Уильям Теккерей - Базар житейской суеты. Часть 2 Страница 21

Наконецъ мистеръ Доббинъ пріободрился, и открылъ бесѣду такимъ образомъ:

— Сэръ, я принесъ вамъ чрезвычайно важную новость. Сегодня утромъ я бьмъ въ Конной-Гвардіи, и тамъ сказали мнѣ, что нашему полку будетъ объявленъ походъ за границу. Не пройдетъ недѣли, и мы вѣроятно будемъ на дорогѣ въ Бельгію. Вамъ не безъизвѣстно, сэръ, что послѣ этой кампаніи, мы, безъ сомнѣнія, недосчитаемся многихъ изъ своихъ товарицей, и вы понимаете, что не всѣмъ офицерамъ Трильйоннаго полка суждено воротиться домой.

Осборнъ принялъ степенный видъ.

— Полкъ вашъ, сказалъ онъ, я не сомнѣваюсь, сдѣлаетъ свае дѣло и, конечно, каждый изъ васъ понимаетъ свои обязанности, смѣю сказатъ, а въ животѣ и смерти Богъ воленъ.

— Французы, сэръ, очень сильны, продолжалъ кептенъ Доббинъ. — Русскіе и Австрійцы безъ сомнѣнія не скоро соединятъ съ нами свой войска. Мы должны будемъ открыть первую битву въ этой кампаніи, и эта битва, сэръ, будетъ отчаянная: Бонапартъ знаетъ свое дѣло.

— Что вы хотіте этимъ сказать, капитанъ Доббинъ? перебилъ суровый негоціантъ, нахмуривъ брови, ни одинъ честный Британецъ, я полагаю, не побоится этого Бонапарта, какъ-скоро идетъ дѣло о націонадьной чести и славѣ.

— Конечно, сэръ, вы правы, и я совершенно согласенъ съ вами, сказалъ капитанъ Доббинъ, но согласитесь и вы, что военные люди; при открытіи кампаніи, подвергаются нѣкоторымъ образомъ большимъ опасностямъ. Поэтому, сэръ, если произошла нѣкоторая размолвка между вами и другомъ моимъ, Джорджемъ, то, принимая въ соображеніе нынѣшнія обстоятельства… я хочу сказать, сэръ, что вы должны, сэръ, перемѣнить гнѣвъ на милость и великодушно простить друга моего, Джорджа, если онъ провинился передъ вами. Сами вы замѣтили, что въ животѣ и смерти Богъ воленъ и, стало-быть, при нынѣшнихъ обстоятельствахъ, вамъ слѣдуетъ подать дружескую руку своему сьшу. Продолжая питать гнѣвъ въ своемъ сердцѣ, вы, я знаю, не простите себѣ никогда, если чего Боже сохрани! война будеть имѣть роковыя послѣдствія для Джорджа.

Говоря это, бѣдный Вилльямъ Доббинъ раскраснѣлся какъ малина, и почувствовалъ въ глубинѣ души, что самъ онъ, собственно говоря, поступилъ злодѣйски въ этомъ дѣлѣ. Не вмѣшивайся онъ въ отношенія Джорджа, не произошло бы, вѣроятно, никакой размолвки между сыномъ и отцомъ. Почему бы, въ самомъ дѣлѣ, не отсрочить этой свадьбы до благопріятныхъ обетоятельствъ? Какой демонъ понуждалъ его торопить жениха? Джорджъ могъ бы, конечно, разстаться съ Амеліей, не чувствуя смертельной тоски, и Амелія, въ свою очередь, мужественно перенесла бы роковой ударъ, если бы женихъ ея не воротился съ поля битвы. Его совѣты и хлопоты окончательно испортили все дѣло. И зачѣмъ онъ хлопоталъ, зачѣмъ совѣтовалъ? Затѣмъ, изволите видѣть, что капитанъ Доббинъ самъ любилъ миссъ Эмми до такой степени, что мысль о ея несчастіи закружила и отуманила его голову. Ктому же его собственныя страданія становились невыносимы, и онъ радъ былѣ покончить все однимъ ударомъ, такъ, чтобы рѣшительно отнять возможность возрожденія въ своей душѣ какой-нибудь заносчивой мечты. Въ этомъ послѣднемъ случаѣ, очевидно, онъ руководствовался тѣми же самыми побужденіями, какія мы имѣемъ въ виду, когда ускоряемъ похороны своего друга.

— Вы добрый человѣкъ, Вилльямъ Доббинъ, и я съ охотою готовъ послѣдовать вашему совѣту, отвѣчалъ старикъ Осборнъ растроганнымъ голосомъ, Джорджъ и я не должны питать душевной вражды другъ на друга — вы правду говорите. Мы разстанемся друзьями. Но разберите наши отношенія, и будьте по совѣсти судьею между нами. Я сдѣлалъ для него все, что только можетъ сдѣлать заботливый отецъ. Онъ перебралъ у меня денегъ, быть-можетъ, втрое больше, чѣмъ вы когда-либо могли получить отъ своего отца. Но я не хвастаюсь этимъ — совсѣмъ нѣтъ. Я не стану вамъ говорить, какъ я трудился для него изо всѣхъ своихъ силъ, какъ работалъ по днямъ и ночамъ, не щадя своего здоровья. Спросите объ этомъ Чоппера. Спросите его самого. Спросите Сити и лондонскую биржу. Очень хорошо, капитанъ. Теперь я предлагаю ему такую партію, за которуіо, нѣтъ сомнѣнія, ухватился бы съ радостью всякій джентльменъ изъ высшаго круга — и что же? Онъ отказывается. Виноватъ ли я здѣсь на сколько-нибудь? Я имѣлъ тутъ въ виду его собственное счастье, изъ-за котораго работалъ въ потѣ лица. Можно ли тутъ упрекать меня въ своекорыстныхъ разсчетахъ? Вы человѣкъ разсудительный, Доббинъ, и, стало-быть, поймете, на чьей сторонѣ правда. Пусть онъ прійдетъ ко мнѣ, и вотъ ему моя рука. Я не злопамятенъ. О женитьбѣ, при нынѣшнихъ обстоятельствахъ, разумѣется, мы толковать не станемъ. Пусть только онъ и миссъ Шварцъ поладятъ между собою: свадьбу успѣемъ сыграть послѣ, когда онъ воротится полковникомъ — потому-что онъ будетъ полковникомъ, если тутъ деньги могутъ что-нибудь сдѣлать. Очень радъ, что вы навели его на истинный путь. Это, разумѣется, ваше дѣло, я знаю, Доббингь, — вы часто вытаскивали его изъ западни, и вамъ не мудрено было его образумить. Пусть онъ воротится: я буду великодущенъ. Приходите оба сегодня обѣдать на Россель-Скверъ. Закусимъ чѣмъ Богъ послалъ, и побеседуемъ за бутылкою вина. Я заранѣе забываю всякія дрязги.

Въ продолженіе этой хвалебной рѣчи, Доббинъ рѣшительно сидѣлъ на иголкахъ, и каждое слово откровеннаго старика ножомъ врѣзывалось въ его сердце. Теперь онъ чувствовалъ себя окончательно виновахымъ.

— Мнѣ кажется, сэръ, сказалъ онъ, вы въ заблужденіи. Да, я увѣренъ, вы въ заблужденіи, сэръ. Джорджъ слишкомъ великодушенъ и благороденъ для того, чтобы позволить себѣ женитьбу изъ-за денегъ. Если вы станете угрожать ему лишеніемъ наслѣдства въ случаѣ отказа, такая угроза, сэръ, можетъ только ожесточить Джорджа.

— Это что за дьявольщина, капитанъ Доббинъ? Неужьто вы называете угрозой предложеніе ему восьми или десяти тысячъ фунтовъ годоваго дохода? вскричалъ мистеръ Осборнъ еще довольно веселымъ и полушутливымъ тономъ, да я самъ бы не прочь отъ женитьбы на миссъ Шварцъ, если бы она согласидась имѣть такого мужа. Смуглянка, на мой вкусъ, ни чуть не хуже какой-нибудь бѣленькой красотки.

И старикъ засмѣялся веселымъ и самодовольнымъ смѣхомъ.

— Но вы забываете, сэръ, прежнія обязательства, въ которыя вступилъ капитанъ Осборнъ, сказалъ посланникъ глубоко-знаменательнымъ тонолъ.

— Какія обязательства! Какія дрязги у васъ на умѣ, капитанъ Доббинъ? Неужели вы намекаете, продолжалъ мистеръ Осборнъ, начинавшій чувствовать припадокъ гнѣва при мысли, которая первый разъ блеснула теперь въ его головѣ, неужели вы намекаете, что глупый сынъ мой еще не перестаетъ ухаживать за дочерью этого банкрота? Ужь не пришли ли вы доложить мнѣ, что онъ изъявляетъ намѣреніе жениться на этой дѣвчонкѣ? Чудесное, истинно благородное намѣреніе! Моему сыну и наслѣднику жениться на дочери нищаго — да съ чего это вы взяли, капитанъ Доббинъ? Если западетъ ему въ голову такая ахинея, пусть онъ заранѣе купитъ себѣ метлу и выйдетъ мести улицы. Да, да, припоминаю я теперь — эта дѣвчонка давно вѣшалась ему на шею, и нѣтъ никакого сомнѣнія, что плутъ-отецъ подзадоривалъ ее!

— Мистеръ Седли считался нѣкогда лучшимъ вашимъ другомъ, милостивый государь, сказалъ капитагъ Доббинъ, почти обрадованный тѣмъ, что и самъ начинаетъ исподоволь сердиться. Было время, когда вы ужаснулись бы при мысли, что кто-нибудь осмѣлится назвать плутомъ этого почтеннаго негоціанта. Вы сами устроивали и поощряли тѣсную связь между молодыми людыми. Джорджъ не имѣлъ никакого права играть въ жмурки…

— Въ жмурки! заревѣлъ старикъ Осборнъ, — въ жмурки? Спасибо за дружбу, капитанъ. Жените его, сдѣлайте милость, жените! Такая безстыдная тваръ, какъ эта миссъ…

— Сэръ! воскликнулъ Доббинъ, пламенѣя теперь сильнѣйшимъ гнѣвомѣ, ни одинъ человѣкъ въ мірѣ не смѣстъ въ моемъ присутствіи обижать эту особу, и всего менѣе вы, милостивый государь.

— О, вотъ оно куда пошло! Ужь не хотите ли вы мнѣ сдѣлать формальный вызовъ? Позвольте, я позвоню, чтобы намъ принесли пару пистолетовъ, капитанъ Доббинъ, сказалъ Осборнъ, дернувъ за сонетку.

— Господинъ Осборнъ, проговорилъ капитанъ прерывающимся голосомъ, вы наносите оскорбленіе прекраснѣйшему созданію въ мірѣ. Болѣе чѣмъ другой кто, вы обязаны щадить ее потому, милостивый государь, что она супруга Джорджа!

И съ этими словами, кептенъ Доббинъ, чувствуя неспособность продолжать дальнѣйшій разговоръ, выюркнулъ изъ дверей, оставивъ старика Осборна съ выпученными глазами и безъ всякаго движенія на своемъ стулѣ. Въ комнату вбѣжалъ конторщикъ, отвѣчая на звонокъ своего принципала, и лишь-только Доббинъ, пройдя огромный дворъ, гдѣ помѣщались конторныя заведенія, вышелъ изъ воротъ на улицу; мистеръ Чопперъ, испуганный и встревоженный, догналъ его безъ шляпы на своей головѣ.