Шолом Алейхем - Мариенбад Страница 21

41. Иче-Майер Шеренцис и Иче-Майер Пекелис с Налевок в Варшаве – Хаиму Сорокеру в Мариенбад

(Перевод с древнееврейского)

Мир многоуважаемому, высокопоставленному и почитаемому господину, ученому и просвещенному реб Хаиму Сорокеру – мир во веки веков!

После того как мы приветствуем уважаемого господина, как полагается по обычаю, мы прежде всего разрешаем себе пожелать ему скорейшего излечения и полного исцеления как в рассуждении тела, так и в смысле достояния, и да приведет его всемогущий благополучно домой к покою и занятиям в скором времени, и да не знает он больше ни о болезнях, ни о страданиях, а вместе с ним все сыны нашего народа отныне и во веки веков, аминь!

Сейчас мы повергаем нашу просьбу перед величием нашего господина, дабы он склонил ухо свое и услышал глас наш, глас крови брата твоего, что вопиет из дальней страны по поводу несправедливости, причиняемой нам без всякой вины с нашей стороны. Мы решили: расскажем хотя бы тысячную долю наших страданий и сердечных мук. Но немощен язык, чтобы говорить, и перо, чтобы описать, и недостаточно места, чтобы все изложить. И лишь в кратких словах попытаемся мы передать отзвук нашего вопля, с силой рвущегося за пределы стен нашего сердца. Выслушайте нас, и вас выслушает Бог.

Мы, ниже подписавшие настоящее письмо, – варшавские молодые люди, недавно покинувшие стол отцов своих и применившие руки свои к торговому делу. Господь благословил их деяния и труд их и дал плоды, и имена их обрели силу в свете, и, как случается у наших братьев, сынов Израиля, как только солнце удачи стало светить им в лицо, они тут же начали растрачивать то, что накопили трудами рук своих, и деньги потеряли ценность в их глазах, и больше всего тратятся они на жен своей юности, а жены их начинают вдруг испытывать всяческие боли во всем теле, начинают обращаться к жрецам медицины, которые посылают их во все концы света на поиски исцеления для их немощей, а больше куда бы то ни было они бывают посылаемы на модный курорт, известный под названием Мариенбад. Само собою разумеется, что мы выполнили обряд Мариенбада по всем пунктам, и со всеми подробностями, и всеми шестьюстами тридцатью предписаниями, к сему относящимися. Не поскупился глаз наш на деньги, и все, что доктор приказал сделать, мы сделали. И мы проводили любимых наших жен в Мариенбад, снабдили их деньгами и сказали им: «Идите в добрый и счастливый час в плодоносную страну, текущую млеком и медом, и найдите там свое исцеление. Не забывайте нас, и время от времени пусть долетают до нас вести от вас о вашем здравии и благополучии, пока не настанет счастливый день вашего возвращения в гнезда к мужьям вашим, господам вашей юности».

Так говорили мы нашим возлюбленным женам и распрощались с ними, и они покинули страну, в которой родились, и прибыли в страну ими избранную, сиречь в Мариенбад, и обещали присылать нам время от времени вести, и сдержали слово свое, писали нам письма о состоянии их здоровья, а также о водах, которые они там черпают из целебных источников. Но вот нежданно прекратились всякие сообщения от них. Почта не приносит нам вестей. Оскудели и высохли все источники их писаний, которые они нам писали, так что мы потеряли голову и сами себе кажемся пребывающими во сне. И вдруг нам раскрыли глаза, и обрели объяснение все наши недоумения. Нам показали черным по белому, кто в этом виноват, кто в этом деле посланец зла. Никогда в жизни мы бы не поверили, если бы мы своими глазами не видели и не узнали вашего почерка и почерка вашего уважаемого шурина, начертанных на бумаге. Глубокоуважаемый и высокопочитаемый господин! Гладкостью ваших языков и сладостью ваших речей вы оба уловили их в свои сети. Полные пригоршни любви излили вы на них и, очевидно, полагали, что ни один человек об этом знать не будет, ни одно существо не увидит. О горе! Кто мог бы поверить, что там, в далеком Мариенбаде, будет уготован ад? Кто бы поверил, что наши чистые, добродетельные жены, которые в Варшаве прожили бы свою жизнь, не зная греха, могут так оступиться? Кто бы поверил, что в такое время, когда Иаков в беде и Израиль отдан на растерзание, в такое время, когда кровь еврейская льется, как вода, и взывает на дорогах, когда враги торжествуют и пляшут при виде нашего унижения, когда со всех сторон на нас точат стрелы и тяжелые тучи надвигаются на наше небо, – чтобы в такое время евреи, женатые евреи, отцы семейств, имели в мыслях совершать такие непристойности, заманивать чужих жен куда-то за границу и, прикрываясь необходимостью лечиться и пить целительную воду, совращать их с пути истинного и уводить туда, откуда нет возврата… О небо! Мы думали, что только ваш уважаемый шурин, муж сестры вашей супруги, который славится во всем мире как человек развратный, сбросивший с себя бремя благочестия и пристойности, способен на такие позорные дела – писать письма чужим женам. Его письма, которые он адресовал нашим женам, нам удалось купить за крупную сумму у человека, имя которого мы оглашать не обязаны. Мы полагали, что на том и кончена эта потрясающая трагедия. Однако мы увидели, что блуждаем в пустыне, что подлинный враг еще подстерегает нас в своем логове, и враг этот – вы, уважаемый и почитаемый господин, вы и никто другой. Ибо, если ваш уважаемый шурин, муж сестры вашей жены, написал нашим женам много глупостей и пустых слов из лести и по причине легкомыслия, то вы, глубокоуважаемый господин, имели наглость заявить нашим женам, что вы дадите течь ручьем деньгам из вашего кошелька ради их пользы. О! Да будет проклята рука, которая могла начертать подобное! Да будет проклят язык, чьи гладкие речи – яд, а сладость слов – ад!

Все это мы, нижеподписавшиеся, сочли необходимым, глубокоуважаемый господин, излить вам и просить вас всеми просьбами сжалиться над нашей честью, а также над честью наших жен и над собственной вашей честью и прекратить ваши недостойные действия. Мы предупреждаем вас, глубокоуважаемый господин, что если вы не прислушаетесь к нашему голосу и не перестанете тайно совершать преступления, то конец ваш будет горестным, и возмездие вы получите по заслугам, и воздастся вам сторицею, ибо есть на свете Бог и есть еще закон и судия у сынов Израиля!

Просим вас не обижаться за то, что мы не продолжаем нашу речь. Нам некогда! В надежде что вы должным образом прислушаетесь к нашим словам, идущим из правдивого источника и из сердца, источающего кровь, и что вы не допустите до большего позора, мы сокращаем наши речи и подписываемся с уважением и дружескими пожеланиями счастья и богатства без конца и края.

Ицхок-Меер Шеренцис и Ицхок-Меер Пекелис

42. Александр Свирский из Базеля – Ямайчихе в Мариенбад

Милостивая государыня!

Настоящим имею честь сообщить вам, что в Базель, на десятый конгресс сионистов, я прибыл благополучно и, согласно нашему уговору, усердно принялся за свои дела – присмотреть подходящие партии для ваших уважаемых дочерей. И должен отметить, что, к величайшему моему сожалению, я желаемого для вас не нашел, ибо большая часть гостей, прибывших на десятый конгресс сионистов, состоит из мужчин, которые, к сожалению, уже женаты. Неженатых среди сионистов, к сожалению, нет. Причина, очевидно, в том, что сионисты, к сожалению, женятся рано. Возможно, что имеются и другие причины, но факт остается твердо установленным: моя поездка в Базель была напрасной, и мне искренне жаль средств, которыми вы ссудили меня. Могу, однако, оправдаться тем, что деньги ваши все же не выброшены зря, потому что я здесь, в Базеле, осведомился относительно вашей кишиневской партии и, к величайшему моему изумлению, узнал, что господин Зайденер и в самом деле весьма деятельный дантист, имеющий в Кишиневе самую крупную практику, но он, к сожалению, давно женат и имеет у себя дома чрезвычайно симпатичную жену и детей, и меня просто поражает, как это мы могли так горько обмануться и дело зашло так далеко, что он во всех трех ваших дочерей влюбился, а ваши уважаемые дочери ему симпатизировали так, что весь Мариенбад считал, что партия заключена! И что особенно причиняет мне досаду, так это то, что сей господин Зайденер кажется мне самым обыкновенным обманщиком, потому что этот жулик одолжил у меня на короткое время несколько тысяч крон, а когда я ему дважды телеграфировал, чтобы он немедленно перевел мне эти деньги по телеграфу в Базель, я ответа не получил, а сегодня, к величайшему моему удивлению, мне сообщили, что господин Зайденер вместе с мадам Курлендер уехали в Остенде и что господин Марьямчик вместе с мадам Шеренцис и мадам Пекелис также уехали в Остенде, а этот легкомысленный господин Марьямчик мне тоже остался должен несколько сот крон, после того как мы несколько раз играли в карты. Однако этих нескольких сот крон господина Марьямчика мне не так жаль, потому что это всего лишь карточный долг, а те три тысячи, что Зайденер должен, – это, к сожалению, наличные деньги, потом и кровью заработанные, прохворать бы их ему, такому негодяю! Байструк! Такие кровные деньги, как вознаграждение за сватовство! Пока протолкнешь такое дело, как сватовство у евреев, всю душу себе вымотаешь! А тут является черт-дьявол из Кишинева, имеющий жену и двоих детей, и объявляет себя неженатым кавалером! Разве это не достойно изумления и сожаления? Чтобы в такое время случилось нечто подобное – в двадцатом веке, в век общей цивилизации, век железных дорог, телеграфа, телефона, электричества, фонографа эт цетера, эт цетера! И так как я отсюда еду прямо в Остенде, чтобы сцапать этого подлого обманщика, а одновременно присмотреть приличные партии для ваших славных дочерей, остаюсь с неизменным уважением и лучшими приветами вашим достойным дочерям