Оноре Бальзак - Столетний старец, или Два Беренгельда Страница 2

Подобное заключение можно сделать на основании множества труднообъяснимых признаков, легко улавливаемых духовным нашим взором. Вот и сейчас некоторые особенности поведения девушки и ряд черт в ее облике убедили генерала, что она обладает характером возвышенным; незнакомка была либо художницей, либо натурой яростной и страстной. Она, несомненно, обладала необычайно живым и пылким воображением, и можно было с уверенностью сказать, что природа щедро наделила ее решительностью и упорством, забыв при этом одарить присущим женщинам легкомыслием.

Однако краски этого выразительного лица поблекли, словно невидимая рука накинула на него густую вуаль печали и страданий. Скорбь ее была глубока и не могла иметь причиною ни тоску, ни разочарование, пришедшее на смену пылкой страсти, ни физический недуг; скорее всего, заботы, омрачавшие чело девушки, были вызваны, так сказать, предчувствиями.

Не завершив своего исследования, генерал поспешил к пригорку, где стояла незнакомка, взиравшая на Беренгельда со смешанным чувством тревоги, страха и любопытства.

Здесь я обязан упомянуть, что свою генеральскую треуголку Туллиус старался носить так, чтобы тень от нее падала ему на лицо. Поэтому девушка смогла разглядеть его черты, лишь когда генерал остановился в нескольких шагах от нее. Но, едва взглянув на него, она невольно отшатнулась, не скрыв изумления, принятого Беренгельдом за испуг.

— Надеюсь, мадемуазель, — произнес генерал, — вы не удивились, что, завидев вас одну в столь поздний час среди пустынных лугов, я поспешил вам навстречу, дабы предложить свою помощь: в любую минуту на этой дороге могут появиться солдаты. Но если внимание мое кажется вам назойливым, а предложение нескромным, то я не смею настаивать!.. Однако уверен, когда вы узнаете, что перед вами генерал Беренгельд, вы перестанете меня бояться.

Услышав имя Беренгельда, девушка молча впилась взором в знаменитого генерала и, приблизившись к нему вплотную, склонилась в почтительном полупоклоне. На лице ее читались замешательство и удивление. Выпрямившись, она продолжила пристально изучать черты лица Туллиуса.

При виде изумления юной незнакомки генерал решил, что разум ее помрачен. Исполненный сострадания, он воскликнул:

— Бедняжка!.. Хотя у меня нет причин восторгаться ни постоянством, ни свойствами души, присущими твоему полу, я не могу не пожалеть тебя… ведь состояние твое свидетельствует о том, что чувства твои были искренни и ты любила со всем пылом своего сердца!..

— О генерал! Что побуждает вас так думать обо мне?.. Состояние мое вполне естественно, и я могу, не нарушая данного мною слова, объяснить вам его причину. У меня здесь свидание…

— Свидание, мадемуазель?

— Да, свидание, генерал, — ответила девушка таким тоном, что Беренгельд смутился. — И я не стыжусь этого; человек же, которого я жду, так похож на вас, что, увидев вас вблизи, я не смогла скрыть своего удивления.

Слова девушки необычайно встревожили отважного генерала: он побледнел, пошатнулся и вперил в незнакомку беспокойный взор.

Воцарилась тишина. В это время девушка внимательно наблюдала за изменениями, происходившими на лице генерала; она первой нарушила молчание:

— Могу ли я в свою очередь спросить, как получилось, что мои слова столь сильно напугали генерала Беренгельда?

Обуреваемый воспоминаниями, которые, как легко было судить об этом по его лицу, были отнюдь не из приятных, генерал воскликнул:

— Скажите, тот, кого вы ждете, — молод?

— Генерал, я не могу ответить на ваш вопрос.

— Если догадки мои верны, то вам грозит страшная опасность. Скажите, что мне сделать, чтобы вы поверили мне?

— Сударь, — улыбнулась она, — уже не в первый раз иду я на свидание с этим человеком.

Генерал облегченно вздохнул, словно с плеч его упал тяжкий груз.

— Дитя мое, — отеческим тоном произнес он, — я задержусь в Туре и наверняка встречу вас в обществе. Ваш разговор, ваш облик — все говорит мне о том, что вы являетесь единственной надеждой благородного семейства. Позвольте же предложить вам руку и проводить вас в город, куда вам д́олжно вернуться. Предчувствие подсказывает мне, что вы стали игрушкой в руках того, кого вы ждете, и… рано или поздно с вами случится несчастье… Пока еще есть время, идемте прочь отсюда!

В ответ девушка лишь слегка пожала плечами; на губах ее мелькнула загадочная улыбка.

— Простите мою настойчивость, мадемуазель, — продолжал Туллиус, заметив, сколь пренебрежительно девушка отнеслась к его словам, — но будь вы мне совершенно безразличны, я бы не стал высказывать вам свое беспокойство! И… и пусть даже самые искренние чувства влекут вас на это свидание, я, тем не менее, узурпировав права старинного друга, продолжаю настаивать на вашем возвращении домой.

Едва он произнес последнее слово, как на башне Сент-Этьен начали бить часы. Незнакомка тщательно считала их удары, каковых оказалось одиннадцать.

— Генерал, — произнесла она, — я пришла раньше условленного часа, поэтому у меня есть немного времени, чтобы рассказать вам, отчего девушка из почтенной семьи бродит одна в столь поздний час в лугах близ Шера, ожидая одного лишь ей ведомого сигнала, в то время как ее родные уверены, что она спокойно спит в своей постели… Мне следует все объяснить вам, ибо мне показалось, что у вас зародились подозрения относительно чистоты моих намерений. Ведь если я не сумею разубедить вас, то мои ночные прогулки могут стать предметом пересудов досужих кумушек, так как вы, пребывая в городе, наверняка обмолвитесь о них в обществе.

Последние слова юной красавицы сопровождались легкой насмешливой улыбкой, придававшей лицу ее неизъяснимую привлекательность.

— Увы! Мадемуазель, умоляю вас, ради тех, кто вам дорог, ради вашей матушки, ради вас самих, скажите мне, каков возраст человека, заставившего вас прийти в такой поздний час в столь уединенное место? И точно ли, что он необычайно похож на меня? Мне, генералу, привыкшему к ужасам войны, мне страшно за вас… О, если это действительно он!.. Бедное дитя!..

— Генерал, — торжественно начала девушка, и лицо ее, освещенное бледным светом луны, мгновенно приковало к себе внимание Беренгельда, — зачем вы спрашиваете меня о том, чего я вам все равно не смогу рассказать? И хочу вас предупредить: услышав условный сигнал, мне придется прервать свой рассказ, поэтому я заранее прошу вас не удерживать меня и не пытаться следовать за мной. Поклянитесь, генерал, что не станете препятствовать мне исполнить мой долг!..

— Клянусь, — столь же торжественно ответил генерал.

— Поклянитесь честью, — взволнованно настаивала она.

— Клянусь честью, — повторил генерал.

В эту минуту Беренгельд взглянул в сторону холма и увидел, как у подножия его заклубилось густое черное облако дыма.

Незнакомка, с тревогой следившая за направлением его взора, также вперила свой взгляд в черные клубы, но, разглядев средь них слабо мерцавший огонек, несколько успокоилась.

Вдоволь наглядевшись на холм Граммона, собеседники надолго умолкли, погрузившись в размышления, которые, судя по выражению их лиц, во многом были сходны. Наконец глаза их встретились, и девушка произнесла:

— Генерал, поклянитесь, что нога ваша никогда не ступит туда, откуда сейчас вырывается этот черный дым, то есть в пещеру Граммона! Клянетесь, генерал?

Голос ее звучал робко, но во взгляде читалась страстная мольба. Легко было догадаться, что она смертельно боялась услышать отказ.

— Клянусь, — успокоил ее генерал.

Лицо незнакомки озарилось искренней радостью — лучшим свидетельством чистоты ее помыслов. Расстелив на траве шаль, девушка села на нее и, указав генералу на лежащий рядом камень, предложила ему занять это импровизированное сиденье. Мимо них по дороге прошли несколько солдат, проехал на лошади местный врач, возвращавшийся из соседней деревни от больного. Замедлив ход, он долго и удивленно разглядывал сидевших на обочине девушку и генерала, однако заговорить с ними не решился и поскакал дальше. Только когда врач отъехал достаточно далеко, прекрасная уроженка Тура начала свой рассказ.

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Догадываюсь, что ночная прогулка, подобная моей, наводит на вполне определенные мысли; поэтому, как вы понимаете, только чрезвычайная нужда заставила меня предпринять ее: это мой долг, и я не могу уклониться от него.

Мой отец — хозяин текстильной мануфактуры, один из самых богатых людей в городе. Фабрика его дает работу множеству семейств, а благотворительностью и добротой он снискал любовь и уважение не только своих рабочих, но и всего города.