Лопе де Вега - Новеллы Страница 20

Целых два года томился Лисардо этой любовной робостью, осмеливаясь говорить с Лаурой одними только глазами и нежными взглядами рассказывать ей о своих чувствах и описывать свои желания. Наконец в один счастливый день он увидел, что в ее доме слуги с веселым шумом и суматохой готовятся к праздничному обеду. Лисардо спросил одного из них, которого он знал больше, чем остальных, о причине этих приготовлений, и тот ответил ему, что Лаура и ее родители отправляются в свое загородное имение, где они собираются пробыть до наступления вечера. Севилья богата этими прелестнейшими садами, раскинувшимися на берегах золотого Гвадалквивира - реки, золотой не своими песками, доставившими у древних это название Герму, Пактолу и Тахо [b5], воспетым Клавдианом [b6]:

Их не насытит ни песок испанский,Сокровище неистового Тахо,Ни золото прозрачных вод Пактола,Ни Герм, хотя б он до последней каплиОт жажды высох,

а теми богатыми флотилиями, которые входят в нее, нагруженные золотом и серебром Нового Света.

Узнав у слуги, где находится это имение, Лисардо нанял лодку и вместе с двумя своими слугами прибыл туда раньше, чем Лаура, и спрятался в самой отдаленной части сада. Вскоре приехала с родителями и Лаура; думая, что на нее смотрят только деревья, она в одной шитой золотом юбке и корсаже принялась бегать по саду, как обычно делают молоденькие девушки, когда из сурового домашнего затворничества вырываются на простор полей.

Такая одежда была бы к лицу и вашей милости, и, если я не ошибаюсь, однажды я видел вас, когда вы были одеты столь же небрежно, как Лаура, и были не менее прекрасны, чем она. Признание это вселяет в меня уверенность, что эта новелла сможет понравиться вашей милости, ибо если люди ученые любят, чтобы их называли гениальными, смелые - чтобы их называли Цезарями, щедрые - Александрами, а знатные - героями, то для женщин нет лучше похвалы, чем когда их называют красавицами. Правда, для подлинных красавиц эта похвала не имеет такого значения, но все же, если им об этом не говорить и не повторять затем множество раз, они сочтут себя дурнушками и будут чувствовать себя больше обязанными зеркалу, чем нашим любезностям.

Итак, Лисардо любовался Лаурой, а она, перебегая с одной дорожки на другую, настолько углубилась в сад, что оказалась совсем недалеко от него, и тут ее остановил ручей, который, как принято говорить в романсах, шептал и смеялся; вот послушайте, например:

Ручеек со смехом мчитсяГалькой, как зубами, блещет.Чуть весны босые ножкиОн завидит в восхищенье.

Я привел эти стихи не случайно, так как ручей должен был засмеяться, увидев ножки Лауры, прекрасной как весна, когда она, отвечая на приглашение зеркальной воды и шумного песка, который образовывал маленькие островки и, желая задержать ее, соперничал с водою, - разулась и опустила свои ножки в воду, где они казались лилиями, лежащими под стеклом.

Но вот Лаура ушла (слова эти кажутся мне столь же полными значения, как выражение: "Здесь была Троя"). Ее встретили родители, весьма взволнованные, ибо отсутствие дочери показалось им слишком долгим, - настолько велика была любовь, которую они к ней питали. Как верно почувствовал это трагический поэт [b7]:

Как тесны узы крови,Которыми связалаОтца с ребенком мощная природа!

Они осыпали ее ласками, хотя Хремет и бранит Менедема [b8] за такое поведение, ибо Теренций не одобряет проявления родителями любви к детям.

Тем временем один из слуг Лисардо сообщил Фенисе, служанке Лауры, что здесь находится его господин. Слуга и служанка быстрее поладили между собой, поскольку менее заботились о своей чести. Он сказал ей, что они не взяли с собой никакой пищи, ибо Лисардо вполне мог довольствоваться одним созерцанием Лауры, - ведь слуги не умеют скрывать своих естественных побуждений и потребностей, которые с такою силою духа подавляют в себе люди благородного происхождения.

Фениса рассказала об этом Лауре, которая зарделась от стыда, как свежая роза; кровь взволновалась в ней, ибо сообщение о настойчивости глаз Лисардо вынуждало ее примирить в себе сердце и честь, желание и рассудок. И тихонько, чтобы как-нибудь не услышала ее мать, она сказала Фенисе:

- Никогда больше не заговаривай со мной об этом!

Фениса поверила суровости ее лица и лаконичности ее слов. Должен пояснить вашей милости, что слово это означает краткость, ибо лакедемоняне не любили длинных речей; мне кажется, что если бы они дожили до наших дней, то им пришлось бы немедленно умереть. Как-то раз пришел ко мне один идальго и заставил меня целых три часа выслушивать историю подвигов его отца в Индиях; когда же я наконец предположил, что он хочет, чтобы я написал обо всем этом книгу, он вдруг попросил у меня денег

Итак, Фениса поверила Лауре, совсем как это бывает в завязках комедий, и, зная о ее скромности, ничего больше не стала ей говорить. Но Лаура, увидев, что Фениса оказалась послушнее, чем ей хотелось, спросила ту, когда они остались одни:

- Как мог этот кабальеро отважиться прийти в наш сад, зная, что здесь должны находиться также и мои родители?

- Потому что он любит вас уже два года.

- Два года? - спросила Лаура. - Он так давно сошел с ума?

- Лисардо вовсе не похож на сумасшедшего, - возразила служанка, потому что столько ума, скромности и благоразумия, при такой молодости, я не встречала ни в одном мужчине.

- Откуда ты его знаешь? - спросила Лаура.

- Оттуда же, откуда и вы.

- Так он поглядывает и на тебя? - продолжала влюбленная девушка.

- Нет, сеньора, - ответила ей лукавая служанка, - ведь вы одна во всей Севилье заслуживаете такой безумной любви, какою он вас обожает.

- Значит, он меня обожает? - спросила, улыбаясь, Лаура. - Кто тебя научил таким словам? Может быть, достаточно просто сказать, что он меня любит?

- Вполне достаточно, - сказала Фениса, - раз вы не отвечаете на такую любовь; а если бы вы любили его так же, как он вас любит, каким счастьем для вас обоих было бы пожениться!

- Я не хочу выходить замуж, - возразила Лаура, - я хочу стать монахиней.

- Этого не должно быть, - ответила Фениса, - потому что вы одна у родителей и они оставят вам в наследство пять тысяч дукатов дохода, а стоимость вашего приданого составит шестьдесят тысяч, не считая тех двадцати тысяч, которые вам оставила ваша бабушка.

- Послушай, что я тебе скажу, - ответила ей на это Лаура, - не смей никогда мне больше говорить о Лисардо; он найдет девушку, достойную его любви, про которую ты столько говоришь, я же не питаю к Лисардо никакой склонности, хоть он и не сводит с меня глаз целых два года.

- Хорошо, сеньора, - возразила Фениса, - только слишком уж часто упоминаете вы имя Лисардо, чтобы я могла поверить, что ваше сердце никогда его не вспоминает.

Тем временем настал час обеда, и слуги накрыли на стол, - да будет известно вашей милости, что эта новелла не пастушеский роман [b9] и ее герои обедают и ужинают каждый раз, когда к этому представляется случай, И тут Лаура сказала Фенисе:

- Жаль мне, Фениса, что этот кабальеро из-за меня ничего не ел.

- Разве вы не приказали мне, чтобы я с вами не заговаривала о нем?

- Это правда, - отвечала Лаура, - но я говорю вовсе не о нем, а о его обеде. Умоляю тебя, сделай так, чтобы наш повар дал тебе что-нибудь для него, и отнеси это его слуге - так, как будто ты сама об этом позаботилась.

- Мне это по вкусу: ведь это все равно, что отнести нищему милостыню, которую дал другой человек, - забота ваша, а старания мои.

Так Фениса и сделала; взяв каплуна, двух куропаток, немного фруктов и белого хлеба - все, чем богата Севилья, она отнесла это, куда ей было указано, и сказала:

- Пусть Лисардо кушает себе на здоровье, потому что ему это посылает Лаура.

Влюбленный кабальеро, преисполненный благодарности за эту милость, принялся за еду с таким рвением, что слуги его, придя в отчаяние, осмелились ему сказать:

- Если ваша милость будет так кушать, то что же останется на нашу долю?

- Вы, - отвечал Лисардо, - вовсе недостойны милостей Лауры, и потому, если я что-нибудь и не доем, то сохраню это себе на ужин.

Может быть, вашей милости это покажется жестокостью со стороны Лисардо, а быть может, вы возразите: "Мне кажется всего лишь, что он сильно проголодался", и вы будете правы, если только вам неизвестно, чем питается счастливый влюбленный в такие минуты.

Все же, чтобы вы не считали его невежей, я могу вам сообщить, что он дал слугам два дублона, стоимостью каждый по четыре дуро, - в те времена такие еще бывали, - с тем чтобы один из них отправился в Севилью и купил все, что ему только захочется. Однако они этого не сделали и, поделив деньги между собой, направились к загородному дому, где служанки накормили их досыта. Лаура видела все это, и ей это доставило большое удовольствие. Слуги Лисардо не скрывались от ее родителей, и когда те, пожелав узнать, что они за люди, спросили у них об этом, они назвали себя музыкантами. Желая развеселить Лауру, отец ее предложил им войти, чему они чрезвычайно обрадовались, и когда принесли лютню, которая всегда находилась в загородном доме или, возможно, была привезена служанками Лауры, - а некоторые из них любили потанцевать на мавританский лад, - Фабио и Антандро запели прекраснейшими голосами: