не мог.

Явился бразилец, посадил на стол свою черепаху и для начала поставил несколько номеров на оба цвета. Потом оказал предпочтение черному. Игра теперь шла быстрее. Голос крупье стал живее, он отчетливее чеканил свою стереотипную фразу, и удары следовали один за другим с более короткими промежутками.