Лао Шэ - Сказители Страница 20

Баоцин отправился навестить брата. Он надеялся, что тот после длительной разлуки вернется домой, чтобы всем вместе встретить Новый год.

Тюфяк холодно усмехнулся.

– Встречать, а этом чертовом месте Новый год? Как его встречать? Бог с ним! – Вид у него был угрюмый. Обычно на душе у него не было никаких забот. Но в последнее время он стал тревожиться из-за своего возраста. Не хотелось умирать на чужбине.

– Не говори так, брат, – смеясь сказал Баоцин. – Чем дальше находишься от родного дома, тем ближе нужно держаться друг к другу. Я, собственно, и принес тебе деньги только для того, чтобы ты повеселился и развеялся. Пойди купи себе что-нибудь.

Тюфяку было неловко ронять свое достоинство и протягивать руку за деньгами. Он указал на стол.

– Я не прошу денег, – -сказал он. – Ты можешь оставить их там, на столе.

Баоцин ушел, Тюфяк отправился на улицу. Он пошел на рынок и купил себе масляный светильник под названием «петух в пятую стражу». Фокус в том, что на нем можно было еще и греть воду. К этой покупке он добавил маленькую водяную трубку, пару серег из поддельного нефрита и связку ароматных палочек. Вернувшись домой, он каждую вещь завернул в красную бумагу, чтобы в канун Нового года сделать всем подарки.

Баоцин ждал Нового года, как малый ребенок. Учуяв носом ароматные запахи, доносившиеся из кухни, он не мог сдержаться и причмокивал губами. Старался сделать все, чтобы увлечь домочадцев предстоящим праздником. И вот все семейство единодушно готовилось к этому радостному дню. Даже Дафэн с удовольствием помогала матери на кухне.

Надежды его не оправдались. В канун Нового года вся труппа Баоцина была приглашена для выступления в частном доме. Баоцин очень переживал по этому поводу. Он готовился к домашнему пиршеству, хотел, чтобы вся семья собралась на торжественный ужин. Но не пойти было нельзя. Он не мог не учитывать планов других актеров труппы, не мог не позволить им заработать денег в канун праздника. Как ни огорчался он по поводу семейного ужина, а все же надо было идти.

Когда кончился концерт, было уже два часа ночи. На улице шел снег. Сюлянь, Сяо Лю и Баоцин, выйдя из ворот, шли узенькой улочкой. Снежинки падали на одежду, на лица и тут же таяли. Все трое были порядком огорчены. Циньчжу не пришла. Сяо Лю был уверен, что она ушла с каким-нибудь мужчиною. Он был зол. Мало того, что он не был за новогодним семейным столом, а тут еще Циньчжу бросила его и ушла. В глазах Сюлянь-тоже

стояли слезы, на душе было тоскливо.

Баоцин, сложив ладони рожком, громко звал носильщиков. Его голос тонул в сплошной пелене снега. Носильщики уже разошлись цо домам на свой новогодний ужин. На улицах не было ни души. Кроме Баоцина, людей его труппы и снежинок, никого не было. Шли с трудом, ноги то проваливались, то скользили. Кое-где в окнах домов за занавесками еще горел свет и слышался громкий смех за праздничным столом.

Вдруг откуда ни возьмись появился паланкин и какие- то неясные косые тени, ступавшие по снегу. Баоцин кликнул носильщиков. Не дожидаясь, когда они запросят цену, он уже успел сунуть руку в карман и вынуть оттуда горсть бумажных денег.

Но кому ехать, а кому идти пешком? Один паланкин не мог унести всех троих. Сяо Лю вдруг стало неудобно. Ему показалось, что он уж больно часто жалуется на недомогание.

– Пусть Сюлянь садится, – сказал он. – Я могу идти пешком.

– Садись ты, – приказал Баоцин. – Мы любим пройтись. Твое здоровье сейчас важнее. Садись же, я прошу тебя!

Сяо Лю влез на открытый паланкин. Он был очень рад тому, что добрый старший брат так уважает его. Улыбаясь, помахал рукой.

– Добрый брат, – сказал он, – завтра я приду вас поздравить с Новым годом, обязательно приду.

Баоцин и Сюлянь постояли немного, подождав, пока паланкин не исчез в темноте. Сюлянь устала, она подняла воротник и спрятала в него лицо.

– Пошли, дочка, – сказал Баоцин. – Ты ведь очень устала?

Она сделала несколько шагов и только тогда ответила:

– Я не устала. – Судя по голосу, силы у нее были на пределе. Баоцин тоже очень устал. Он чувствовал себя виноватым перед своими домочадцами. Все встречают Новый год, а он и дочь тем временем как бездомные идут по улице.

Стараясь придать голосу беззаботность, он радостно произнес:

– Сюлянь, еще один год прошел. Ты повзрослела на целый год, теперь тебе пятнадцать. Не забудешь? В этом году ты должна исполнять сказы еще лучше.

Сюлянь не поддержала разговор. Через некоторое время Баоцин снова разговорился.

– Мы с тобой теперь зарабатываем немало денег – можно как положено выдать тебя замуж.

 – Зачем ты об этом, папа? – спросила она неожиданно. Она смотрела на ноги – туфли, почти новые, были безнадежно испорчены.

– Это большое дело. Каждая девушка должна найти тебе хорошего жениха.

Но Сюлянь, к удивлению Баоцина, не проронила ни звука. Они продолжали идти вперед. Сюлянь не могла понять, почему отец постоянно ссылается на свое предприятие. Какое отношение имеют его высокие заработки к ее замужеству?

Наконец добрались до дома. Баоцин хлопал в ладоши и прыгал от радости, как школьник.

– Вот мы и дома, все же добрались, – повторял он, в душе надеясь, что кто-нибудь выйдет их встретить. Но никто не вышел. Они поднялись наверх, оставляя на лестнице мокрые следы.

Тетушка была, пьяна. Она уже легла в постель и храпела. Тюфяк сидел в комнате Сюлянь и разговаривал с Дафэн. У них было траурное выражение лица. Тюфяк подвыпил н говорил все больше и больше.

– Деньги, деньги, деньги, – доказывал он что-то Дафэн. – Ну и что с того? Почему нужно именно в канун Нового года бежать куда-то зарабатывать деньги? Сколько лет живет человек, сколько у него может быть хороших вечеров под Новый год?

Баоцин упал в кресло, которое стояло в гостиной. Красные свечи еще горели и были похожи на желтые звезды, которые мерцали перед его затуманившимися глазами. Деньги... Деньги... Деньги... Стоит ли так себя истязать?

Сюлянь вошла в свою комнату и легла.

– Давай, племянница, – крикнул Тюфяк, – сыграем в кости, позволишь твоему дядюшке выиграть несколько раз?

– Не стоит, дядюшка, – сказала Сюлянь. Она так устала, ее неокрепший голос так ослаб, что она была не в силах отвечать. – Я хочу спать. – Она повернулась лицом к стене и заснула.

Тюфяк вздохнул. Он встал, подошел к окну и стал глядеть на плывущие за ним снежинки.

– Несчастный ребенок, несчастная Сюлянь, – сказал он тихо, покачивая седой головой.

Глава 9

К апрелю сезон туманов в Чунцине, можно считать, прошел, однако по утрам туман еще оставался достаточно плотным. Сырость, холод и все тот же туман, словно большое покрывало, окутывали город. Все постепенно рассеивалось, когда солнце стояло уже высоко. Оно поднималось багровым, жутковатым шаром. Это было дурным предзнаменованием. Ясная погода означала возобновление воздушных налетов. В Чунцине существуют два сезона: холодная зима с туманами и жаркое лето без туманов. В этом и таилась опасность. Все знали, что, как только небо прояснится, японские самолеты окажутся тут как тут.

Однажды, в конце апреля, уже завывала сирена. Самолеты тогда не прилетели, но люди понимали, что предстоят новые страдания и бедствия. Исчез туман – эта защищавшая город естественная линия обороны. Оставалось лишь покориться судьбе.

Баоцин привык к воздушным налетам н считал их делом обычным. Однако те налеты, которые он пережил лично, при одном только воспоминании заставляли его содрогаться. Он решил отправить Тюфяка в Наньвэньцю- ань – район южных теплых источников. Они находились в сорока ли от города, и там было относительно спокойно. Он попросил Тюфяка подыскать там пару комнат, снять гостиницу или арендовать дом – подошло бы любое. Если Чунцин разбомбят, у семьи Фан было бы место, где можно приютиться.