Герман Вук - Городской мальчик Страница 20

– Всего-навсего, да? А откуда мне знать, в чем разница-то?

– Тут дело в ритме, понимаешь? Дактиль – это трехсложная стопа с ударением на первом слоге. Хорей – двусложная с ударением на первом слоге. Ямб – двусложная с ударением на втором слоге. Есть еще анапест, но она сказала, что на экзамене его не будет.

Ленни вынул из кармана бейсбольный мячик, обмотанный черной изолентой, и, повесив голову, начал перекидывать его из руки в руку.

– Да я хоть целый обеденный перерыв потрачу, а такого не запомню. Этот вопрос наверняка завалю.

– Нет, слушай, это надо выучить. – Герби на миг задумался, следя глазами за бейсбольным мячиком. Потом прищелкнул пальцами и сказал: – Есть, придумал. Попробуй запомнить так. «Аутфилдер»[3] – это дактиль; «шортстоп»[4] – хорей; «ты в ауте» – ямб.

– Вот это другой разговор! – Ленни с силой перекинул мячик в правую ладонь и спрятал в карман. – «Аутфилдер» – дактиль, «шортстоп» – хорей, «ты в ауте» – ямб. Есть такое дело. Но как же я…

– Погоди. Она напишет на доске строчку из стихотворения, так? Прочитай ее про себя. Если она звучит как «аутфилдер», то пиши «дактиль». Если подходит «ты в ауте, ты в ауте» – значит ямб. И так далее. Вот тебе и вся поэзия.

Ленни пробормотал несколько раз волшебное заклинание.

– Годится, запомнил железно. Хоть бы весь этот дурацкий экзамен был на поэзию.

– Теперь пройдемся по причастиям…

– Ща, Герби, обожди. Я еще за мороженым сгоняю. Атлет мигом сбегал до палатки на углу и вернулся, даже не запыхавшись, с новым стаканчиком. Второй раз за день недруги вместе ели мороженое. Никогда еще в своей исконной междуусобице они не были так близки к примирению. Герби, позабыв о годах унижений, испытывал к нуждающемуся в помощи врагу чуть ли не привязанность. Ленни, со своей стороны, готов был простить Герберту его смекалистость, поскольку теперь она пришлась очень кстати.

– Слышь, Герб, – спросил второгодник, между тем как стаканчик переходил из рук в руки, – откуда ты все знаешь? Ты ведь совсем не надрываешься. По вечерам, как и я, околачиваешься возле кондитерской.

– Подумаешь, Лен, а как у тебя получается быстро бегать и подтягиваться по пятнадцать раз? Это же выходит само собой, верно? Так и у меня.

Ленни почуял в этом доводе изъян.

– Нет, постой. Я-то люблю спорт, вот у меня и получается. А ты что, любишь грамматику?

– Чокнутый, что ли? Ненавижу, – решительно ответил Герби. В своей тайной страсти к премудростям языка сознаться было так же стыдно, как в привычке к опиуму; если на то пошло, Ленни скорее простил бы ему опиум. – Просто легко дается.

Ленни задумался.

– Все-таки, – вымолвил он наконец, – что ни говори, а по мне, лучше быть как я и хорошо играть в мяч, чем как ты – училкиным любимчиком и знать про всякие там придаточные и причастия.

– Ясное дело, – покорно согласился Герби, – но это от меня не зависит. Что мне, нарочно писать неправильные ответы на экзаменах? Не стану же я от этого быстро бегать.

Теперь Ленни взглянул на своего врага другими глазами. Ему пришло в голову, что, быть может, тот вовсе и не маменькин сынок, а просто у него неправильно устроены мозги.

– Слушай, Герб, ты ведь иногда бываешь почти своим парнем. В лапту, например, играешь неплохо. Только вот почему тебе неинтересно то, что интересно другим ребятам? Возьмем бейсбол. Спорим, ты даже не знаешь, кто лидирует в национальной лиге.

Герби промолчал.

– Спорим… нет, не может быть… уж основной состав-то «Янки» ты знаешь, правда же?

– Конечно. Бейб Рут играет первого полевого и отбивает четвертым, Лу Гериг играет первого бейсмена и отбивает третьим, а… а… – Упитанный коротыш неловко запнулся.

– Во даешь, даже это перепутал. Гериг – четвертый, а Рут – третий. Герби, – сочувственно произнес Ленни, – это ужасно.

Герби кивнул и залился краской стыда. Настала его очередь есть мороженое, но у него пропал аппетит, и он отказался.

– Ну и ну, Герби, даже Банни Липмен, уж на что тупой, и то знает результаты десяти лучших игроков в обеих лигах. Сам видишь, у тебя чего-то не в порядке.

– Да я сам рад бы понять, в чем тут дело, честно, Ленни, – пролепетал вконец униженный Герби. Перед бейсболом он и вправду обнаруживал всегда загадочное бессилие ума. Мальчики, которые выглядели круглыми Дурачками в классе, могли без передышки сыпать именами и цифрами: «В двадцать шестом Рэббит Мэренвилль выбил двести тридцать пять тысячных, в двадцать седьмом Уилси Мур сделал одну «сухую» подачу…» – и так далее до бесконечности, а Герби ничего этого не знал. Он тщетно пытался вникнуть в содержание спортивных отчетов в газетах. Цифры испарялись из его головы, как струйки воды на раскаленном июльском тротуаре.

– Это беда поправимая, – заметил Ленни. – С твоей башкой стоит только захотеть, и мигом станешь своим парнем.

– Ну помоги мне, Ленни, я попробую, – сказал Герби и про себя решил все лето изучать бейсбольное священное писание – «Справочник Сполдинга». Не прошло и пяти минут, как он позабыл об этом, но в тот миг решение его было непреклонным, и он испытывал благодарность к Ленни, наставившему его на путь истинный. Герби с рвением вернулся к своим репетиторским обязанностям и так преуспел, что Ленни явился в класс миссис Горкин, бормоча под нос все необходимые секреты английского синтаксиса.

О наступлении суровой поры переводных испытаний свидетельствовали разложенные по партам желтые листы удлиненного формата, принятого в судопроизводстве. Большие, величавые, они казались орудиями правосудия. Еще нагоняло страху (а также затрудняло списывание) и то, что детей пересаживали на новые места. Герби очутился на предпоследней парте в бывшем ряду для девочек, а Ленни, который изловчился и вовремя попался на глаза учительнице, удалось сесть как раз у него за спиной.

Миссис Горкин огласила законы военного времени. Она поведала угрюмым детям о том, какие страшные наказания ждут их за разговоры, обмен знаками и подглядывание. Подобно своим ученикам, она ни в коей мере не считала переводные испытания обычным экзаменом. Это была битва. Дети отстаивали полгода жизни – учитель жаждал отмщения за глупость и равнодушие. Она не знала пощады – они не останавливались ни перед чем. Пойманный с поличным оставался на второй год. Все было просто и ясно, как на войне.

– Сейчас, – сказала миссис Горкин, – я подниму карты, висящие на доске. Без команды к работе не приступать.

От ее прикосновения Африка с Азией свернулись, обнажив лик Судьбы. На доске кроваво-красным мелом было выведено десять вопросов. В остальные дни учебного года учителя обходились белым мелом – по правде говоря, и читался он гораздо легче цветного, – зато алые буквы слегка сгущали атмосферу страха.

– Начали! – рубанула учительница. Тридцать ручонок обмакнули тридцать новеньких стальных перьев в тридцати недавно наполненных чернильницах, и на желтых листах тридцатью разными почерками начал проступать ответ на первый вопрос.

Герби Букбайндер шутя расправился с экзаменом за половину отведенного времени. В его легкомысленной голове, не обремененной ценными сведениями о результативности бейсболистов и турнирном положении команд, буйствовали бесполезные сорняки инфинитивных оборотов и сослагательных наклонений. Пока другие трудились в поте лица, Герберт мог позволить себе роскошь побездельничать. Вдруг за спиной раздалось едва слышное «Эй!». С осторожностью кошки, изготовившейся для прыжка с высокой стены, он чуть-чуть откинул назад голову, давая понять, что сигнал принят.

– Герби, – донесся отчаянный шепот, – скажи еще, что такое этот чертов дактиль?

Штука в том, что Герби не привык ловчить. У большинства школьников в этом месте души вырастает мозоль, как у лошади, – там, где трет сбруя, но Герби всегда справлялся без подсказок и списывания, и совесть его сохранила чувствительность. Когда он ходил в первый класс, отец как-то отвел его в сторону и сказал:

– Сын, что бы ты ни делал, выполняй свою работу как можно честнее. Не ловчи. Делай неправильно. Только не ловчи.

Герби запомнил это на всю жизнь.

– Герби, елки-палки, не слышишь, что ли? Чего такое дактиль?

Шепот стал громче – опасно громким. Миссис Горкин посмотрела прямо на Герби, и он почувствовал, как краснеет. Она отвела взгляд.

– Герби, ты свой парень или нет? Чего такое дактиль?

Какой мальчишка со времен юных Каина и Авеля способен выстоять, когда его в упор спрашивают: «Ты свой парень?» Неважно, на что толкают его – словчить, украсть, соврать родителям, жестоко обойтись со слабым или того хуже, – какому же мальчишке достанет мужества отказаться быть «своим»? Герби сделал вид, что снова принялся за работу. Он украдкой достал из кармана штанов клочок бумаги и написал на нем «аутфилдер». Потом откинулся на спинку сиденья и опустил вниз руку. Горячая потная рука Ленни нащупала и выхватила записку.