Марк Твен - Собрание сочинений в 12 томах. Том 3 Страница 21

— Кстати, — окликнул Филипп приятеля, занимавшего соседнюю комнату, где этот Сент-Джо?

— Где-то в Миссури, на границе штата[42], кажется. Можно посмотреть по карте.

— Зачем нам карта! Скоро мы его увидим собственными глазами. Я просто боялся, что это слишком близко к дому.

Прежде всего Филипп написал большое письмо матери, полное любви и радужных надежд. Он не хочет надоедать ей скучными подробностями, но недалек тот день, когда он вернется к ней, скопив небольшое состояние и обретя еще нечто такое, что будет ей радостью и утешением в старости.

Дяде он сообщил, что поступил на службу в одну нью-йоркскую фирму и едет в Миссури, чтобы принять участие в кое-каких земельных и железнодорожных операциях, которые помогут ему узнать мир и, возможно, положат начало его карьере. Он знал, как обрадуется дядя, услышав, что он наконец решил посвятить себя какому-то практическому делу.

Последней, кому написал Филипп, была Руфь Боултон. Может статься, он никогда больше не увидит ее: он едет навстречу неведомой судьбе. Ему хорошо известно, чем грозит жизнь на границе — дикие нравы пограничных селений, скрывающиеся в засаде индейцы, губительная лихорадка. Но если человек способен за себя постоять, ему нечего бояться. Можно ли ему писать ей и рассказывать о своей жизни? Если ему улыбнется удача, то тогда — кто знает… Если же нет и ему не суждено вернуться, то, быть может, это и к лучшему — как знать… Но ни время, ни расстояние не изменят его чувств к ней; он не прощается, а говорит только «до свиданья».

Мягкое весеннее утро едва брезжило, дымка ожидания еще висела над набережными большого города, и жители Нью-Йорка еще не садились завтракать, когда наши молодые искатели приключений направились к вокзалу Джерси-сити[43], где кончается линия, идущая от озера Эри; здесь им предстояло начать свой долгий извилистый путь на Запад, по дороге, пролегавшей, по словам одного писателя былых времен, по расколотым шпалам и лопнувшим рельсам.

ГЛАВА XIII

ПОЛКОВНИК СЕЛЛЕРС ПРИВЕТСТВУЕТ МОЛОДЫХ ЛЮДЕЙ В СЕНТ-ЛУИСЕ

What ever to say he toke in his entente

his langage was so fayer & pertynante

yt semeth vnto manys herying

not only the worde, but veryly the thing.

Caxton's, Book of Curtesye[44]

В числе тех, с кем наши путешественники отправились на Запад, находился Дафф Браун, знаменитый железнодорожный подрядчик и посему не менее знаменитый конгрессмен; плотно сложенный и чисто выбритый, веселый и жизнерадостный бостонец, обладатель массивного подбородка и низкого лба, он был человеком весьма приятным, если только вы не становились ему поперек дороги. Помимо железнодорожных, Браун имел государственные подряды на строительство таможенных зданий и судоремонтных верфей от Портленда до Нового Орлеана и ухитрялся выколачивать из конгресса столько субсидий и ассигнований, что камень, поставляемый им на строительство, обходился государству на вес золота.

Вместе с ним ехал и Родни Шейк, ловкий нью-йоркский маклер, фигура одинаково заметная как в церкви, так и на бирже; то был щеголеватый и обходительный делец, без которого не обходилось ни одно рискованное предприятие Даффа Брауна, где требовались решительность и натиск.

Вряд ли наши путешественники могли бы найти более приятных спутников, людей, более охотно отрекающихся от всех ограничений строгой пуританской морали и более готовых добродушно и снисходительно принимать мир таким, каков он есть. Любая роскошь была доступна: денег хватало на все, и ни у кого не возникало сомнения, что так будет продолжаться и впредь и что скоро каждый без особого труда разбогатеет. Даже Филипп быстро поддался общему настроению, а что касается Гарри, то он и не нуждался в подобном стимуле: говоря о деньгах, он всегда оперировал только шестизначными цифрами. Этому милому юноше богатство казалось столь же естественным состоянием, как большинству людей — бедность.

Очень скоро старшие из путешественников открыли то, что рано или поздно открывают все едущие на Запад: а именно, что вода там плохая. К счастью, у них, по-видимому, были предчувствия на этот счет, и у всех оказались с собой фляжки с бренди, с помощью которого они улучшали местную воду; надо полагать, что только боязнь отравиться заставляла их экспериментировать на всем протяжении пути, ибо они ежечасно спасали свою жизнь, смешивая содержимое фляжек с опасной жидкостью, называемой водой. Позже Филипп понял, что трезвость, неуклонное соблюдение воскресных обычаев и солидность манер являются чисто географическими обычаями, которые люди не часто берут с собой, покидая родной дом.

Наши путешественники пробыли в Чикаго достаточно долго, чтобы убедиться, что здесь они могли бы нажить состояние в какие-нибудь две недели, но стоило ли тратить на это время? Запад куда привлекательнее: чем дальше они уедут — тем ближе богатство. По железной дороге они добрались до Альтона; здесь, решив посмотреть реку, они пересели на пароход, который доставил их в Сент-Луис.

— Ну разве не здорово?! — воскликнул Генри, выпорхнув из парикмахерской и переступая по палубе мелкими шажками: раз, два, три, раз, два, три. Он был побрит, завит и надушен с обычной для него изысканностью.

— Что здорово? — спросил Филипп, глядя на унылые, однообразные просторы, по которым, кряхтя и фыркая, пробирался содрогающийся всем корпусом пароход.

— Как что? Да все это! Это же грандиозно, поверь моему слову! От этого я бы не отказался, даже если бы мне через год гарантировали сто тысяч долларов наличными.

— Где мистер Браун?

— В салоне. Играет в покер с Шейком и тем длинноволосым типом в полосатых штанах, который вскарабкался на борт, когда трап был уже наполовину убран. А четвертым у них этот детина — делегат в конгресс от Запада[45].

— У этого делегата довольно-таки внушительный вид; посмотри на его черные лоснящиеся бакенбарды: настоящий вашингтонский деятель! Ни за что бы не подумал, что он сядет играть в покер.

— Он говорит, что это маленькая послеобеденная партия со ставками в пять центов, просто ради интереса.

— Так или иначе, ни за что бы не подумал, что член конгресса станет играть на пароходе в покер, да еще при всех.

— Чепуха, надо же как-то убить время. Я и сам попытался сыграть, но куда мне против таких китов. Делегат — тот прямо как будто в твои карты глядит. Готов держать пари на сто долларов, что, когда его территория оформится, он мигом пробьется в сенат. У него хватит нахальства.

— Во всяком случае, — добавил Филипп, — откашливается он со всей сосредоточенностью и вдумчивостью истинного государственного мужа.

— Гарри, — сказал Филипп после минутного молчания. — Для чего ты надел охотничьи сапоги? Ты что, собираешься добираться до берега вброд?

— Я их разнашиваю.

Истинная же причина заключалась в том, что Гарри нарядился в костюм, который он считал самым подходящим для поездки в необжитые края, и теперь являл собой нечто среднее между бродвейским щеголем и лесным бродягой. Синеглазый, розовощекий, с шелковистыми бакенбардами и вьющимися каштановыми волосами, он походил на красавца, только что сошедшего со страниц модного журнала. В это утро он надел мягкую фетровую шляпу, короткий сюртук с закругленными полами и низко вырезанный жилет, под которым виднелась белоснежная сорочка; талию его стягивал широкий ремень, а голенища до блеска начищенных сапог из мягкой кожи поднимались выше колен и держались на шнурках, привязанных к ремню. Беспечный Гарри прямо-таки упивался блеском этой великолепной обуви, облегающей его стройные ноги; он уверял Филиппа, что в прериях такие сапоги являются лучшей защитой против гремучих змей, так как змеи никогда не жалят человека выше колен.

Когда наши путники покидали Чикаго, вокруг простирался еще почти зимний пейзаж; когда же они сошли на берег в Сент-Луисе, стоял настоящий весенний день: пели птицы, в городских скверах цвели персиковые деревья, наполняя воздух сладким ароматом, а шум и суета из конца в конец набережной создавали атмосферу возбуждения, вполне созвучную радужным надеждам наших молодых людей.

Вся компания направилась в отель «Южный», где великого Даффа Брауна хорошо знали; он был такой важной персоной, что даже дежурный портье держался с ним почтительно. Должно быть, наибольшее почтение вызывала в нем та вульгарно-хвастливая манера держаться и та наглость, какие появляются у людей «больших денег», — качества, приводившие портье в восхищение.

Молодым людям понравились и отель и город; город показался им «ужасно» вольным по своим нравам и «ужасно» гостеприимным. Их, жителей восточных штатов, здесь многое поражало. Во-первых, курили тут прямо на улице; все, нимало не смущаясь, «пропускали глоточек», когда у них появлялось на то желание или когда кто-нибудь их угощал; причем никому, по-видимому, не приходило в голову, что эту привычку надо скрывать или как-то оправдывать. Вечером, когда Филипп и Гарри пошли прогуляться, они заметили, что многие сидят на крылечке, чего в северных городах никогда не увидишь; тротуары перед некоторыми гостиницами и ресторанами были заставлены стульями и скамейками. «На парижский манер», — сказал Гарри; и в эти теплые весенние вечера здесь собиралось множество людей; они сидели и беспрерывно курили, а в воздухе носился звон бокалов и стук бильярдных шаров. Восхитительно!