Герман Гессе - Из ранних рассказов Страница 2

Как раз в это время блаженные отшельники начали делать первые шаги в сторону все еще девственной Фиванской пустыни. Вот уже несколько лет как одним из первых проник в это дикое место отец Павел. О нем рассказывает святая легенда, будто он многие годы жил в каменной пещере, предаваясь молитвам и питаясь одной только водой из источника, плодами пальмового дерева да краюшкой хлеба, которую ему ежедневно приносил ворон с небес.

Этого Павла из Фив и обнаружил однажды полевой черт, и, поскольку его влекла к людям некоторая робкая склонность, он теперь стал частенько подсматривать за святым отшельником и подслушивать, что тот говорит. Поведение этого человека весьма удивило черта. Ибо Павел жил бедно и в полном одиночестве. Он ел и пил не больше, чем птица, спал без постели в узкой пещере, терпел жару, холод и сырость, к тому же он умерщвлял свою плоть, для чего долгими часами стоял коленопреклоненно на жестких камнях и молился, нередко соблюдал строгий пост, отказывая себе даже в той жалкой пище, которую любил.

Все это казалось любопытному полевому черту весьма диковинным, и со временем он стал считать этого человека безумным. Но вскоре заметил, что означенный Павел, хотя и влачил жалкую и скудную жизнь, но его голос, творящий молитву, звучал на редкость тепло, пылко и задушевно, что на его седой голове и худом, иссушенном лице брезжило святое сияние и отражалось тихое сердечное блаженство.

Долгое время, день за днем, наблюдал полевой черт за святым отшельником и пришел к выводу, что этот пустынник — блаженный, что из неизвестных источников он черпает неземного счастья потоки. И поскольку черт часто слышал, как тот называл и славил имя Господа, подумалось ему, что Павел — слуга и товарищ нового бога и что было бы хорошо этого нового бога придерживаться.

Поэтому однажды он собрался с духом, перешел через скалы и приблизился к седому отшельнику. Тот отстранился от него, закричал «Изыди! Изыди!» и стал ему грозить, но полевой черт поприветствовал его смиренно и тихо сказал:

— Я пришел к тебе, потому что полюбил тебя, отшельник. Если ты служишь богу, то расскажи мне о нем и научи меня, чтобы я тоже мог ему служить.

Павел усомнился в его речах, но из милости воззвал к нему:

— Бог есть любовь, знай это. И блажен тот, кто ему служит и жертвует ради него своей жизнью. Ты же похож на нечистого духа, поэтому я не могу тебе дать благословение Господне. Ступай прочь, демон!

Полевой черт пошел в печали восвояси и унес слова праведника с собой. Он был готов жизнь отдать за то, чтобы стать похожим на этого слугу Господа. Слова любви и блаженства, хотя значение их было для него темно, отзывались сладко в его сердце и казались пророческими; они пробуждали в нем страстное томление, не менее приятное и мощное, чем тоска по потерянной прежней жизни. После нескольких беспокойных дней он снова вспомнил о друзьях, которые, ему подобно, службой дьяволу тяготились, разыскал их и рассказал им все, что с ним приключилось, и они долго еще об этом говорили, вздыхали и не знали, как им быть.

В это же время в пустыне появился еще один праведник и поселился в уединенном месте, где от его стоп бежало целое полчище ядовитых змей. Это был святой Антоний. Дьявол же, разгневанный его проникновением и в страхе за свое господство над пустыней, собрал тотчас всю свою мощь, чтобы его изгнать. Всем известно, какими изощренными средствами пытался он святого человека то соблазнить, то устрашить, то выдворить куда подальше. Демон являлся ему то в облике красивой блудницы, то как брат-пустынник, то искушал его лакомой пищей и выкладывал золото и серебро на его пути.

Так как все это никак не подействовало, дьявол напустил на него все свои козни. Он избивал святого до крови, являлся ему в образе отвратительных чудовищ, проникал в его пещеру вместе с чертями, злыми духами, сатирами и кентаврами, со злобными волками, пантерами, львами и гиенами. И мечтательный полевой черт должен был следовать в этой свите, но он лишь неслышно приближался к страстотерпцу, и, когда его собратья дразнили беднягу, дергали за бороду и бесчинствовали, он бросал на Антония смущенные взоры и смиренно просил за них прощения. Но Антоний ему не верил — в словах черта он видел лишь паясничанье зла. Отшельник выдерживал все искушения и долгие годы жил в одиночестве праведной жизнью.

Когда ему исполнилось девяносто лет, поведал ему Господь, что живет в той же самой пустыне еще более древний и более достойный отшельник, и Антоний тотчас отправился в путь, чтобы его найти. Не зная дороги, странствовал он в глуши, и мечтательный полевой черт следовал за ним, незаметно помогая ему найти правильный путь, и, наконец, решился предстать перед ним, смиренно приветствовал Антония и сказал, что он и его собратья тянутся к богу и хотели бы просить святого, чтобы он их благословил. Но Антоний не поверил ему и с причитанием от него уклонился, что мы и можем прочесть во всех старинных свидетельствах о житии этого святого.

Тем временем Антоний следовал дальше, он нашел отца Павла, склонился перед ним и остался при нем. Павел же умер, когда ему было сто тринадцать лет, и Антоний был свидетелем того, как подошли два диких льва с жалобным воем и вырыли своими когтями могилу святому. После этого он покинул те места и возвратился в свою прежнюю обитель.

Все эти события полевой черт наблюдал в некотором отдалении. В своем невинном сердце носил он безмерную печаль, оттого что оба святых отца его отвергли и оставили без утешения. Поскольку он был скорее готов умереть, чем оставаться в подчинении злу, и поскольку достаточно наблюдал жизнь блаженного Павла и все хорошо запомнил, он решил поселиться в этой бедной пещере. Облачился в рубище Павла из пальмовых листьев, стал питаться водой и финиками, часами стоял на коленях в мучительном положении на жестких камнях и старался во всем подражать усопшему.

При этом в сердце своем черт все более печалился. В том, что Бог относился к нему иначе, нежели к Павлу, он мог удостовериться, так как ворон с хлебом насущным, который прежде прилетал к отшельнику, больше не показывался. А ведь полевой черт сам видел, как ворон приносил святому Антонию два хлеба. Конечно, в пещере оставалось Евангелие, но полевой черт читать не умел. В иные мгновения, когда он до изнеможения стоял на коленях и призывал Господа, то чувствовал, что начинает смутно догадываться о сущности Бога и о его блаженстве, но вполне его познать все же никак не мог.

Тогда вспомнились ему слова Павла, что было бы блаженством умереть ради Бога, и он решил умереть. Но ему никогда не доводилось видеть, как умирают ему подобные, и сама мысль о смерти страшила его и печалила. Все же он оставался при своем рвении. Более не пил и не ел и проводил день и ночь на коленях, с именем Господа на устах.

И он умер. Так он и умер, на коленях, как некогда и отец Павел. И за несколько мгновений до смерти с изумлением увидел прилетевшего к нему ворона с хлебом, как это бывало в дни жизни святого, и тотчас в великой радости понял это знамение: Господь принял его жертву и избрал его для блаженства.

Вскоре после его смерти в той части пустыни снова появились святые паломники и захотели там обосноваться. Они обнаружили труп, который в рубище на коленях прислонился к скале, и, когда они заметили, что это покойник, решили похоронить его по-христиански. Вырыли небольшую могилу, так как мертвец был невелик телом, и стали молиться.

Когда же они подняли труп, чтобы положить его в могилу, то оказалось, что под его спутанными волосами скрываются рожки, а под одеждой из листьев — козлиные копыта. Тогда возопили они громко и пришли в ужас от этой, как им показалось, коварной издевки зла. Они бросили мертвеца и бежали, не переставая творить молитвы, прочь оттуда.

1905

Пешая прогулка осенью

Переправа через озеро

Прохладный свежий вечер, сыро, бесприютно, ранние сумерки. По крутой улице, затем по глинистой лощине я спустился с горы и, наконец, озябший, одиноко застыл на берегу озера. Туман сползал с холмов, дождь прошел, капали лишь отдельные капли, еще гонимые ветром.

У берега лежала лодка-плоскодонка, наполовину вытянутая на гальку. Она была в хорошем состоянии, свежеокрашенная, сухая внутри, и весла казались совсем новыми. Рядом стояла сторожевая будка из еловых досок, она была не заперта, внутри не было никого. У дверного косяка висел старый латунный рожок, прикрепленный тонкой цепочкой. Я попытался подуть в него. Послышался жесткий, сердитый звук и тут же лениво увял. Я подул еще раз, сильнее и дольше. Затем сел в лодку и стал ждать, не придет ли кто.

Вода в озере чуть заметно колыхалась. Редкие волны с легкими шлепками бились о тонкие борта лодки. Я несколько озяб, мне пришлось плотно завернуться в широкий, промокший под дождем плащ, я сунул руки под мышки и стал смотреть на озерную гладь.