Вирджиния Вулф - Годы Страница 20

— Ну, как в Комитете? — спросил он.

Элинор рассказала, преувеличив свою победу над Джаддом.

— Правильно. Не пасуй перед ними, Нелл. Не давай сесть себе на шею. — Полковник по-своему гордился дочерью, а ей нравилось быть предметом его гордости. Однако она не упомянула Даффуса и квартал Ригби-Коттеджез. Отец не питал сочувствия к людям, которые не умеют обращаться с деньгами, а Элинор не получала ни пенни прибыли — все уходило на ремонт. Она перевела разговор на Морриса и его дело, которое будет слушаться в Доме правосудия. Она опять посмотрела на часы. Невестка Силия будет ждать ее у Дома правосудия точно в полтретьего.

— Я должна спешить, — сказала Элинор.

— Брось, эти законники всегда тянут резину, — возразил полковник. — Кто судья?

— Сандерс Карри.

— Тогда это продлится до второго пришествия, — сказал полковник. — А в каком зале будет суд?

Элинор не знала.

— Кросби, подойдите… — позвал полковник.

Кросби было велено принести «Таймс». Пока Элинор глотала фруктовый пирог, полковник переворачивал неуклюжими пальцами большие газетные листы. К тому моменту, когда она разливала кофе, он уже выяснил, в каком зале будет слушаться дело.

— А ты — в Сити, папа? — спросила Элинор, ставя чашку на блюдце.

— Да, у меня встреча, — сказал он. Он любил бывать в Сити, независимо от того, были у него там дела или нет.

— Странно, что судьей будет Сандерс Карри, — сказала Элинор, вставая. — Что он любит, мореный дуб? — Карри коллекционировал сундуки.

— Скорее всего, у него там одни подделки, — предположил отец. — Не спеши, — попросил он. — Возьми извозчика, Нелл. Если тебе нужна мелочь… — Он стал шарить обрубками пальцев в кармане. Глядя на него, Элинор вспомнила свое детское ощущение, что его карманы — это бездонные серебряные копи, откуда можно добыть сколько угодно монет в полкроны.

— Что ж, — сказала Элинор, взяв деньги. — Увидимся за чаем.

— Нет, — напомнил он. — Я иду к Дигби.

Он взял ожерелье своей большой волосатой рукой. Элинор все-таки казалось, что оно смотрится слишком дешево.

— А как насчет коробочки? — спросил полковник.

— Кросби, найдите коробочку для ожерелья, — распорядилась Элинор.

Кросби, вдруг напустив на себя деловитость, поспешила в подвал.

— Тогда за ужином, — сказала Элинор. Это значит, подумала она с облегчением, что мне не надо возвращаться к чаепитию.

— Да, за ужином, — согласился полковник. Он поднес к сигаре горящий бумажный жгут и затянулся. Сигара испустила облачко дыма. Элинор нравился запах сигар. Она задержалась на мгновение, чтобы вдохнуть его.

— Передай привет тете Эжени, — сказала она. Полковник кивнул, попыхивая сигарой.

Взять одноколку было очень приятно — это позволяло сэкономить пятнадцать минут. Элинор устроилась в углу и с удовлетворением вздохнула, когда створки щелкнули над ее коленями. Минуту ее сознание было совершенно ничем не занято. Она наслаждалась покоем, тишиной, возможностью не делать никаких усилий, а просто сидеть в углу экипажа. Покуда он трясся по улицам, она чувствовала себя сторонней наблюдательницей. Теперь до самого Дома правосудия она будет просто сидеть и ничего не делать. Путь впереди далекий, а конь ей попался неторопливый — рыжий и мохнатый. Он продвигался мерной рысцой по Бэйзуотер-Роуд. Уличное движение почти отсутствовало: люди еще обедали. Даль окуталась мягкой серой дымкой, звенели колокольчики, мимо проплывали дома. Элинор перестала замечать, что за дома они проезжали. Она чуть прикрыла глаза и тут же невольно увидела собственную руку, берущую письмо со стола в передней. Когда это было? Сегодня утром. Что она с ним сделала? Положила в сумку? Да. Вот оно, нераспечатанное. Письмо от Мартина из Индии. Она прочтет его по дороге. Письмо было написано на очень тонкой бумаге мелким Мартиновым почерком. Оно оказалось длиннее, чем обычно, и рассказывало о приключении вместе с каким-то Рентоном. Кто такой этот Рентон? Элинор не могла вспомнить. «Мы вышли на рассвете», — прочла она.

Она выглянула из окошка. Их задержало оживленное движение у Марбл-Арч. Из парка выезжали кареты. Конь попытался встать на дыбы, но кучер ловко унял его.

Элинор продолжила чтение: «Я очутился один посреди джунглей…»

Что ты там забыл? — подумала она.

Она увидела перед собой брата, его рыжую шевелюру, круглое лицо и это самое задиристое выражение, которое, всегда полагала Элинор, рано или поздно доведет его до беды. Так, видимо, и случилось.

«Я заблудился, а солнце уже клонилось к закату», — прочла Элинор.

«Солнце клонилось…» — повторила Элинор, глядя вперед, вдоль Оксфорд-стрит. Солнечные лучи сверкали на платьях в витринах. Джунгли — это очень густой лес, предположила она, состоящий из кривых низкорослых деревьев, темно-зеленого цвета. Мартин был в джунглях один, а солнце клонилось к закату. Что же было потом? «Я решил, что лучше оставаться на одном месте». Значит, он стоял один среди этих кривых деревьев, в джунглях, а солнце клонилось к закату. Она уже не видела улицу. Наверное, там было холодно, думала она, — когда зашло солнце. Она стала читать дальше. Ему надо было развести костер. «Я пошарил в кармане и обнаружил, что у меня всего две спички… Первая спичка погасла». Элинор представила себе кучу сухих веток и одинокого Мартина, смотревшего, как гаснет спичка. «Потом я зажег другую, и, благодаря одному лишь везению, она сделала свое дело». Бумага загорелась, от нее занялся хворост, над ним поднялось пламя. Элинор торопилась, желая поскорее дочитать до конца, «…однажды мне показалось, что я слышу крики, но они затихли».

«Они затихли!» — вслух сказала Элинор.

Экипаж остановился у Чансери-Лэйн. Полицейский переводил через дорогу пожилую женщину. Но дорога была джунглями.

«Они затихли, — повторила Элинор. — А потом?»

«…я взобрался на дерево… я увидел тропу… солнце вставало… Меня уже записали в погибшие».

Экипаж остановился. Некоторое время Элинор сидела не двигаясь. Она видела перед собой только чахлые деревца и брата, который смотрел на поднимающееся над джунглями солнце. Солнце вставало. Мгновение пламя плясало на мрачной громаде Дома правосудия. Все благодаря второй спичке, подумала Элинор, расплачиваясь с возницей и выходя.

— Ну, наконец-то! — воскликнула маленькая женщина в мехах, стоявшая у одной из дверей. — Я уже решила не ждать и собиралась уйти! — В чертах ее лица было что-то кошачье, она волновалась, но очень гордилась мужем.

Они прошли сквозь вертящуюся дверь в зал, где должно было слушаться дело. Сначала зал показался им темным и переполненным людьми. Мужчины в париках и мантиях вставали, садились, входили и выходили, напоминая стаю птиц, гомозящихся на поле. Среди них не было ни одного знакомого, и Морриса Элинор не видела. Она оглядывалась кругом, стараясь отыскать его.

— Вон он, — шепнула Силия.

Один из адвокатов в переднем ряду повернул голову. Это был Моррис. Но как странно он выглядел в этом пожелтевшем парике![23] Скользнув взглядом по Элинор и Силии, он ничем не показал, что узнал их. И Элинор не улыбнулась ему. Торжественная атмосфера, усиливаемая мертвенным светом, налагала запрет на все проявления личных привязанностей. Во всем этом было что-то ритуальное. Со своего места Элинор видела Морриса в профиль. Парик прямоугольно обрамлял его лицо, отчего оно смотрелось как на портрете. Никогда еще брат не представал перед Элинор в таком великолепии: и лоб, и нос его выглядели совсем не как обычно. Элинор посмотрела по сторонам. Они все были похожи на портреты. Все адвокаты выглядели броско, их фигуры были резко очерчены, как на портретах восемнадцатого века, вывешенных в ряд на стене. Они так же вставали и садились, смеялись, разговаривали… Внезапно дверь распахнулась настежь. Пристав потребовал тишины перед появлением его светлости. Все замолчали и встали, вошел судья. Один раз поклонившись, он сел под королевским гербом. Элинор почувствовала, как по ее телу пробежала легкая дрожь благоговения. Это был старик Карри. Но как он преобразился! В последний раз, когда она его видела, он сидел во главе обеденного стола, который посередине был украшен полосой желтоватой вышитой ткани, ниспадавшей мягкими складками. Взяв свечу, судья стал водить Элинор по гостиной и показывать свою старинную дубовую мебель. А сейчас он величествен, внушает почтительный страх, облачен в мантию…

Один из адвокатов встал. Элинор попыталась следить за тем, что говорил этот человек с большим носом, но теперь уловить ход мысли было уже трудно. Все равно она слушала. Затем поднялся другой адвокат — коротышка с куриной грудью и в пенсне. Он прочитал какой-то документ, потом он и первый адвокат стали спорить. Кое-что из того, что он говорил, она понимала, хотя как это было связано со слушаемым делом, оставалось неясно. Когда же выступит Моррис? — думала она. Видимо, еще не скоро. Отец был прав, эти законники умеют тянуть резину. Спешить к чаепитию нет нужды, поэтому сгодится и омнибус. Элинор сосредоточила внимание на Моррисе. Он рассказывал что-то смешное рыжеватому соседу. Это его друзья, подумала она, это его жизнь. Она вспомнила, как в юности он мечтал об адвокатуре. Это ведь она переубедила папу. Однажды утром она собралась с духом и пошла к нему в кабинет… Но вот, к ее восторгу, Моррис поднялся со своего места.