Абдаллах аль-Мукаффа - Калила и Димна Страница 2

Латинский перевод «Калилы и Димны» дал возможность средневековым писателям разных стран переложить книгу на немецкий, итальянский, старофранцузский языки. Золотой фонд «Калилы и Димны» разменивается, из него берутся отдельные басни, притчи и новеллы, так что мы можем встретить их у новеллистов эпохи Возрождения, у Боккаччо, в шванках Ганса Сакса, затем у Лафонтена, где они служат дополнением к эзоповским басням. Иногда переработки и переложения «Калилы и Димны» носят название «Басни Бидпая» (или «Басни Пильная») — от имени философа Байдабы.

В то время как Западная Европа осваивала отдельные элементы «Калилы и Димны», на Востоке популярность сочинения стремительно увеличивалась. В 1144 году известный прозаик Низам ад-Дин Абу-ль-Маали переводит книгу с арабского языка на персидский, «украсив» и усложнив текст в соответствии со вкусами своего времени. Появляются десятки персидских переложений, прозаических и поэтических, новых переводов на персидский язык, и каждый отмечен все большим количеством риторических красот и ухищрений. Особенно отличается в этом отношении перевод Хусейна Ваиза Кашифи, содержащий множество поэтических вставок, подобно санскритскому оригиналу. Вряд ли Кашифи был знаком с санскритским текстом, очевидно, стихотворные отрывки — дань вкусам ценителей изящной словесности.

На турецкий язык «Калила и Димна» полностью впервые была переведена в XVI веке, может быть, с персидского языка. Наиболее известна среди всех турецких переводов и переложений книга «Хумаюн-наме». Узбекский и татарский переводы появились несколько позже, как и переводы на языки народов Дагестана (начало — середина XIX в.).

Чрезвычайно распространены обработки «Калилы и Димны» и ее отдельных частей в Юго-Восточной Азии — Малайе, Индонезии, Кампучии и других странах, и едва ли возможно перечислить переводы и переложения этой книги на разные языки стран Дальнего Востока.

В конце XVI века вазир великого могола Акбара (1556–1605) Абу-ль-Фазл вновь обращается к обработке «Калилы и Димны» и дает своему труду название «Ияре-даниш» — «Мерило мудрости». Так «Панчатантра» вернулась в Индию, пройдя причудливо-длинный, сложный путь.

На Руси интерес к басням «Калилы и Димны» не ослабевал вплоть до нового времени. В конце XVIII века обратили внимание на то, что «Калила и Димна» — не столько «поучительное», сколько обличительное сочинение. В 1762 году Борис Волков, «Академии наук переводчик», перевел с латинского языка «Политические и нравоучительные басни Пильпая, философа индийского». В 1889 году был опубликован перевод с арабского «Калилы и Димны», выполненный М. В. Рябининым и М. О. Аттаей. После Великой Октябрьской революции вышла обработка первой части «Калилы и Димны»[1], а затем и полный перевод И. П. Кузьмина и И. Ю. Крачковского[2] (И. Ю. Крачковский переводил лишь то, что не успел сделать И. П. Кузьмин — начало предисловия Бахнуда ибн Сахвана, предисловие Ибн аль-Мукаффы, часть первой главы и заключение книги).

Работа над интереснейшим средневековым памятником продолжается до настоящего времени. Библиография исследований и изданий рукописей «Калилы и Димны» поистине неисчерпаема. Ученые и переводчики всех стран мира принимают участие в подготовке изданий, сверке рукописей и комментировании «Калилы и Димны». Наиболее полные данные об изданиях «Калилы и Димны» и посвященных ей исследованиях содержатся в труде французского арабиста Шовена, но эта библиография за сто лет, прошедших со времени появления книги Шовена, настолько увеличилась, что составит теперь объемистый том, объединяющий работы на самых разных языках.

Сборник забавных басен о животных на пехлевийском и сирийском языках был популярен и в Сирии, и в Иране, которые частично входили в состав персидской сасанидской империи, существовавшей вплоть до арабского завоевания в VII веке. Сочинение это было частью домусульманского иранского культурного наследия, сыгравшего значительную роль в формировании арабо-мусульманской культуры.

Иранские древние традиции как бы помолодели, сменив обличье и «переодевшись в арабское платье». До поры до времени иранское наследие существовало в арабском Халифате подспудно, но в конце VII века, когда ослабло византийское влияние, бывшее особенно сильным в северных областях Халифата, омейядский халиф Абд аль-Малик (прав. 685–705) объявил государственным языком Халифата вместо греческого арабский.

С этого времени начинают выдвигаться на государственные посты представители старой иранской служилой знати, которые обучали своих сыновей у лучших знатоков арабского языка и древней арабской поэзии. Именно из их среды вышло большинство «адибов» — образованных людей, которые умели и составить важный государственный документ, и написать литературное «послание» — своеобразное эссе на любую заданную тему, и участвовать в управлении огромным мусульманским государством, в которое вошли множество стран и народов — от Синда, нынешнего Пакистана, до Испании и южной Франции. В VII–VIII веках были выстроены новые города, где бок о бок жили аравийские бедуины, воины отрядов завоевателей, персы, иракцы-набатейцы, как называли арабы коренных жителей Ирака, чернокожие зинджи с восточного побережья Африки, представители других народностей. Одним из крупнейших городов того времени в Халифате была Басра, портовый город, который посещали купцы и мореплаватели с дальних островов, где можно было купить любые товары и рабов, привезенных из стран, захваченных мусульманскими войсками, где адибы, поэты и богословы устраивали религиозные и философские диспуты и поэтические состязания.

В Басре провел большую часть жизни Ибн аль-Мукаффа, отпрыск богатого и влиятельного иранского рода, представители которого принадлежали к числу потомственной служилой знати. Еще при Сасанидах предки Ибн аль-Мукаффы занимали государственные должности «писцов», то есть секретарей, служащих и глав различных ведомств — «диванов», и вазиров, а после завоевания Ирана арабами скоро вернули себе прежнее положение.

Отец Ибн аль-Мукаффы, Дадое, по прозвищу «аль-Мубарак» — «Благословенный», ведал взиманием налогов в Ираке. В то время существовало правило — периодически подвергать проверке, так называемому «взысканию», сопровождавшемуся пыткой, тех государственных чиновников, которые имели дело с крупными денежными суммами, то есть вазиров и сборщиков податей. Такому взысканию и был подвергнут Дадое и после пытки перестал владеть левой рукой, почему и получил прозвище «аль-Мукаффа» (имеющий скрюченную или отсохшую руку). После «взыскания» Дадое вновь занял свой пост при аль-Хаджадже ибн Юсуфе, наместнике Ирака.

Дадое был родом из города Гура, находившегося в иранской провинции Фарс. Его предки принадлежали к «маула» — вольноотпущенникам знатного арабского семейства Ахтамидов, осевшего в Басре, куда перебрался и Дадое со своей женой и сыном, прозванным «Ибн аль-Мукаффа».

Ибн аль-Мукаффа (букв. «сын человека с отсохшей рукой») прожил всего 36 лет. Ему было суждено стать свидетелем трагических событий, которых произошло так много в беспокойной истории арабского Халифата, и главное — восстания 748–749 годов под руководством Абу Муслима из Хорасана, падения династии Омейядов в 750 году и воцарения новой династии — Аббасидов. Ибн аль-Мукаффа пережил четырех халифов — трех Омейядов и одного Аббасида — и умер во время правления второго аббасидского халифа аль-Мансура.

Родился Ибн аль-Мукаффа в 723 или 724 году в Гуре, и ему дали древнее иранское имя Рузбих. Юношеские годы он провел в Басре, куда переехала его семья. В Басре в то время можно было найти самых лучших учителей арабского языка и арабской грамматики. Отец готовил Рузбиха к карьере государственного служащего — секретаря, а наиболее важным условием для того, чтобы преуспеть в этой должности, было владение всеми тонкостями арабского языка, Корана (даже и для немусульман) и всего комплекса существовавших в ту пору гуманитарных знаний. Среди учителей Рузбиха называют многих выдающихся знатоков арабского языка, грамматики и риторики, общепризнанных авторитетов в области богословия, законоведения и поэзии.

Когда Ибн аль-Мукаффе исполнилось 18 лет, он покинул Басру и уехал в иранский город Шапур, где занял пост секретаря аль-Масиха, тогдашнего правителя города. Здесь юноша впервые встретился с неким знатным арабом, сыгравшим роковую роль в его судьбе. Этого человека звали Суфьян ибн Муавия, и его род восходил к одному из сподвижников пророка Мухаммада. Суфьян ибн Муавия отличался непомерной спесью и высокомерием и был вместе с тем туп, косноязычен, злопамятен и уродлив. Между Рузбихом и Суфьяном возникла взаимная антипатия, и Рузбих часто позволял себе довольно дерзкие выпады против своего недруга. У Суфьяна был огромный нос, и юноша, входя к нему, всегда приветствовал его словами: «Мир вам обоим» (то есть тебе и твоему носу). Однажды Суфьян, желая похвастаться своей сдержанностью и воспитанностью, сказал: «Никогда не раскаивался я в том, что смолчал», на что Рузбих незамедлительно ответил: «Немота была бы лучшим твоим украшением, так зачем же раскаиваться?»