Константин Станюкович - «Вы не нужны» Страница 2

IV

В тот же день Александра Николаевна опять пришла в правление.

Она все еще надеялась, что ее оставят на службе.

Уржумцев мог испугаться протеста сослуживцев. Они могли бы за нее заступиться. Ведь должны же они были возмутиться поведением Уржумцева и могли бы показать ему его несправедливость.

Многие из барышень выражали Александре Николаевне участие, но оно казалось далеко не искренним. Молчали и молодые люди.

Только Ардалион Иванович, старенький помощник бухгалтера, любивший сильно запивать, при встрече с Александрой Николаевной значительно и крепко пожал ей руку и сказал:

– Говорили с Уржумцевым?

– Говорила…

– Одумался?

– Нет, сегодня совсем ухожу.

– Мерзавец! – проговорил старенький помощник бухгалтера и куда-то исчез.

Через пять минут он уже вернулся, значительно раскрасневшийся, и вошел к Уржумцеву.

– Извините, Василий Васильевич… мне два слова.

– Что вам?

– Ведь Александра Николаевна – отличная работница. Другой такой не найдем, и дело хорошо знает, и не из лодарниц-барышень. Нам же будет труднее, если вместо Болховской вы нам дадите какую-нибудь хорошенькую цацу.

– Это не мое дело… Председатель…

– Ну, положим, Василий Васильевич, все зависит от вас. Скажите председателю, – он и отменит свое решение.

– Да вы что? Влюблены, что ли, в Болховскую? Так вы и похлопочите для нее о другом месте. А у нас не благотворительное учреждение.

– То-то для многих барышень благотворительное… Хотя бы для ваших двух кузин… А порядочную работницу гонят.

– Прошу вас не читать мне нотаций.

– Какие нотации? Просто мы по-свински сделали. И попадем в газеты. И поделом…

Уржумцев очень боялся газет и испуганно спросил:

– Это кто же может написать такую пасквиль?

– Да хоть бы и я? Вы думаете, нечего рассказать? Очень даже много, – вызывающе сказал Ардалион Иванович.

– Вы, верно, закусывали? – с презрительной усмешкой сказал Уржумцев.

– И закусывал и выпил. А мне обидно, хотя я за Александрой Николаевной не ухаживал. Я ведь не так нравлюсь женщинам, как вы.

Уржумцев знал, что Ардалион Иванович был знающий и отличный служака, и им дорожил и председатель правления, и его хорошо знал один из крупных акционеров, имевший большое влияние на правление и особенно на председателя. Все знали, что старенький помощник выпивает, но на это смотрели сквозь пальцы. И Уржумцев, слегка понижая тон, сказал:

– Я попрошу председателя… Только вряд ли… А на газеты мне наплевать… Мало ли врут.

– Так вы, Василий Васильевич, решительно гоните Болховскую?..

– Повторяю, я ни при чем.

– Ну что ж, ловко! Верно, какую-нибудь цацу определите? А я с цацой служить не хочу и пойду объясняться к председателю… Пойду еще закусывать и не побоюсь… И без вашего правления найду место!..

С этими словами старенький помощник бухгалтера вышел из кабинета и в комнате, где сидели барышни, громко воскликнул:

– Барышни, Болховскую выгнали! Довольно подло с ней сделали!

Никто не отвечал. Глаза у всех были опущены. Только одна из самых любопытных спросила:

– Ардалион Иванович, вы, наверное, знаете, кто вместо Болховской?

– Верно, к вам новая барышня… И будет стрелять глазами еще лучше вас.

– И ошиблись, милый Ардалион Иванович, – внезапно сказала только что вошедшая Александра Николаевна.

– А кто?

– Да вот этот самый Стрижов, который так ухаживает за «фруктом». Мне только что кассир сказал… Ведь это правда, Сергей Александрович? – обратилась она к молодому человеку с ласковыми глазами.

Тот вспыхнул и обиженно проговорил:

– Я ни при чем, Александра Николаевна.

– Но, однако, вы назначены на мое место?

– Да… Мне только что сказал Уржумцев.

– И знали, что меня выгоняют?

– Хорош товарищ! – воскликнул старенький помощник бухгалтера, и скулы на его лице задвигались. – А вы, Александра Николаевна, не думайте, что все здесь такие же свиньи. Я вот выпил и не хочу быть свиньей. Уйдете вы – и я уйду.

Сконфуженный молодой человек как будто не слыхал, что ему сказал выпивший Ардалион Иванович, и, наклонив голову, усердно защелкал счетами.

Несколько минут в комнате царило молчание.

Вскоре в комнате словно затрещала стайка канареек. Барышни бросили работу и стали болтать о том, действительно ли вместо барышни будет назначен Сергей Александрович.

– Верно, дадут больше жалованья, чем нам, – заметила барышня в красной хорошенькой блузке.

– Это бессовестно! Наша комната для барышень.

Но вдруг все барышни притихли. Защелкали костяшки. Вошел Уржумцев. Обратившись к Стрижову, он сказал:

– Пока займите место Болховской. Александра Николаевна уходит от нас.

– И я ухожу, освободится и еще место.

Александра Николаевна протянула обе руки к Ардалиону Ивановичу и проговорила:

– Не делайте этого, не делайте, Ардалион Иванович. Ведь у вас семья. А разве ваш поступок повлияет на кого-нибудь? Взгляните кругом… Сергей Александрович, пожалуй, назовет вас сумасшедшим.

В эту минуту вошел высокий, худощавый старик и, любезно раскланиваясь, прошел в свой кабинет, на ходу сказав Уржумцеву:

– Василий Васильевич, ко мне на минутку.

V

– Терпеть я не могу, когда у нас какие-то неприятные истории, – сказал председатель и брезгливо сморщил свое безбородое и безусое лицо. – Уж вы как-нибудь уладьте.

– Оставить Болховскую?

«Кажется, мог бы сам сообразить, а не беспокоить меня. Для чего же он и занимает такое место? А то лезет со всяким пустяком», – подумал председатель и прибавил:

– Ведь Болховская не из аккуратных барышень?

– Да, не из аккуратных.

– Так дайте ей полугодовое жалованье, она и успокоится. По крайней мере, меня не будут беспокоить. И устройте одну барышню. Явится к вам с моей карточкой. Я ее знаю. Вполне порядочная девушка.

Уржумцев наклонил голову и проговорил:

– Помощник бухгалтера собирается уходить.

– Из-за чего?

– Да из-за этой же неприятности. Сегодня много закусывал и находит, что вы несправедливы к Болховской. Грозит газетами. Конечно, Ардалион Иванович – служащий хороший, но не один же он…

– Газетами?! Такая неблагодарная скотина! Я его взял сюда, ходил тогда без сапог, а теперь «несправедливость»! Можно и его сплавить!.. У меня в виду есть порядочный человек на его место. Скажите, что если ему кажется, что здесь одни несправедливости, то его удерживать не будем. И прошу вас, Василий Васильевич, чтобы никаких историй… Ужасно не люблю я этих историй…

VI

На другой день в контроле сборов не было Александры Николаевны и помощника бухгалтера. Место Болховской занял Стрижов. Рядом с ним сидела новенькая – эффектная брюнетка, элегантно одетая, с красивыми кольцами на тонких, длинных, выхоленных пальцах.

Она со всеми познакомилась. Приветливая, с ласково улыбающимися глазами, новенькая всем понравилась. Барышни весело болтали и примолкли, как только вошел Уржумцев.

Барышни обратили внимание, что Уржумцев особенно ласково посмотрел на эффектную брюнетку.

В то же время Болховская нервно ходила по своей квартире. На душе было жутко. Будущее казалось ей безнадежным. И она повторяла:

– Выброшена… Выброшена…

– Ты, мамочка, что же такая грустная? – проговорила девочка, вбегая в комнату, и прижалась к матери.

Мать мучительно-радостно смотрела на девочку и чувствовала, что энергия и бодрость снова приливают к ее сердцу.

И она сказала:

– Я, Маруся, оставила место. Найду другую работу. Не буду уходить из дому. Будем теперь вместе.

И Александра Николаевна стала безумно целовать девочку.

А слезы тихо катились по щекам этой затравленной женщины.

1903

Notes