Оноре Бальзак - Физиология брака. Размышления Страница 2

Рассказчик, поведавший нам эту старую историю, был высокий и сухощавый брюнет с рыжеватыми глазами, в котором автору почудилось отдаленное сходство с тем демоном, что некогда так сильно терзал его, однако раздвоенных копыт у незнакомца не имелось. Внезапно слух автора поразило слово АДЮЛЬТЕР, а перед его внутренним взором предстал весь тот зловещий кортеж, что сопровождал в прежние времена эти знаменательные слоги.

С тех пор призраки ненаписанного сочинения вновь принялись неотступно преследовать автора; не было в его жизни поры, когда бы ему так досаждали вздорные мысли о роковом предмете этой книги. Впрочем, он мужественно противился демону, хотя тот увязывал самые незначительные события жизни автора с этим неведомым творением и, уподобляясь таможенному чиновнику, ставил повсюду свою шутовскую печать.

Несколько дней спустя автору довелось беседовать с двумя очаровательными особами женского пола. Первая была некогда одной из самых добросердечных и остроумных дам при дворе Наполеона. Достигнув при Империи весьма высокого положения, она с наступлением Реставрации потеряла все, что имела, и зажила отшельницей. Вторая, юная и прекрасная, пользовалась в пору нашей беседы огромным успехом в парижском свете. Они дружили, ибо первой исполнилось сорок, второй – двадцать два, и они редко оказывались соперницами. Одну из дам присутствие автора ничуть не смущало, другая угадала его намерения, поэтому они с полной откровенностью продолжали при нем обсуждать свои женские дела.

– Замечали ли вы, дорогая моя, что женщины, как правило, влюбляются только в глупцов?

– Что вы говорите, герцогиня! Отчего же в таком случае они вечно питают отвращение к своим мужьям?

(«Да ведь это сущее тиранство! – подумал автор. – Теперь, стало быть, дьявол нацепил чепец?»)

– Нет, моя дорогая, я не шучу, – продолжала герцогиня, – больше того, хладнокровно вглядываясь в тех мужчин, с которыми зналась некогда я сама, я содрогаюсь. Ум всегда ранит нас своим блеском, человек остроумный пугает нас, если же человек этот горд, он не станет нас ревновать, а значит, не сумеет нам понравиться. Наконец, нам, пожалуй, доставляет большее удовольствие возвышать мужчину до себя, нежели самим подниматься до него… Человек талантливый разделит с нами свои победы, зато глупец доставит нам наслаждение, поэтому нам приятнее слышать, как о нашем избраннике говорят: «До чего красив!», – нежели знать, что его избрали в Академию.

– Довольно, герцогиня! Вы меня пугаете.

Перебрав всех любовников, сведших с ума ее знакомых дам, юная кокетка не обнаружила среди них ни одного умного человека.

– Однако, клянусь добродетелью, – сказала она, – их мужья – люди куда более достойные…

– Но ведь они мужья! – важно ответствовала герцогиня.

– Неужели, – спросил автор, – все французские мужья обречены на столь жалкую участь?

– Разумеется, – засмеялась герцогиня. – И ярость, какую испытывают иные дамы против своих товарок, имевших счастливое несчастье завести любовника, доказывает, как тяготит бедняжек их целомудрие. Одна уже давно сделалась бы Лаисой, не останавливай ее страх перед дьяволом, другая добродетельна исключительно благодаря своей бесчувственности, третья – из-за глупости ее первого любовника, четвертая…

Автор пресек этот поток разоблачений, сообщив дамам свою навязчивую идею касательно книги о браке; дамы улыбнулись и обещали ему не скупиться на советы. Та, что помоложе, весело внесла свой первый пай, посулив доказать математически, что женщины безупречной добродетели возможны лишь в теории.

Вернувшись домой, автор сказал своему демону: «Приди! Я готов. Заключим договор!» Демон не явился.

Знакомя вас с биографией собственного сочинения, автор руководствуется отнюдь не мелким тщеславием. Он излагает факты, достойные послужить вкладом в историю человеческой мысли и способные, без сомнения, прояснить суть самой книги. Некоторым анатомам мысли, быть может, небесполезно узнать, что душа – женщина. Поэтому пока автор запрещал себе думать о книге, которую ему предстояло написать, фрагменты ее являлись ему повсюду. Одну страницу находил он у постели больного, другую – на канапе в будуаре. Взгляды женщин, уносящихся в вихре вальса, подсказывали ему новые идеи, жест или слово питали его высокомерный ум. Но в тот день, когда он сказал себе: «Что ж! Я напишу это сочинение, которое меня преследует!..» – все исчезло; подобно трем бельгийцам, на месте клада автор обнаружил скелет.

На смену демону-искусителю явилась особа кроткая и бледная, добродушная и обходительная, остерегающаяся прибегать к болезненным уколам критики. Она была щедрее на слова, нежели на мысли и, кажется, боялась шума. Быть может, то был гений, вдохновляющий почтенных депутатов центра.

– Не лучше ли, – говорила она, – оставить вещи, как они есть? Разве все обстоит так уж скверно? В брак следует верить так же свято, как в бессмертие души, а уж ваша-то книга наверняка не послужит прославлению семейного счастья. Вдобавок вы, того и гляди, станете судить о семейной жизни на примере тысячи парижских супружеских пар, а ведь они – не что иное, как исключения. Быть может, вы встретите мужей, согласных предать в вашу власть своих жен, но ни один сын не согласится предать вам свою мать… Найдутся люди, которые, оскорбившись вашими взглядами, заподозрят вас в безнравственности и злонамеренности. Одним словом, касаться общественных язв дозволено только королям или, по крайней мере, первым консулам.

Хотя Разум явился автору в приятнейшем из обличий, автор не внял его советам; ведь вдалеке сумасбродство размахивало гремушкой Панурга, и автору очень хотелось завладеть ею; однако когда он за нее взялся, оказалось, что она тяжелее палицы Геркулеса; к тому же по воле медонского кюре юноше, ценящему хорошие перчатки куда выше хорошей книги, доступ к этой гремушке заказан.

– Кончен ли ваш труд? – спросила у автора та из двух его сообщниц, что помоложе. – Увы, сударыня, вознаградите ли вы меня за все те проклятия, какие он навлечет на мою голову? – Она жестом выразила сомнение, к которому автор отнесся весьма беспечно. – Неужели вы колеблетесь? – продолжала она. – Опубликуйте то, что написали, не бойтесь. Нынче в книгах покрой ценится куда выше материи.

Хотя автор был не более чем секретарем двух дам, все же, приводя в порядок их наблюдения, он потратил немало сил. Для создания книги о браке предстояло, пожалуй, сделать одну-единственную вещь – собрать воедино то, о чем все думают, но никто не говорит; однако, завершив подобный труд, человек, думающий, как все, рискует не понравиться никому! Впрочем, эклектизм нашего труда, возможно, спасет его. Насмешничая, автор попытался сообщить читателям несколько утешительных идей. Он неустанно тщился отыскать в человеческой душе неведомые струны. Отстаивая интересы самые материальные, оценивая или осуждая их, он, быть может, указал людям не один источник умственных наслаждений. Однако автор не настолько глуп и самонадеян, чтобы утверждать, будто все его шутки равно изысканны; просто-напросто, уповая на многообразие умов, он рассчитывает снискать столько же порицаний, сколько и похвал. Предмет его рассуждений настолько серьезен, что он постоянно старался анекдотизировать повествование, ибо сегодня анекдоты – верительные грамоты любой морали и противуснотворная составляющая любой книги. Что же касается «Физиологии брака», суть которой – наблюдения и анализ, ее автору было невозможно не утомить читателя излияниями писателя. А ведь это, как прекрасно знает автор, – страшнейшая из всех бед, какие грозят сочинителю. Вот почему, трудясь над своим пространным исследованием, автор заботился о том, чтобы время от времени давать читателю роздых. Подобный способ повествования освящен литератором, создавшим труд о ВКУСЕ, близкий к тому, который автор написал о БРАКЕ, – труд, откуда автор позволил себе заимствовать несколько строк, выражающих мысль, которая роднит обе книги. Таким образом он оказал почтение предшественнику, сошедшему в могилу в расцвете своей славы.

«Когда я пишу и говорю о себе в единственном числе, я как бы завязываю с читателем разговор, я даю ему возможность исследовать, спорить, сомневаться и даже смеяться, но стоит мне вооружиться грозным МЫ, как я начинаю проповедовать, а читателю остается лишь повиноваться» (Брийа-Саварен. Предисловие к «Физиологии вкуса»).

5 декабря 1829 года

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ

Мы будем возвышать голос против безрассудных законов, но до тех пор, пока их не изменят, будем слепо им повиноваться.

Размышление I

Тема

Физиология, чего ты хочешь от меня?

Хочешь ли ты доказать, что супружеские узы соединяют на всю жизнь мужчину и женщину, не знающих друг друга?