НОРМАН МЕЙЛЕР - ЛЕСНОЙ ЗАМОК Страница 2

И сплошь и рядом — только ее. Отец нравится дочери хотя бы тем, что он ее породил».

Поверим Гиммлеру на слово. Он вынашивал эту теорию двадцать лет. Будучи большим поклонником Шопенгауэра, он уже в 1938 году придавал изрядное значение такому принципиально новому тогда учению, как генетика. Гены, утверждал он, являются биологической материализацией разработанной Шопенгауэром концепции воли. Ее, этой таинственной воли, основным элементом.

«Нам известно, — утверждал он, — что инстинкты могут передаваться из поколения в поколение. Но почему? Я бы сказал, что природа самой воли заставляет ее хранить верность собственным истокам. Я даже называю это внутренним взором, да, господа, это сила, положенная в основу самого нашего существования. Именно внутренний взор и отличает человека от животных. С тех самых пор как оно впервые появилось на земле, человечество стремится покорить незримые вершины грядущего.

Разумеется, для достижения столь величественной цели у нас имеются серьезные предпосылки. Самые стойкие и судьбоносно важные гены обладают способностью выдерживать испытания, потрясения и унижения, с тем чтобы перейти от отца к сыну, из поколения в поколение. Великий вождь, доложу я вам, бывает, как правило, обязан своим рождением не только отцу и матери. Истинный вождь является на свет, разорвав узы, сковывавшие его ни на что не решившихся предков на протяжении целого десятка поколений. Никому из них не удалось реализовать собственный внутренний взор, но они передали его по цепочке в генах.

Нет надобности уточнять, что я дошел до этой точки в моей концепции, размышляя о жизни Адольфа Гитлера. Его героическое восхождение на самый верх отзывается в наших сердцах счастливой дрожью. А поскольку, как всем известно, он происходит из простой и скромной крестьянской семьи, его жизнь представляет собой образец сверхчеловеческого торжества над тривиальностью. Благоговение, господа, — и ничего, кроме абсолютного благоговения».

Будучи офицерами разведки, мы в этом месте всегдашней лекции в душе улыбались. Все прослушанное нами до этой минуты было только присказкой. И лишь сейчас наш Хайни оказался в состоянии оседлать любимого конька.

«Истинный вопрос, которым следует здесь задаться, заключается вот в чем. Как удается внутреннему взору сохранить и уберечь себя в разливанном море повседневной пошлости? Механизм этого самосохранения встроен в процесс так называемого естественного воспроизводства. Представим себе миллионы и миллионы сперматозоидов. Одному из них предстоит, преодолев все препятствия, оплодотворить женскую яйцеклетку. Каждому из этих одиноких сперматозоидов, плавающих в утробных водах, яйцеклетка представляется огромной, как боевой корабль. — Тут он брал паузу, а затем кивал. — Та же готовность к личному и коллективному самопожертвованию, которая заставляет бойцов броситься в отчаянную атаку на укрепленную высоту противника, должна быть присуща здоровому сперматозоиду. Самая суть мужского семени заключается в беззаветной и безоглядной отваге, лишь бы хоть одному сперматозоиду удалось в результате всеобщего героического штурма ворваться в яйцеклетку».

Тут он смотрел на нас, вернее, мерил нас взглядом. Разделяем ли мы владеющий им восторг?

«И следом за этим вопросом, — говорил он далее, — тут же возникает другой. Окажутся ли гены женщины совместимы со сперматозоидом, которому удалось ворваться ей в яйцеклетку? Или Одни гены войдут в конфликт с другими? И поведут себя точь-в-точь как муж и жена в неудачном браке? Этого может хватить для оплодотворения и для последующего рождения, но сочетание конфликтующих генов не сулит человеку, которому предстоит появиться на свет, надлежащей гармонии.

Поэтому, когда мы говорим о неизбывном желании человечества породить живое воплощение внутреннего взора, когда мы говорим о желании породить сверхчеловека, нам надо четко представить себе вероятностные расклады, риски и ставки. В скольких семьях комбинация генов мужа и жены окажется настолько удачной, что на свет сможет появиться дивное дитя? В одной на миллион? Нет! В одной на сто миллионов? Может быть, тоже нет! — Он вновь делал свой характерный жест. — В одной на миллиард? Нет, пожалуй, в одной на триллион! В случае с Адольфом Гитлером нам поневоле приходится говорить о числах, известных в основном из области астрономии.

Итак, господа, логика заставляет нас исходить из того, что сверхчеловек, воплощающий внутренний взор, должен явиться на свет в результате сочетания исключительно сходных генетических ингредиентов. Только в таком случае вместо практически неизбежного конфликта генов будет обеспечен кумулятивный эффект!»

Тут и слепому стало бы видно, куда клонит Генрих. К инцесту!

«Однако же, — продолжал Гиммлер, — будучи реалистами, мы должны признать, что жизнь далеко не всегда обеспечивает столь благоприятное развитие событий. Как правило, внутрисемейные интимные связи приводят к появлению на свет людей обоего пола с серьезными отклонениями. Нам приходится смириться с тем, что дети, родившиеся в результате кровосмешения, оказываются ослабленными, они часто болеют и в раннем возрасте умирают. У них бывают всевозможные аномалии, включая порой и физические уродства».

Опечаленный, но непреклонный, он нависал над нами, взяв довольно долгую паузу.

«Такова цена. Кумулятивный эффект демонстрируют не только достоинства, но, к сожалению, и недостатки. Далее, одним из широко распространенных признаков детей инцеста является психическая нестабильность. Порой перерастающая в идиотизм. И даже когда в отдельном случае создаются предпосылки для развития истинно великого духа, счастливый избранник сплошь и рядом сталкивается с ментальными противоречиями, достаточно глубокими для того, чтобы спровоцировать душевное заболевание или вызвать раннюю смерть».

Так говорил Генрих Гиммлер.

Я не сомневаюсь в том, что всем его тогдашним слушателям (а не только мне одному) был ясен скрытый смысл подобных высказываний. В 1938 году наша задача (разумеется, предельно засекреченная) сводилась к тому, чтобы выяснить, является ли наш фюрер плодом инцеста первой либо второй степени. Или не является плодом инцеста вовсе. Но в последнем случае вся гиммлеровская гипотеза повисла бы в воздухе. Если же Гитлер и впрямь был рожден в результате кровосмешения, это послужило бы настолько блистательным доказательством слов Гиммлера, что никакого другого простонапросто не потребовалось бы.

Я созрел для разговора об одержимости, напрямую и опосредованно связанной с Адольфом Гитлером. Что может тревожить человека сильнее, чем вечный вопрос, на который у него нет ответа? Даже в нынешние времена о Гитлере, как ни о ком другом, нельзя рассуждать спокойно. Есть ли на земле хоть один немец, который не пытался бы понять его? Но где найти того, который мог бы похвалиться тем, что понял?

Должен вас удивить. Меня подобные мысли не одолевают. Начать с того, что я не сомневаюсь в том, что понимаю Гитлера. Понимаю, потому что хорошо знаю. Повторяю для дураков: я знаю его как облупленного. Как выражаются в своей неизбывной вульгарности американцы (а я не побрезгую повторить), мне известно, что он жрет и чем срет.

И тем не менее я тоже в известной степени одержим Гитлером. Пусть это и одержимость совершенно иного рода. Когда я думаю о том, что собираюсь поведать читателю все, что знаю, меня охватывает волнение, какое испытывает человек, вознамерившийся в глухой ночи броситься с отвесной скалы в чернильно-черную воду.

Однако давайте условимся, что вначале я буду делиться с вами информацией крайне осторожно — и только в той мере, в какой она была доступна в 1938 году члену спецподразделения СС.

Пока вам хватит и этого. Речь идет о частностях, связанных с его семейными корнями. В особом отделе IV-2a, как я уже написал, царила обстановка невероятной секретности. Да и как же иначе? Нам ведь вменялось в обязанность, задавая свои вопросы, искушать сокровенные глубины. Мы жили в постоянном страхе наткнуться на ответы, способные в своей смертельной ядовитости поставить под угрозу само существование Третьего рейха.

С другой стороны, мы были облечены особым доверием. Стремясь нарыть факты, пусть и факты опасные, мы исходили из того, что всегда сможем подкорректировать их таким образом, что их обнародование вызовет у населения дополнительный взрыв патриотизма. Хотя, разумеется, априорных гарантий того, что мы окажемся в силах управиться с каждым из наших эвентуальных открытий, не было. Мы вполне могли наткнуться на что-нибудь взрывоопасное. Чтобы ограничиться одним примером: был ли евреем дед Адольфа Гитлера по отцовской линии?