Ивлин Во - Незабвенная Страница 2

Вечерний час располагал к воспоминаниям, и, когда собеседник его брал слово, сэр Фрэнсис мысленно переносился на четверть века назад на туманные лондонские улицы, только что освободившиеся на вечные времена и покуда стоит мир от страха перед цеппелинами; перед его глазами вставали то Хэролд Монро, читающий стихи в Книжной лавке поэтов; то последнее выступление Бландена в «Лондонском Меркурии»; то появление Робэна де ла Кондамина на утренниках в «Фениксе»; то обеды со знаменитой Мод на Гровнер-сквер; то чаепития со знаменитым Госсом на Хэновер-террас; то утро, когда он и еще одиннадцать рифмоплетов-неврастеников встретились в пивной на Флит-стрит, чтобы отправиться на денек в Метроленд и поиграть в крикет, а посыльный с гранками из редакции нашел его там и стал хватать за рукав на ходу; то бесчисленные тосты на бесчисленных банкетах в честь бесчисленных сынов отчизны, чья бессмертная память…

У сэра Эмброуза было больше всяких передряг в прошлом, но жил он настоящим. Размышляя о своем нынешнем положении, сэр Эмброуз неторопливо и любовно перебирал в уме все преимущества этого положения.

— Ладно, — сказал он наконец. — Я, пожалуй, поплетусь. Хозяюшка моя небось заждалась. — Однако он почему-то не встал, а повернулся вместо этого к молодому человеку: — Ну а как ваши дела, Барлоу? Что-то давненько вас не видно на нашем крикетном поле. Должно быть, много работы на «Мегало»?

— Нет. Собственно говоря, срок моего контракта истек три недели назад.

— Ах, вот как! Но вы, наверное, даже рады сейчас отдохнуть. Я вот наверняка был бы рад. — Молодой человек промолчал. — Хотите послушать моего совета? Сидите спокойно дома, пока не подвернется что-нибудь приличное. Не хватайтесь за первое, что предложат. Эти люди умеют уважать человека, который знает себе цену. И очень важно сохранить уважение этих людей.

У нас, англичашек, положение тут особое, сами знаете, Барлоу. Эти люди, может, и посмеиваются над нами слегка — над тем, как мы говорим, как одеваемся, над нашими моноклями, — может, им кажется, что мы слишком чопорны и держимся особняком, но, видит Бог, они нас уважают. И ваше слово для них гарантия качества. Эти люди не станут зря платить, так что здесь вы встретите только самый цвет английской нации. Я иногда чувствую себя чем-то вроде посла, Барлоу. Я имею в виду ответственность, и ее в той или иной степени несет здесь каждый англичанин. Конечно, мы не можем быть все на самом верху, но все мы на ответственных ролях. Вы никогда не встретите англичанина в самых низах — кроме как в Англии, конечно. И здесь это понимают благодаря тону, который мы задали. Есть должности, на которые англичанин просто не пойдет.

Несколько лет назад произошел печальный случай с одним весьма приличным молодым человеком, который приехал сюда на должность художника-декоратора. Неглупый малый, однако он тут совсем одичал — стал носить покупные туфли, ремень вместо подтяжек, расхаживал без галстука и ел в этих аптечных забегаловках. А потом — вы просто не поверите — ушел со студии и открыл ресторанчик на паях с каким-то итальянцем. Тот его, конечно, надул, и вскоре он уже стоял за стойкой — смешивал коктейли. Жуткая история. Мы собрали в крикетном клубе деньги по подписке, хотели отослать его обратно в Англию, так этот мерзавец не захотел ехать. Сказал, что ему тут, видите ли, нравится. Человек этот причинил нам непоправимое зло, Барлоу. Иначе как дезертирством это не назовешь. К счастью, тут началась война. Он отправился домой как миленький и был убит в Норвегии. Он искупил свою вину, но я всегда думаю, насколько же лучше не иметь вины, которую следует искупить.

Так вот, у вас есть имя в вашей собственной сфере, Барлоу. Иначе бы вы здесь не оказались. Конечно, сейчас спрос на поэтов не такой уж большой, но рано или поздно поэт им понадобится, и вот тогда они придут к вам на поклон — если только, конечно, вы не сделаете за это время ничего такого, что уронило бы вас в их глазах. Вы меня понимаете? Ну ладно, я что-то совсем заболтался с вами, а дома моя хозяюшка ждет меня к ужину. Я уж поплетусь. До свиданья, Фрэнк, рад был с тобой побеседовать. Заглядывал бы почаще к нам в крикетный клуб. До свиданья, молодой человек, и запомните то, что я вам сказал. Вы можете подумать: вот ведь старый хрыч, учить вздумал, но поверьте, уж в этом-то я кое-что смыслю. Не надо, не провожайте, дорогу я знаю.

Было уже совсем темно. Фары автомобиля, ждавшего их гостя у калитки, разбрызгали сверкающий веер лучей за пальмами, скользнули по фасаду бунгало и постепенно померкли в стороне Голливудского бульвара.

— Что вы поняли из всего этого? — спросил Деннис Барлоу.

— Он что-то прослышал. Оттого и приезжал.

— Это должно было выплыть наружу.

— Разумеется. И если расценивать изгнание из здешнего английского общества как мученичество, можете приготовиться к нимбу и пальмовой ветви. Вы сегодня не были на службе?

— Я в ночную смену. Мне даже удалось сегодня кое-что написать. Тридцать строк. Хотите взглянуть?

— Нет, — сказал сэр Фрэнк. — Одно из бесчисленных преимуществ моего изгнания — то, что мне не приходится читать неопубликованных стихов и, если на то пошло, вообще никаких стихов, опубликованных или неопубликованных. Заберите их, мой мальчик, шлифуйте и отделывайте на досуге. Меня они только расстроят. Я не пойму их и, может, даже усомнюсь в целесообразности вашей жертвы, которую я сейчас так горячо одобряю. Вы — молодой гений, надежда английской поэзии. Я слышал об этом, и я в это свято верю. Я выполнил свой долг перед искусством уже тем, что помог вам бежать из упряжки, с которой сам давно и счастливо примирился.

Вас не водили в детстве на рождественское представление, которое называется «У конца радуги»? Очень глупая пьеска. Там святой Георгий и какой-то мичман летят на ковре-самолете спасать детей, которые заблудились и попали в страну Дракона. Так вот, мне это всегда казалось грубым вмешательством в чужую жизнь. Эти детишки были там совершенно счастливы. Получая письма из дому, насколько мне помнится, они кланялись с почтительностью, но даже не вскрывали их. Ваши стихи для меня — это письма из дому, так же как Кьеркегор, и Кафка, и «Шотландец» Уилсон. Я кланяюсь, не возмущаясь и не протестуя. Налейте мне еще, дружок. Я ведь ваше memento mori[2]. Я крепко завяз в путах короля Дракона. Голливуд стал моей жизнью.

Вы, может быть, видели тут в одном из журналов фотографию отрезанной собачьей головы — русские, осуществляя какие-то гнусные планы Москвы, поддерживают жизнь в этой голове, подкачивая в нее кровь из бутылочки. Так вот, когда эта собачья голова чует кошачий запах, с языка у нее капает слюна. Так и мы здесь все. Студии подкачивают в нас жизнь из бутылочки. Так что мы сохраняем еще способность к нескольким простейшим реакциям — но не более того. А если нас когда-нибудь отсоединят от бутылочки, мы просто погибнем. Мне приятно думать, что именно мой пример, который был у вас перед глазами изо дня в день больше года, вдохновил вас на героическое решение обосноваться в независимой профессии. Вы видели пример, а время от времени, вероятно, слышали и совет. Уж я, должно быть, не жалел слов, убеждая вас бросить студию, пока вы еще можете это сделать.

— Да, убеждали. Тысячу раз.

— Ну уж, конечно, не так часто. Раз или два, находясь в подпитии. Но уж не тысячу. И мой совет, вероятно, сводился к тому, чтобы вы вернулись в Европу. Однако никогда я не рекомендовал вам ничего столь безудержно мрачного, прямо-таки елизаветински жуткого, как эта работа, которую вы выбрали. Ну а что, наш нынешний хозяин доволен вами, как вы думаете?

— Мои манеры соответствуют. Так он сказал мне вчера. Человек, который работал до меня, оскорблял чувства клиентов трудовым энтузиазмом. Я кажусь им почтительным. Из-за сочетания моей меланхолии с английским акцентом. Некоторые наши клиенты уже отзывались об этом с одобрением.

— Ну а наши соотечественники? Боюсь, что от них мы не можем ждать сочувствия. Как выразился наш гость? «Есть должности, на которые англичанин просто не пойдет». Ваша должность, мой мальчик, стоит в этом ряду далеко не последней.

После ужина Деннис Барлоу отправился на работу. Он мчался в машине по направлению к Бербанку, мимо ярко освещенных мотелей, мимо позлащенных врат и залитых светом храмов в мемориальном парке «Шелестящего дола», до самой окраины, где размещалось его бюро. Мисс Майра Поски, его сослуживица, ожидала сменщика, освежив косметику и уже водрузив на голову шляпку.

— Надеюсь, не опоздал?

— Вы умничка. У меня свидание возле планетария, не то б я непременно осталась и сварила вам чашечку кофе. Работы весь день не было — разослала несколько поминальных карточек, вот и все. Да, мистер Шульц сказал, что, если что-нибудь поступит, ставьте сразу на лед — такая жара. Ну, счастливо. — И она ушла, оставив бюро на Денниса.