Элизабет Гаскелл - Руфь (Без указания переводчика) Страница 2

— Меня подкрѣпило бы гораздо болѣе, еслибы я могла побѣгать, подышать свѣжимъ воздухомъ! отвѣтила Руфь.

— Только не въ такую погоду! возразила та, содрогаясь при одной мысли.

— А почему же не въ такую, Дженни? спросила Руфь: — о, я часто пробѣгала дома въ эту пору всю дорогу до мельницы для того, чтобы взглянуть на льдинки вокругъ большого мельничнаго колеса, а выбѣжишь изъ дома, и уже совсѣмъ не хочется возвращаться, даже къ матери, даже къ ней… прибавила она тихимъ, задумчивымъ голосомъ, звучавшимъ невыразимою грустью: — почему не въ такую, Дженни? повторила она, оживляясь, во со слезами на глазахъ: — сознайся, что ты никогда не видала эти мрачные, противные, развалившіеся дома вполовину, такими, какъ бы это сказать! такими красивыми какъ вотъ теперь, подъ этимъ чистымъ, нѣжнымъ покровомъ. А если даже они такъ скрасились, подумай, каковы же должны быть деревья, трава, плющь, въ такую ночь какъ вотъ эта!

Трудно было убѣдить Дженни любоваться зимнею ночью, въ которой она видѣла только холодное, печальное время; кашель начиналъ сильнѣе безпокоить ее и боль въ боку становилась невыносимѣе. Но она обвила рукою шею Руфи и стояла подлѣ нея, радуясь, что сиротка-ученица, еще не привыкшая къ трудной жизни швейной мастерской, находитъ себѣ удовольствіе хоть въ такомъ обыкновенномъ обстоятельствѣ, какъ морозная ночь.

Онѣ оставались такимъ образомъ, каждая погружонная въ свои собственныя мысли, пока не послышались шаги мистриссъ Мезонъ. Тогда онѣ вернулись на свое мѣсто, хотя не ѣвши, но освѣженныя.

Мѣсто Руфи было самымъ холоднымъ и темнымъ въ комнатѣ, хотя она считала его лучшимъ; она инстинктивно выбрала его, потому-что на противоположной стѣнѣ были остатки украшеній старинной залы, которая, судя по этимъ увядшимъ слѣдамъ, должна была быть великолѣпна. Стѣна была раздѣлена на свѣтло-зеленые панели, съ бѣлыми и золотыми узорами, и по этимъ панелямъ были нарисованы, т. е. небрежно набросаны геніальною рукою мастера восхитительнѣйшія гирлянды цвѣтовъ, неописанно роскошныя и до-того натуральныя, что вы какъ-будто чувствовали запахъ и слышали дуновеніе южнаго вѣтерка, колеблющаго эти алыя розы, эти вѣтви пурпуровой и бѣлой сирени, эти золотистыя, пушистыя гирлянды. Кромѣ всего этого тутъ были стройныя, бѣлыя лиліи, посвященныя богоматери, садовая мальва, акониты, анютины глазки, бѣлая буквица; каждый цвѣтокъ, что пышно украшаетъ старинные загородные сады, былъ нарисованъ тутъ среди своей граціозной зелени, но не въ томъ безпорядкѣ, въ какомъ я ихъ переименовываю. Внизу въ видѣ карниза тянулась гирлянда остролистника, а по его жосткимъ листьямъ были набросаны легкою драпировкою англійскій плющь, омела и зимній аконитъ. По обѣимъ сторонамъ спускались гирлянды весеннихъ и осеннихъ цвѣтовъ и все это увѣнчивалось великолѣпными лѣтними розами и яркими іюньскими и іюльскими цвѣтами.

Конечно Моннуайе или кто бы то ни былъ умершій творецъ всего этого, счелъ бы себя вполнѣ награжденнымъ, узнавъ какое удовольствіе доставляетъ его произведеніе, даже въ его настоящемъ упадкѣ, грустному сердцу молодой дѣвушки, вызывая, въ немъ образы другихъ такихъ же цвѣтовъ, когда-то расцвѣтавшихъ и увядавшихъ у нея дома.

Мистриссъ Мезонъ особенно желала, чтобы мастерицы ея поработали эту ночь, потомучто на слѣдующій вечеръ былъ назначенъ ежегодный, охотничій балъ. Это было единственнымъ удовольствіемъ города съ тѣхъ поръ, какъ прекратились провинціальные съѣзды. Многіе наряды она обѣщала «непремѣнно» доставить по домамъ на слѣдующее утро. Она не выпустила изъ рукъ ни одного заказа, боясь, чтобы онъ не достался ея соперницѣ, недавно поселившейся въ той же самой улицѣ.

Она рѣшилась подстрекнуть падающій духъ своихъ мастерицъ и слегка кашлянувъ, чтобы привлечь вниманіе, начала такимъ образомъ.

— Объявляю вамъ, дѣвицы, что меня просили, чтобы нѣкоторыя изъ моихъ мастерицъ находились ныньче въ прихожей залы собранія съ запасомъ башмачныхъ лентъ, булавокъ и другихъ мелочей на случай какого-нибудь поврежденія въ дамскихъ нарядахъ. Я пошлю четверыхъ, самыхъ прилежныхъ.

Послѣднія слова были произнесены съ особеннымъ удареніемъ, но не произвели большого эфекта; дѣвушки были слишкомъ утомлены, чтобы помышлять о суетѣ и тщеславіи или о какихъ бы то ни было удовольствіяхъ въ мірѣ, кромѣ своихъ постелей.

Мистриссъ Мезонъ была весьма достойная женщина, но подобно другимъ достойнымъ женщинамъ имѣла свои слабости. Одною изъ нихъ (весьма естественною при ея ремеслѣ) было слишкомъ большое пристрастіе къ внѣшности. Вслѣдствіе этого она уже давно избрала мысленно четырехъ дѣвушекъ, наиболѣе способныхъ поддержать честь ея «заведенія» и втайнѣ приняла свое рѣшеніе, но обѣщать награду самой прилежной было все же очень ловко. Впрочемъ мистриссъ Мезонъ вовсе не подозрѣвала несправедливости такого поступка: она, съ свойственнымъ людямъ софизмомъ, умѣла увѣрить себя, что все то справедливо, чего ей хочется.

Наконецъ признаки утомленія стали слишкомъ явны. Мастерицамъ было разрѣшено лечь спать, но даже это желанное позволеніе было вяло приведено въ дѣло. Онѣ медленно сложили работу, лѣниво двигались по комнатѣ, пока наконецъ все было прибрано и онѣ столпились на широкой, темной лѣстницѣ.

— О, какъ я протяну здѣсь пять лѣтъ! Эти страшныя ночи въ запертой комнатѣ, въ этой душной тишинѣ, гдѣ только и слышно какъ нитка взадъ да впередъ продергивается! проговорила Руфь вздыхая, и не раздѣваясь бросилась на постель.

— Но вѣдь не всегда, Руфь, такъ бываетъ какъ сегодня. Иногда мы ложимся спать въ десять часовъ, а къ духотѣ ты понемножку совсѣмъ привыкнешь. Это ты сегодня такъ истомилась, что слышала какъ иголка шуршитъ. Я такъ вотъ никогда этого не слышу. Дай я тебя раздѣну! прибавила Дженни.

— Стоитъ ли раздѣваться? Черезъ три часа мы должны быть уже и за работою.

— А въ эти три часа ты можешь отлично соснуть, если раздѣнешься и хорошенько ляжешь въ постель. Дай я раздѣну, милая.

Совѣтъ Дженни былъ исполненъ, но прежде нежели лечь, Руфь сказала:

— О, какъ бы я желала быть кроткою и терпѣливою; я думаю, я никогда этому не выучусь.

— Выучишься, я увѣрена. Многія изъ новыхъ дѣвушекъ бываютъ вначалѣ нетерпѣливы, но потомъ это проходитъ и спустя немного онѣ становятся ко всему равнодушны. Бѣдное дитя! она уже заснула! прибавила про себя Дженни.

Сама она не могла ни заснуть, ни успокоиться. Боль въ боку была сильнѣе обыкновеннаго. Она уже подумывала написать объ этомъ домой, но вспомнивъ какой налогъ отецъ ея силился выплачивать и какая семья, моложе ея, была еще у него на рукахъ, она рѣшилась терпѣть, утѣшая себя, что всѣ ея боли и кашель пройдутъ, какъ только наступитъ потеплѣе погода. Она положила беречь свое здоровье.

Но чтоже дѣлалось съ Руфью? Та стонала во снѣ, точно будто у нея сердце надрывалось Такой тревожный сонъ не могъ быть успокоеніемъ; Дженни рѣшилась разбудить ее,

— Руфь, Руфь!

— О, Дженни! сказала Руфь, поднимаясь съ постели и откидывая массы волосъ отъ горѣвшаго лба: — мнѣ казалось, будто у постели стоитъ маменька, что она по обыкновенію пришла посмотрѣть заснула ли я и хорошо ли мнѣ, а когда я хотѣла ухватиться за нее, она пропала и оставила меня одну. И не знаю куда она скрылась, такъ странно!

— Вѣдь это былъ сонъ; ты говорила о ней со мною, а отъ поздняго сидѣнья у тебя сдѣлался жаръ. Сосни опять. Я спать не буду и разбужу тебя когда на тебя найдетъ тревожный сонъ.

— Но какъ ты-то утомлена! милая моя, милая! — Вздыхая при этомъ, Руфь уже снова засыпала.

Настало утро. Какъ ни коротокъ былъ покой, но дѣвушки встали освѣжонныя.

— Миссъ Соттонъ, миссъ Дженнинсъ, миссъ Бусъ и миссъ Гильтонъ, будьте готовы сопровождать меня въ восемь часовъ въ собраніе.

Двѣ-три дѣвушки съ удивленіемъ переглянулись, но большинство предчувствовало выборъ, и зная по опыту непреложную власть, которою онъ былъ сдѣланъ, выслушало его съ тупымъ равнодушіемъ, которое стало свойственно этимъ существамъ съ заглохшимъ сознаніемъ жизни, вслѣдствіе ихъ неестественнаго, сидячаго образа жизни и часто на половину безсонныхъ ночей.

Но для Руфи этотъ выборъ показался необъяснимымъ: она зѣвала, лѣнилась, разсматривала красивую стѣну и переносилась мысленно домой, вполнѣ готовая принять выговоръ, который непремѣнно и послѣдовалъ бы въ иное время; но теперь, къ удивленію ея, ее отличали какъ одну изъ самыхъ прилежныхъ!

Какъ ей ни хотѣлось посмотрѣть на пышную залу собранія — гордость графства — послушать музыки и подивиться на ловкость танцоровъ, какъ ни ощущалась у нея потребность нѣкотораго разнообразія въ ея вялой и монотонной жизни, но она не могла радоваться преимуществу, которое, какъ она полагала, выпадало на ея долю единственно по недоразумѣнію. Она перепугала подругъ, неожиданно вскочивъ съ мѣста и подойдя къ мистрисъ Мезонъ, оканчивавшей въ это время платье, которое уже два часа тому должно было быть отослано на домъ.