Вся правда о Муллинерах (сборник) - Пэлем Грэнвилл Вудхауз Страница 2

— Весьма. Вот именно. Не сомневаюсь. А теперь, — сказал специалист, — что, собственно, вас беспокоит? Нет-нет, — поспешно добавил он, когда Джордж накачал воздуха в легкие, — не пойте. Перечислите все подробно вот на этом листе бумаги.

Джордж перечислил.

— Гм! — изрек специалист, ознакомившись с подробным перечнем. — Вы желаете приударить, поухаживать, приволокнуться за этой девушкой с целью брака, женитьбы, супружеского союза, но обнаруживаете, что неспособны, несмелы, некомпетентны, неумелы и бессильны. При каждой попытке ваши голосовые связки терпят неудачу, недотягивают, оказываются ущербными, негодными и подкладывают вам свинью.

Джордж кивнул.

— Случай не такой уж редкий. Мне не раз приходилось иметь дело с подобным. Воздействие любви на голосовые связки субъекта, пусть даже красноречивого в нормальных условиях, очень часто оказывается губительным. Если же мы имеем дело с заикой, то, как установлено опытным путем, в девяноста семи целых пятистах шестидесяти девяти тысячных процента случаев божественная страсть ввергает субъекта в состояние, когда он издает звуки наподобие сифона с содовой, который пытается декламировать «Гунгу Дина» Киплинга. Есть только один способ излечения.

— К-к-к-к-к? — осведомился Джордж.

— Сейчас объясню. Заикание, — продолжал специалист, складывая ладони домиком и благожелательно глядя на Джорджа, — чаще всего есть явление чисто психическое и порождается застенчивостью, которая порождается комплексом неполноценности, который, в свою очередь, порождается подавляемыми желаниями, или интровертным торможением, или там еще чем-нибудь. И всем молодым людям, которые приходят сюда и изображают сифоны с содовой, я рекомендую ежедневно, минимум трижды, беседовать с тремя абсолютно незнакомыми людьми. Завязывайте разговор с избранными незнакомцами, каким бы последним идиотом вы себя при этом ни чувствовали, и не пройдет и двух месяцев, как вы обнаружите, что скромная ежедневная доза подействовала. Застенчивость мало-помалу исчезнет, а с ней исчезнет и заикание.

Затем, попросив молодого человека — безупречно твердым голосом, свободным от каких-либо дефектов речи, — вручить ему гонорар в пять гиней, специалист отпустил Джорджа в широкий мир.

Чем больше Джордж размышлял над полученной рекомендацией, тем меньше она ему нравилась. В такси, которое везло его на вокзал, откуда ему предстояло отправиться назад в Ист-Уобсли, он ежесекундно содрогался. Как все застенчивые молодые люди, он никогда прежде не считал себя застенчивым, предпочитая объяснять неловкость в обществе себе подобных редкими и возвышенными достоинствами своей души. Но теперь, когда ему это было объявлено без малейших экивоков, он был вынужден признать себя сущим кроликом во всех сколько-нибудь значимых отношениях. При мысли о том, что ему придется вступать в непрошеные беседы с совершенно незнакомыми людьми, его начинало тошнить.

Но ни один Муллинер еще никогда не уклонялся от исполнения неприятного долга. Поднявшись на перрон и широким шагом направляясь к своему поезду, он стиснул зубы, в глазах его вспыхнул почти фанатичный огонь решимости, и он проникся намерением еще до конца поездки провести три задушевных беседы — пусть даже ему придется пропеть каждое слово!

Купе, в котором он расположился, было в тот момент пустым, но как раз перед тем, как поезд тронулся, в него вошел весьма крупный мужчина свирепого вида. Джордж в качестве своего первого подопытного предпочел бы кого-нибудь не столь внушительного, но он взял себя в руки и слегка наклонился вперед. И в ту же секунду незнакомец заговорил.

— По-по-по-по-погода, — сказал он, — ка-ка-как бу-бу-будто об-об-обещает ста-ста-стать по-по-получше, ве-верно?

Джордж откинулся на спинку, словно получив удар между глаз. К этому моменту поезд уже покинул сумрак вокзала, и солнце лило яркие лучи на говорившего, высвечивая его могучие плечи, тяжелую челюсть и, главное, сокрушающе холерическое выражение глаз. Ответить такому человеку «д-д-д-д-да» было бы чистейшим безумием.

Однако молчание тоже явно ничего хорошего не сулило. Безмолвие Джорджа словно бы пробудило в незнакомце наихудшие страсти. Лицо его побагровело, глаза зловеще засверкали.

— Я за-за-задал ве-ве-вежливый во-во-во… — сказал он раздраженно. — Или вы г-г-г-глухой?

Мы, Муллинеры, славимся своей находчивостью. И Джорджу потребовалось не более секунды, чтобы разинуть рот, показать на свои миндалины и испустить придушенное бульканье.

Напряжение смягчилось, злость незнакомца поугасла.

— Н-н-н-немой? — сказал он сочувственно. — П-п-п-рошу п-п-п-п-п… Н-н-н-надеюсь, я вас н-н-н-не об-б-б-об… Д-д-д-должно б-б-б-быть, о-ч-ч-чень т-т-т-тяжело об-б-б-бла… д-д-д-деф-ф-ф… ре-ч-ч-чи.

После чего он уткнулся в газету. А Джордж съежился в своем уголке, дрожа всем телом.

Чтобы добраться до Ист-Уобсли, как вы, без сомнения, знаете, необходимо сделать пересадку в Ипплтоне. К тому времени, когда лондонский поезд остановился в Ипплтоне, Джордж уже более или менее обрел душевное равновесие. Он положил чемодан на полку в купе поезда на Ист-Уобсли, застывшего в ожидании отправления по другую сторону платформы, и, удостоверившись, что до отправления остается десять минут, решил скоротать время и подышать свежим воздухом, прогуливаясь взад и вперед.

День выдался чудесный. Солнце щедро золотило платформу своими лучами, а с запада дул приятный ветерок. Чуть в стороне от железнодорожного полотна звонко журчал ручей, в живых изгородях пели птицы, и за деревьями можно было различить величественный фасад приюта для умалишенных графства. Умиротворенный окружающей благодатью, Джордж пришел в превосходнейшее расположение духа и пожалел, что на платформе этой захолустной станции нет никого, с кем бы он мог завязать беседу.

И вот тут-то на платформу поднялся незнакомец достойнейшего облика. Сложен он был атлетически и очень скромно одет в пижаму, коричневые сапоги и макинтош. В одной руке он держал цилиндр, в который опускал другую руку, вынимал ее и непонятным жестом помахивал пальцами вправо и влево. Он кивнул Джорджу столь благожелательно, что тот, хотя и был несколько удивлен простотой костюма любезного незнакомца, решился заговорить с ним. В конце-то концов, подумал он, не одежда делает человека, а судя по этой улыбке, под курткой в оранжево-лиловую полоску билось отзывчивое сердце.

— П-п-п-погода от-т-тличная, — сказал Джордж.

— Рад, что она вам нравится, — отозвался незнакомец. — Я ее специально заказал.

Джорджа это утверждение несколько удивило, но он не отступил.

— М-м-м-могу я спросить, ч-ч-ч-то вы д-д-д-делаете?

— Делаю?

— С-с-с-с этой шля-п-п-пой?

— А, с этой шляпой! Понимаю, понимаю. Всего лишь разбрасываю золотые монеты в толпу, — ответил незнакомец, вновь запуская пальцы в цилиндр и вскидывая руку в щедром