Иван Гончаров - Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах Том 5 Страница 21

4 что он выучил только один момент [и что], и то прошедший, и что каждый [такой] другой момент ведет за собой и другие данные, поэтому надо следить поминутно [за ходом] за наукой,

5 чтоб

6 иметь в голове физиономию какого-нибудь государства, что, например, в политической экономии с изменением разных обстоятельств и условий государственного быта изменяются и самые истины,

7 он опять пришел в отчаяние.

8 А он

9 считал обыкновенно наукой ту тетрадь,

106

которую приносил учитель, и, выучивши ее, считал

1 дело решенным,

2 а тут вдруг читать! Языки давались ему не лучше: переводит он, кажется, прилежно всё, что задает учитель, изредка только прибегнет к Карлу,

3 и то больше потому, что он

4 немец и наследовал от отца [все двена‹дцать›] чуть не целое вавилонское столпотворение языков, а то Обломов делает [всё] сам, и слова выучивает, и в лексикон не ленится заглядывать,

5 и синтаксис учит исправно, всякий раз от одной черты, проведенной ногтем учителя, до другой, ну так, что в год почти целую книгу

6 переведут, ‹л. 31› как бы, кажется, не привыкнуть? А чуть возьмет другую книгу – не ту, по которой с учителем переводят, – точно по-арабски писана: ничего не понимает. Читай, твердили ему, читай и вне классов, в свободное время, читай и по ночам, читай и вышедши из школы! Неестественно и тяжело ему казалось такое неумеренное чтение книг: зачем же все эти [учебные книги] тетрадки, [когда еще не всё кончено [зачем лишения], к чему] на которые изведешь пропасть бумаги, времени и чернил, зачем учебные книги? Зачем же, наконец, шесть-семь лет затворничества, [когда еще не всё кончено, за‹чем›] [лишения] [за‹чем› к чему] все строгости, взыскания, сиденье и томленье над уроками, запрет бегать, шалить, веселиться, когда еще не всё [это] кончено? «Когда же жить?» – спрашивал он

7 самого себя. «[Ученье] Учиться – так не жить, жить – так не учиться», – думал он [про себя]. Ученье было для него

8 не жизнью, а только каким-то официальным приобретением права на настоящую жизнь.

9

107

Нечего делать, однако ж: попробовал он читать. Чтение одних книг утомило его, чтение других, напротив, расшевелило.

1 [Он и тут] [Поэты [затронули его] пробудили] [Если мыслителям] [Но если] [Мыслителям [мало удалось] [плохо удалось] не удалось расшевелить его ум] Мыслителям не удалось расшевелить его ума,

2 поэты

3 коснулись многих струн его сердца: [сильно затро‹нули›] силы заиграли,

4 он стал юношей, как все. И у него, как у других, явилось «И Божество, и вдохновенье, И жизнь, и слезы, и любовь». И для него настал счастливый, никому не изменяющий [момент жизни], всем равно улыбающийся момент юности,

5 [мгновение] подобный мгновению распускающегося цветка, [это тот] момент сознания сил в себе, надежд [на жиз‹нь›] на бытие,

6 момент кратковременного цветения.

7 [Молодой] Тут подвернулся молодой Штольц и помог продлить

8 этот момент, сколько возможно было для натуры, какова была натура его друга.

Но потом, потом опять заглохло, упало [всё] в душе Обломова всё, что было забушевало [такой спа‹сительной›] благотворной бурей, несущей жизнь полям. [Не заронили поэты] Поэты только поиграли мечтами юноши,

108

но не заронили глубоко в сердце огня, не врезалась в плоть и кровь его неизменная любовь к этим образам,

1 к этим прекрасным призракам, которые накидывают на жизнь меланхолический оттенок и рядом с действительностию ставят зеркало…

2

Чисто и прекрасно прожил этот момент Илья Ильич, [и с] [но тоже] но без грусти перешел к действительности, как после без грусти перешел от молодости к зрелым мечтам. ‹л. 31 об.›

Потом натура его

3 взяла опять верх над этими мгновенными интересами и увлечениями.

4 Чтение

5 не зародило в душе его потребности духовной пищи, [и чтение] и любовь к чтению не привилась к нему.

6 Он, пожалуй, и прочитывал какую-нибудь интересную книгу, но не вдруг, не торопясь,

7 без жадности, [а так] увлечения, [ленивыми глазами] лениво пробегал глазами по строкам. Как ни интересно было место, на котором он останавливался, но если на этом месте заставал его час обеда или сна, он хладнокровно клал книгу переплетом вверх и шел обедать или гасил свечу и ложился спать. Если давали ему первый том, он по прочтении никогда не просил второго, а приносили, он прочитывал. Книги он в жизнь свою никогда не купил ни одной. Потом [мало-помалу] уж он не осиливал и первого тома.

8 Он, наконец,

9 перестал дотрогиваться до приносимых книг.

10 Свободное от уроков время

11 он проводил, положив локоть на стол, а на локоть голову; иногда вместо

109

локтя употреблялась книга,

1 которую Штольц навязывал ему прочесть,

2 особенно если она была толста.

3

[Таково было уч‹ебное›] [Таков был] Так совершил свое учебное поприще Обломов. То число, в которое он выслушал последнюю лекцию, и было геркулесовыми столпами его премудрости. Начальник школы,

4 подписью своею на аттестате, как прежде учитель ногтем,

5 провел черту, за которую герой наш не считал уже нужным простирать свои ученые стремления. Он покинул училище

6 с запасом сведений, которые в нашем разнохарактерном обществе могли ему доставить [титул] название

7 образованного человека. Его нельзя было, по крайней мере вначале, пока еще он не забыл тетрадок, озадачить, заговорив при нем [об основании] о падении Римской империи, об Альфреде Великом, о каких-нибудь Итальянских войнах. Он, бывало, не прочь и поспорить о каком-нибудь ученом предмете.

8 Но по мере того как он удалялся от этого выхода из [училища] школы,

9 познания его бледнели и испарялись. Если ему случалось как-нибудь случайно

10 попасть на ученый разговор, ‹л. 32› он ссылался на отжившие, уважаемые в его время авторитеты, называл новым открытием устарелую и забытую истину.

Вскоре то, что приобрел из учебных книг и тетрадок, начало мало-помалу сливаться в одну общую массу и наконец превратилось в темное и сбивчивое представление о тех предметах, [над] на изучение которых [его мучили около десяти лет] [несколько лучш‹их›] ушло у него

11 несколько лучших лет жизни. Голова его превратилась в чрезвычайно сложный архив мертвых дел,