Марк Твен - По экватору Страница 21

Ботанический сад в Сиднее раскинулся на площади в тридцать восемь акров; он прекрасно распланирован и богат растениями всех стран и всех климатических поясов мира. Расположен он в центре города, на высоком холме, откуда открывается чудесный вид на гавань, и примыкает к огромному — в пятьдесят шесть акров — парку губернаторской резиденции; а поблизости есть площадка для игр площадью в восемьдесят два акра. Есть в Сиднее и зоологический сад, и ипподром, и огромные крикетные поля, где происходят международные состязания. Как видите, там сколько угодно места, чтобы спокойно отдохнуть и побродить, и есть где поразмять кости, если это вам по душе.

В Сиднее четыре вида светских развлечений. Стоит вам оставить свою визитную карточку в доме губернатора, и вы получите приглашение на первый же бал, который там состоится, если вы ничем не опорочены. Вы прекрасно проведете время, ибо увидите все местное обществе, кроме губернатора, завяжете кой-какие новые знакомства и приобретете новых друзей. Губернатора вы не встретите — он окажется в Англии. Он всегда там. В Австралии четыре или пять губернаторов, да сколько-то еще управляют отдаленным архипелагом; но так или иначе, вы их не увидите. Получив назначение, они приезжают из Англии, торжественно вступают в должность, дают бал, участвуют в молебствии о ниспослании дождя, потом садятся на корабль и отправляются восвояси. Ну а вся работа остается на долю помощника губернатора. Я пробыл в Австралазии три с половиной месяца и видел только одного губернатора. Остальные сидели у себя дома, на родине.

Наверно, австралийский губернатор не был бы таким непоседой, если бы вел войну, или обладал правом вето, или если бы еще что-нибудь потребовало от него всей его неизрасходованной энергии; но ничего такого у него нет — ни войны, ни права вето, — и губернатору в самом деле нечего, или почти нечего, здесь делать. Страна управляется сама, и это ей вполне по нраву. Она так крепко держится за свою привилегию и так ревниво оберегает свою независимость, что встает на дыбы всякий раз, когда имперское правительство предлагает свою помощь. Итак, имперское вето существует, но лишь на бумаге.

Теперь вы сами видите, что обязанности губернатора в Австралазии куда более ограничены, чем у нас в Соединенных Штатах, а следовательно, и более обременительны. Он — кажущийся глава страны и действительный глава общества. Он представляет культуру, изысканные чувства и возвышенные мысли, светскую жизнь и религию. Своим примером он их насаждает, и они распространяются, цветут пышным цветом и приносят плоды. Он законодатель вкусов, и он задает тон. Его бал всем балам бал, под его покровительством процветают скачки.

Как правило, он — лорд, что весьма кстати, ибо положение обязывает его жить на широкую ногу, а уж это-то английские лорды умеют.

Второе светское развлечение Сиднея — визит в резиденцию адмирала; дом его красиво расположен на холме и обращен к морю. Гостей доставляют нарядные шлюпки флота, а гостеприимство, которое вам окажут там или на борту флагманского корабля, ничем не уступает гостеприимству губернаторского дома. Адмирал, командующий флотилией в английских водах, — вельможа первой величины, и, как полагается при такой высокой должности, дом у него роскошный.

Третьим в списке светских развлечений стоит катание по заливу на прогулочном катере. Такого рода суденышко безусловно найдется у ваших друзей побогаче, они вас пригласят, и прогулка будет так хороша, что вы не заметите, как пролетит день.

И, наконец, — ловля акул. Сиднейская гавань кишмя кишит лучшими в мире акулами-людоедами. Здесь немало людей, для которых ловля акул — источник существования, ибо правительство щедро вознаграждает за это. Чем крупнее рыба, тем выше премия, а ведь длина иной акулы достигает двадцати футов. И вы получаете не только премию, нам принадлежит и желудок акулы, a eго содержимое иногда представляет немалую ценность.

Ни одна рыба не плавает быстрее акулы. Самый быстроходный корабль не обгонит ее. Она удивительно неугомонна, шныряет по всем морям и океанам и где только не ухитряется побывать во время своих бесконечных странствий. А сейчас я расскажу вам историю, которая еще нигде не публиковалась.

В 1870 году из далеких краев в Сидней приехал юноша и стал искать себе какое-нибудь занятие. Знакомых у него не было, рекомендательных писем — тоже, а посему он не мог нигде устроиться. Сначала он метил высоко, по время шло, деньги таяли, и его требования становились скромнее и скромнее; под конец он готов был согласиться на любую работу, только бы иметь кусок хлеба да крышу над головой. Но удачи все не было — для него не нашлось даже самой захудалой должности. И кот у него уже не осталось ни гроша. Целый день бродил он по улицам — и думал, думал; нею ночь бродил он и думал, думал; и все сильнее и сильнее мучил его голод. Рассвет застал его далеко от города; он без всякой цели брел вдоль гавани. Когда он проходил мимо клюющего носом ловца акул, тот поднял голову и сказал:

— Эй, парень, подержи-ка за меня бечеву, авось принесешь мне счастье.

— А вы уверены, что не будет хуже?

— Уж куда хуже. Всю ночь было так худо, что дальше некуда. Если тебе не повезет, беда не велика; ну а повезет — и слава богу. На, держи.

— Ладно. А что дадите?

— Отдам акулу, если поймаешь.

— А я ее съем со всеми потрохами. Давайте бечеву.

— Держи. А теперь я уйду на минутку, чтоб мое невезенье не передалось тебе. Сколько раз я замечал: стоит только... Тащи, тащи скорей, клюет! Так я и знал! У тебя на лице написано, что ты везучий. Ну вот, готово!

Акула была на редкость крупной: добрых девятнадцать футов, сказал рыбак, вспоров ей брюхо ножом.

— Вот что, парень, выпотроши-ка ты ее, а я схожу достану свежую наживку, у меня тут припасена. Авось не зря провозишься — бывает, в них и путное что находят. Мне-то ты принес счастье, только бы свое не потерял.

— Не важно, не стоит беспокоиться. Ступайте за наживкой. Я выпотрошу акулу.

Когда рыбак вернулся, молодой человек уже вымыл руки в море и собирался уходить.

— Да ты что, уходишь?

— Ухожу. Прощайте.

— А как же акула?

— Акула? А на что она мне?

— На что? Сказал тоже! Не знаешь, что ли? Надо только заявить о ней, и сразу получишь целых восемь шиллингов премии. Чистоганом, дружище! Что ты теперь скажешь?

— Нy и получайте, пожалуйста.

— И взять себе — так, что ли?

— Да.

— Чудно что-то. Ты, похоже, из тех, кого зовут чудаками. Не зря, видно, говорят: не суди по одежке. Твоя ведь совсем никудышная, а ты, должно быть, богатый.

— Так оно и сеть.

Юноша медленно зашагал к городу, погруженный в свои мысли. На минуту он задержался возле роскошного ресторана, но посмотрел на свой костюм и побрел дальше, к закусочной. За пять шиллингов он сытно позавтракал. Получив сдачу с соверена, он взглянул на серебро, пробормотал: «На это не оденешься», — и пошел своей дорогой.

В половине десятого утра самый богатый в Сиднее маклер по покупке и продаже шерсти завтракал у себя дома и просматривал утреннюю газету. В комнату заглянул слуга и сказал:

— Вас спрашивает какой-то оборванец, сэр.

— Нашел о чем докладывать. Гони его в шею.

— Он не уходит, сэр. Я уже гнал.

— Не уходит? Гм... странно. Тогда одно из двух: либо он выдающаяся точность, либо сумасшедший. Он что, сумасшедший?

— Нет, сэр, По нем не скажешь.

— Значит, выдающаяся личность. Что же ему надо?

— Не говорит, сэр; сказал только, будто что-то очень важное.

— И не уходит! Он так и сказал, что не уйдет?

— Сказал, что не сойдет с места, пока не повидает вас, сэр. Хоть до ночи простоит.

— И притом не сумасшедший. Веди его сюда.

Оборванца ввели. «Нет, этот в своем уме, — сказал про себя маклер, — сразу видно; значит — второе».

— Вот что, дружище, выкладывайте, только без лишних слов. Что вам нужно? — спросил он.

— Мне нужно сто тысяч фунтов взаймы.

— Только и всего? («Я ошибся, он все-таки сумасшедший... Нет... не может быть... глаза разумные!») Ну и удивили! А кто вы, собственно, такой?

— Да никто.

— Как нас зовут?

— Сесиль Роде.

— Что-то не припомню такого имени... Гм... из чистого любопытства... почему вы обратились ко мне с такой удивительной просьбой?

— Я намерен в ближайшие два месяца заработать сто тысяч фунтов для вас и столько же для себя.

— Ну и ну... Никогда не слыхал ничего подобного... садитесь. Любопытно... Вы чем-то... да, чем-то меня заинтересовали... именно заинтересовали... И вовсе не нашим предложением, оно тут ни при чем... нет, не оно меня привлекает, тут что-то другое, я сам еще толком не знаю что; должно быть, что-то в вас самом, вы сами по себе. И да... опять же из чистого любопытства... если я верно понял, вы хотели бы занять...

— Я сказал: «намерен».