Джон Пристли - Дядя Ник и варьете Страница 20

— Извините меня, Джули. Я и сам не знаю, что говорю. Я хотел бы, чтобы мы были одни, без Сисси…

— Сейчас мы одни. А вот и Сисси, — добавила она поспешно. — И почему никто ей не скажет, что нельзя носить такие ужасные платья.

Кроме нас в столовой было трое пожилых мужчин, которые обсуждали какие-то свои дела и не обращали на нас никакого внимания. Я сидел между Джули и Сисси и боялся, что они начнут цапаться, но вместо этого они таинственным образом быстро нашли общий язык и, заключив на время ужина союз, обрушились на меня с двух сторон.

— Вам в поезде удалось побеседовать с вашей крошкой Нэнси? — начала Джули.

— Ах, я как раз хотела спросить об этом, мисс Блейн, — подхватила Сисси совсем как настоящая леди.

Будь они мои однолетки, я бы просто велел им отвязаться, но тут я ничего не мог поделать.

— Да, она представила меня своей сестре. Но разговор был недолгим. Барни помешал нам. А потом мы с Рикарло долго сидели в ресторане.

Но они не дали себя отвлечь при помощи Барни и Рикарло. Нэнси — вот мишень, в которую полетели стрелы и дротики.

— Знаете, мисс Мейпс, на днях крошка Нэнси сказала мне, что, будь ее воля, она завтра же бросила бы сцену. Как жаль, она очень мила и даже довольно талантлива.

— Я слыхала, что они рассчитывают попасть в пантомиму, — сказала Сисси. — Речь об этом шла давно, и сейчас, может быть, они уже договорились.

— Наверно. А Дику это, видимо, не очень понравится, правда, Дик? Ну-ну, не краснейте.

— Я не краснею, — ответил я, и уверен, что так оно и было. Сисси хихикнула, и я вскипел. — Послушайте, вы это бросьте, обе…

— Что бросить, дружок? — мягко спросила Джули.

— Ну хорошо, я вам все расскажу. На прошлой неделе я встретился с Нэнси Эллис в картинной галерее, а потом мы вместе пили чай и все время ссорились.

— И поэтому она представила вас своей сестрице?

— Мне не очень-то нравится ее сестра, а этого зануду Хадсона я просто не выношу. Амброз и Эсмонд куда приятнее.

— О, Дик! — воскликнула Сисси. — Будь осторожен. Не забывай, ты ведь очень хорошенький.

— По-своему, пожалуй, да, — согласилась Джули, разглядывая меня, словно впервые увидела. — Хотя, по правде сказать, мне это как-то в голову не приходило. Но наше мнение все равно не в счет. Важно, что об этом думает его крошка Нэнси.

— Бьюсь об заклад, мисс Блейн, она уже давно имеет на него виды.

— Вероятно. А ведь она с перчиком. Как вы считаете?

Тут мне на помощь пришел старый официант, он переменил тарелки и этим дал мне передышку.

— Бедняга Баррард до хрипоты распинался перед Барни и этой Кольмар… — начал я, как только официант отошел. Но их невозможно было отвлечь.

— Если ей не нравится сцена, то она, вероятно, хочет выйти замуж. Вы как полагаете, мисс Блейн?

— Конечно. И должно быть, за кого-нибудь из знакомых, а он и не подозревает, что она имеет на него виды. Он старше ее, и намного, и, безусловно, богат…

— Например, Джон Рокфеллер, — мягко сказал я. — Сначала вы говорили, что она имеет виды на меня. А теперь уже на кого-то другого. Вы сами не знаете, что несете. Давайте-ка переменим тему.

— Мел можем поговорить о тряпках, — сказала Джули, смерив меня взглядом. — Не о ваших, разумеется, а о своих.

— Кстати, мисс Блейн, я давно хотела спросить, где вы покупаете вещи, — с искренним жаром сказала Сисси.

Джули сразу смягчилась, и до конца ужина они серьезнейшим образом говорили о тряпках.

— Мне что-то не хочется больше сидеть. Тут так мрачно, — сказала Сисси. — Может, нам пойти прогуляться, Дик?

Видя, что я колеблюсь, Джули поспешно сказала:

— Конечно, идите, почему же нет. А я лягу в постель и почитаю. У вас есть что-нибудь?

У Сисси, разумеется, ничего не было, а я сказал, что у меня есть несколько книг.

— Вряд ли вы захотите читать о ранних английских акварелистах…

— Конечно нет.

— У меня есть еще карманное издание «Виллы роз» Мэйсона.

— Это уже лучше. Я читала ее года три назад и все перезабыла. Занесите мне ее, будьте ангелом… Мой номер — двенадцатый.

— Я пойду оденусь, Дик, — сказала Сисси. — Не знаете, на улице холодно?

Мы все направились наверх. Потом я оставил их, сбегал в свою холодную, как ледник, комнату, взял Мэйсона и постучал в дверь двенадцатого номера. Это была большая комната, освещенная одной-единственной лампой. Кругом все было разбросано, вещи Томми и Джули валялись вперемешку, и стоял сильный запах виски и сигарет. Я отдал ей книгу.

— Закройте дверь на минутку, только на одну минутку, — шепнула она. А когда я вернулся, тихонько прикрыв дверь, прибавила: — Идите сюда.

Мы стояли почти вплотную, и тут вдруг она улыбнулась и прошептала:

— Значит, я его мучаю. Мучаю славного серьезного мальчика, который этого терпеть не может. Что ж, мне очень жаль. Вы видите, как мне жаль.

Я обнял ее раньше, чем понял, что делаю, она тоже обняла меня и прильнула всем телом; потом мы начали целоваться; и ее язык, заостренный, твердый, подвижный, с силой прижался к моему. Я никогда не испытывал ничего подобного и не встречал такого волнения у других, но еще через мгновение она огромным, почти истерическим усилием вырвалась из моих объятий:

— Нет, нет, нет. Ради Бога, уходите, уходите. Скорее уходи… Иди же.

Когда ко мне спустилась Сисси в длинном пальто и огромной шляпе, в которой она выглядела на редкость нелепо, я все еще не мог справиться с волнением и прийти в себя. Мы молча вдыхали холодный ночной воздух, пропитанный запахом моря. Прохожих было мало, движения никакого, мы шли куда глаза глядят, бездумно проходили улицу за улицей, из резкого света фонарей вступали в длинные полосы тени; изредка слышались шаги и случайные звуки голосов. В своем наряде Сисси могла только мелко семенить и тяжело висла у меня на руке.

Сквозь толстую ткань ей непонятным образом передалось волнение, которым я был охвачен.

— Что было, когда ты отнес ей книгу? — спросила она с какой-то тихой грустью.

— А ты как думаешь? Конечно, ничего.

— Нет, не ничего. Но не слишком много, ведь у вас совсем не было времени. — Она помолчала. — Джули очень увлечена тобой — правда-правда, — хоть и притворяется, что нет. Но я-то вижу.

— Значит, ты видишь больше, чем я.

— Конечно, глупыш. Пусть я неученая, — так оно и есть, — но уж в этом-то разбираюсь. Только не забывай, что говорил о ней Ник. И если уж не можешь не мечтать о женщинах, то лучше думай о своей Нэнси.

— Но это же не я, а вы сами — женщины — никак не можете слезть с любимого конька, Сисси.

— Верно, Дик, я знаю. Так уж мы устроены. — Она не вздохнула, — вздыхают вообще только в романах, — но как-то слабо и печально охнула. — Фу-ты, черт! Субботний вечер! Сколько себя помню, всю жизнь ненавидела субботние вечера. Потому я так и взъелась на Ника, за то, что он удрал и оставил меня одну. Больно нужен мне этот сэр Алек, как его там, со своим домом… Просто неохота сидеть одной в этой гнусной, промозглой шотландской гостинице, да еще в субботний вечер.

— Но ты же не одна.

Ну, не совсем, это верно. Спасибо тебе, Дик, милый. Я так благодарна за эту прогулку. Ведь я знаю, тебе не хотелось идти. Я очень люблю тебя, Дик. Пойдем-ка теперь в другую сторону.

Мы повернули и вышли на широкую террасу. Одна сторона ее была застроена высокими домами, а там, где мы шли, домов не было, только узкая аллея между деревьев.

— Здесь лучше. — Сисси чуть повеселела, хотя все еще казалась маленькой и грустной. — А знаешь, тебя еще один человек любит, даже очень, только на свой лад. Ты ни за что не поверишь, если судить по его разговору… Да, да — твой дядя Ник.

— Ну, не очень-то он это выказывает.

— Так ведь это же в его духе, понял? Уж кто-кто, а я-то знаю. Давай присядем на минутку. Скороход из меня никудышный. Уже выдохлась.

Я не заметил скамейки, а она увидела.

— Ты так скоро замерзнешь, — сказал я, когда мы сели. — А сесть поближе мешает шляпа.

— А я ее сниму. — И начала отшпиливать шляпу. — Вот, гляди.

Она взяла шляпу в левую руку, а правую, с которой таинственным образом исчезла перчатка, положила мне на плечо, потом прислонилась ко мне и погладила по щеке.

— У меня к тебе просьба, Дик, — тихо сказала она. — Я такая несчастная. Исполнишь? Я не про любовь… Ты не подумай — это совсем другое. То, чего у меня никогда не было. Дик, пожалуйста, обними меня и прижми к себе, вроде я тебе очень нравлюсь, но больше тебе ничего не надо… Просто будь нежным и ласковым. Пусть не по-настоящему, а как будто… Пожалуйста… всего один разочек.

Она прижалась щекой к моей щеке, я обнял ее и начал целовать лицо, дрожащие веки, губы — вкус их мне не понравился, как и крепкий запах ее духов. Потом она плакала и, всхлипывая и глотая слезы, лепетала: