Ги Мопассан - Отец Страница 2

Три месяца она была его любовницей. Он уже начал тяготиться этой связью, и вдруг Луиза сказала, что она беременна. Тогда его стала преследовать одна мысль: порвать во что бы то ни стало.

Но у него ничего не выходило, он не знал, как за это взяться, не знал, что сказать, терялся от страха перед растущим в ней ребенком и поэтому принял крайнее решение: однажды ночью он съехал с квартиры и скрылся.

Удар был так жесток, что она не стала искать своего обидчика. Она бросилась на колени перед матерью и призналась в своем несчастье. Несколько месяцев спустя она родила мальчика.

Годы шли. Франсуа Тесье старился, и в жизни его ничто не менялось. Он влачил однообразное и беспросветное существование чиновника, которому не на что надеяться и нечего ждать. Изо дня в день он вставал в тот же час, шел по тем же улицам, открывал ту же дверь, проходил мимо того же швейцара, поднимался в ту же канцелярию, садился на то же место и выполнял ту же работу. Он был одинок на свете, одинок днем, среди равнодушных товарищей, одинок ночью, в своей холостяцкой спальне. Он откладывал по сто франков в месяц на старость.

Каждое воскресенье он совершал прогулку по Елисейским полям, чтобы полюбоваться блестящим обществом, собственными выездами и красивыми женщинами.

На следующий день он говорил сослуживцам, тянувшим с ним одну лямку:

— Вчера на Елисейских полях публика была очень шикарная.

И вот как-то в воскресенье он случайно свернул на другую улицу и очутился в парке Мотео. Было ясное летнее утро. Няни и мамаши сидели в аллеях и присматривали за играющими детьми.

Вдруг Франсуа Тесье вздрогнул. Мимо прошла женщина, ведя за руку двух детей — мальчика лет десяти и девочку лет четырех. Это была она.

Он сделал еще несколько шагов, затем опустился на скамью, задыхаясь от волнения. Она его не узнала. Тогда он вернулся, чтобы посмотреть на нее еще раз. Теперь она расположилась на скамейке. Мальчик чинно сидел рядом, а девочка лепила пирожки из песка. Это была она, несомненно она. У нее был солидный вид настоящей дамы, одета она была просто, держала себя уверенно и с достоинством.

Он смотрел на нее издали, не решаясь подойти. Мальчик поднял голову. Франсуа Тесье задрожал. Конечно, это был его сын. Он стал разглядывать мальчика, и ему почудилось, будто он узнает в нем себя, каким он был на давней фотографии.

И, притаившись за деревом, он выжидал, когда она встанет, чтобы пойти за ней следом.

Ночью он не сомкнул глаз. Особенно мучила его мысль о мальчике. Его сын! О, если бы только знать, если бы только быть уверенным! Но что бы он тогда предпринял?

Он видел ее дом, он навел справки. Узнал, что на ней женился сосед, порядочный, серьезный человек, тронутый ее горем. Этот человек знал о ее падении, простил ей, даже усыновил ребенка, его ребенка.

Франсуа Тесье каждое воскресенье ходил теперь в парк Монсо. Каждое воскресенье он видел ее, и каждый раз им овладевало безумное, непреодолимое желание схватить сына в объятия, расцеловать, унести, похитить.

Он жестоко страдал от своего одиночества, от грустного одиночества холостяка, не знающего привязанностей; он терпел тяжкие муки, снедаемый отцовской нежностью, в которой было и раскаяние, и ревность, и зависть, и потребность любви к своему детенышу, вложенная природой в каждое живое существо.

Наконец он решился на отчаянный шаг и однажды, когда она входила в парк, подошел и преградил ей дорогу; он был бледен, губы у него дрожали.

— Вы меня не узнаете? — пролепетал он.

Она подняла глаза, посмотрела, вскрикнула от испуга, от ужаса, схватила за руки детей и стремительно увела их прочь.

Он вернулся домой и наплакался вволю. Прошло еще несколько месяцев. Больше он ее не встречал. Но он страдал денно и нощно, его томила, мучила отцовская нежность.

Он согласился бы умереть или убить, взвалить на себя любые тяготы, пойти на любой риск, пренебречь любой опасностью, только бы расцеловать сына.

Он написал ей. Она не ответила. Отослав двадцать писем, он понял, что смягчить ее нет надежды. Тогда он принял отчаянное решение, готовый, если придется, подставить грудь под пулю. Он отправил ее мужу коротенькую записку.

«Милостивый государь!

Мое имя внушает Вам, вероятно, отвращение. Но я так несчастен, так тоскую, вся моя надежда на Вас. Прошу Вас уделить мне десять минут для разговора. Имею честь»

и т.д.

На следующий день он получил ответ:

«Милостивый государь!

Жду Вас во вторник, в пять часов».

Поднимаясь по лестнице, Франсуа Тесье останавливался на каждой ступеньке, так у него стучало сердце. Оно стремительно колотилось в груди, словно там метался зверь, колотилось глухо, неистово. Он с трудом дышал и, чтобы не упасть, держался за перила.

На четвертом этаже он позвонил. Ему открыла служанка. Он спросил:

— Господин Фламель дома?

— Дома, пожалуйте.

И он вошел в прилично обставленную гостиную. Он остался один; он ожидал в смятении, как перед надвигающейся катастрофой.

Открылась дверь. Появился мужчина. Рослый, строгий, солидный, в черном сюртуке. Он указал на кресло. Франсуа Тесье сел и заговорил прерывающимся голосом:

— Милостивый государь!.. Милостивый государь!.. Я не знаю, известно ли вам мое имя… Если вы знаете…

Господин Фламель прервал его:

— Не беспокойтесь, сударь, я знаю. Жена рассказала мне о вас.

Он старался говорить строгим тоном, как добряк, который хочет быть суровым, и держал себя с достоинством честного буржуа. Франсуа Тесье продолжал:

— Ну так вот, сударь. Я изнемогаю от горя, от раскаяния, от стыда, и мне хотелось бы всего раз, всего один раз поцеловать мальчика…

Господин Фламель встал, подошел к камину, позвонил. Появилась служанка. Он сказал:

— Позовите Луи.

Она вышла. Они остались вдвоем и ждали молча, — им не о чем было говорить.

И вдруг в гостиную вбежал мальчик лет десяти и бросился к тому, кого считал отцом. Но при виде чужого остановился, сконфузившись.

Господин Фламель поцеловал его в лоб, затем сказал:

— Теперь, дружок, поцелуй этого господина.

И мальчик посмотрел на чужого господина и послушно подошел к нему.

Франсуа Тесье встал. Он уронил цилиндр, чуть сам не упал. Он не спускал с сына глаз.

Господин Фламель отвернулся из деликатности и стал смотреть в окно.

Мальчик ждал, ничего не понимая. Он поднял цилиндр и подал его гостю. Тогда Франсуа схватил ребенка в объятия и принялся целовать его, как безумный, покрывая поцелуями лицо, глаза, щеки, рот, волосы.

Мальчик, растерявшись от этого града жадных поцелуев, старался уклониться, отворачивался, отстранял руками незнакомого человека.

Но вдруг Франсуа Тесье поставил его на пол.

— Прощайте, прощайте! — крикнул он.

И убежал, как вор.

Примечания

Напечатано в "Жиль Блас" 20 ноября 1883 года под псевдонимом Мофриньёз.