Агата Кристи - Пропавшая весной Страница 22

— Больная? — переспросила Лесли, на губах ее застыла холодная усмешка. — Да ты еще не знаешь, сколько во мне здоровья! Моя болезнь так просто меня не убьет! Я еще поживу!

Неожиданно Лесли вздрогнула, словно перед ее мысленным взором встала картина недалекого будущего. Что болезнь в конце концов победит ее, она не сомневалась.

Когда они уже спускались по ступеням высокого крыльца на садовую дорожку, мистер Шерстон вызвался проводить миссис Скудамор до перекрестка и показать ей короткую дорогу через поле. Выйдя за калитку, Джоанна оглянулась, чтобы в последний раз посмотреть на Лесли. На лужайке у дома со смехом и криками бегали мальчишки, затевая какую-то игру. Лесли носилась с ними вместе, словно маленькая девочка, увлеченная забавой со сверстниками. Джоанна неодобрительно покачала головой и отвернулась, переключая внимание на то, что не переставая говорил у нее над ухом мистер Шерстон.

Мистер Шерстон тем временем бессвязно и с горячностью доказывал Джоанне, что другой женщины, подобной его жене, нет в целом свете, не было и не будет.

— Вы даже не представляете себе, миссис Скудамор, как много она для меня сделала! Не представляете! Да и никто этого не поймет! Раньше я просто не ценил ее. Я даже не считал…

Джоанна искоса взглянула на него и с удивлением, и даже с некоторым страхом увидела, как по его щекам текут слезы. Раньше Джоанна не замечала за мистером Шерстоном слезливости.

— Всегда ровная, всегда невозмутимая, ласковая, чуткая… Она умеет удивляться самым простым вещам! Она во всем умеет найти интересную сторону, повод для удивления. С тех пор, как я вернулся из… сами знаете откуда, я не слышал от нее ни слова упрека! Ни слова! Но я вознагражу ее за это! Я клянусь вам, что я за это вознагражу ее.

Джоанне пришло в голову, что хорошо бы, если бы мистер Шерстон пореже заглядывал в «Якорь и колокол», в эту жалкую пивную, — это стало бы лучшей наградой для Лесли. Джоанна едва удержалась от желания высказать эту мысль своему спутнику.

Прощаясь с мистером Шерстоном, Джоанна сказала ему, что, конечно же, прекрасно понимая, какой клад — его жена, что мистер Шерстон говори сущую правду, перечисляя достоинства миссис Шерстон, и что она была очень рада повидаться с ними обоими. Она зашагала через поле по дорожке, указанной мистером Шерстоном. Дойдя до изгороди, разделяющей поля, она оглянулась. Мистер Шерстон уже стоял у дверей пивной «Якорь и колокол», нетерпеливо поглядывая на часы, очевидно, в ожидании, когда откроется заведение.

Вернувшись домой, она рассказала Родни о нечаянной встрече с Шерстонами.

— В общем, смотреть на них мне было очень грустно, — завершила Джоанна свой рассказ.

Родни многозначительно взглянул на Джоанну.

— Мне послышалось, ты сказала, что они очень счастливы друг с другом. Или я ошибаюсь?

— В каком-то смысле — да. Но вид у них весьма жалкий!

Родни сказал, что, к его удивлению, Лесли Шерстон сумела добиться значительного успеха в столь безнадежном положении, в каком она оказалась после осуждения мужа.

— Да, Родни, ты, безусловно, прав. Она так отважно боролась с судьбой, что кажется, надорвала себя. Но ты только подумай: она собирается рожать ребенка!

Услышав слова Джоанны, Родни встал, медленно подошел к окну. Заложив руки за спину, он стоял и смотрел вдаль, точно так же, как час назад стояла у себя в гостиной Лесли. Теперь Джоанна очень хорошо видела сходство между ними.

— Когда? — тихо спросил Родни после долгого молчания.

— В августе, — ответила Джоанна. — Я уверена, она собирается сделать очень большую глупость.

— Ты так считаешь? — мрачно спросил Родни.

— Дорогой мой, ты только подумай! Того, что они зарабатывают, им едва хватает на жизнь! Маленький ребенок еще сильнее усложнит их существование.

— Ничего, — тихо, но с уверенностью произнес Родни. — У Лесли плечи широкие, она справиться.

— Это так, но если она возьмет на себя ещё одну обузу, то, боюсь, она не выдержит. Сегодня она выглядела такой больной, такой усталой!

— Она выглядела больной, когда уезжала из города, — глухо проронил Родни. — Уж это я помню очень хорошо.

— Если бы ты видел, какая она сейчас! Она так постарела! Это лишь сказать легко, что все передряги совершенно изменили Чарльза Шерстона.

— Это она так сказала? — словно зачарованный, спросил Родни.

— Да. Она уверяла меня, что Чарльз переменился самым решительным образом.

— Вполне возможно, что так и есть на самом деле, — задумчиво произнес Родни. — Шерстон, мне кажется, из тех людей, которые полностью живут любовью и уважением близких им людей. Когда суд вынес свой вердикт, он весь осел, сморщился словно проткнутая шина. У него был такой жалкий и в то же время такой отвратительный вид! Я бы сказал, что для Шерстона единственная надежда заключается в том, чтобы каким-то образом иным способом вернуть прежнее самоуважение. А этого можно достичь лишь усердным и тяжким трудом.

— Поэтому я и думаю, что еще один ребенок в такие трудные времена им вовсе ни к чему…

Родни резко повернулся, и слова замерли на губах у Джоанны, когда она увидела искаженное гневом, побелевшее лицо мужа.

— Она его жена, ты понимаешь? — с тяжестью в голосе медленно проговорил Родни. — У нее только два выхода: бросить его, забрать детей и уехать — или остаться с ним навсегда и всем чертям назло быть ему настоящей женой! Что она, собственно, и выбрала. Лесли никогда не останавливалась на половине дороги и всегда доводила дело до конца.

Джоанна пристально посмотрела на мужа и спросила, что его так взволновало?

— Ничего! — неожиданно быстро успокоившись, со вздохом ответил Родни, но тут же добавил, что очень устал от этого благоразумного, осторожного мира, который знает всему цену, который десять раз высчитает, прежде чем что-то сделать, который ни за что не станет рисковать!

Джоанна холодно выслушала его объяснение и посоветовала не говорить ничего подобного своим клиентам. Родни горько улыбнулся, вздохнул и сказал, что всегда советует клиентам не доводить свои дела до суда!

Глава 7

Совершенно естественно, что в эту ночь ей приснилась мисс Гилби. Мисс Гилби, в пробковом шлеме, шла рядом с нею по пустыне и назидательным тоном вещала истины.

— Ты должна уделять больше внимания ящерицам, Джоанна! Ты плохо знаешь естественную историю.

— Да, мисс Гилби, — отвечала ей Джоанна.

— Только не притворяйся, пожалуйста, что не понимаешь, о чем я говорю, Джоанна. Ты все понимаешь очень хорошо. Я говорю о дисциплине, и еще раз о дисциплине, моя дорогая!

Джоанна проснулась, но еще несколько минут не могла отделаться от ощущения, что она находится в школе «Святой Анны». Наконец она осознала, что окружающая обстановка совсем не походит на школьное общежитие. Пустота, железные кровати, гигиенически голые стены…

«Ох, дорогая моя», горько подумала о себе Джоанна, вспомнив былые школьные дни.

Джоанна встала с постели, оделась, остановилась у окна. О чем ей во сне говорила мисс Гилби? О дисциплине? Да, о дисциплине.

В этом что-то есть. Все-таки с ее стороны было большой глупостью позволить себе думать о чем попало. Надо обязательно навести порядок в своих мыслях! Надо систематизировать мысли и особенно тщательно разобраться с идеей о ее агорафобии.

Впрочем, теперь она чувствовала себя вполне хорошо. По крайней мере, здесь, внутри здания. Может быть, имеет смысл вообще прекратить прогулки на улице? Но ее сердце тоскливо заныло, в предвидении такой перспективы. Сидеть целыми днями в полутьме, дыша запахом прогорклого бараньего жира и парафина… Дни напролет без всякого занятия, без какой-либо, пускай даже самой глупой, книжки?

А чем, интересно, развлекают себя заключенные в тюремных камерах? Наверняка у них есть какое-нибудь занятие, например, шьют почтовые сумки или что-нибудь еще вроде этого. Но, с другой стороны, подумала она, от такой жизни они, наверное, сходят с ума.

Но так, вероятно, случается лишь с осужденными на одиночное заключение. Там-то уж наверняка, эти несчастные скоро сходят с ума.

Одиночное заключение: день за днем, неделя за неделей…

Подумать только! Она сидит здесь всего два дня, а ощущает себя так, словно пробыла здесь несколько недель! Как все-таки это много — два дня!

Два дня! Невероятно! Как там у Омара Хайяма?

Вчера я прожил десять тысяч лет…

Что-то вроде этого. А дальше? Нет, не вспоминается. Почему она не может хоть что-нибудь запомнить как следует и до конца? Может быть, что-либо почитать вслух? Нет-нет, лучше не надо! Она уже убедилась; если вспоминать и читать вслух стихи, то ничем хорошим это не кончается. Да, вот именно, ничем хорошим! Дело в том, что с поэзией каким-то страшным образом связаны почти все неприятные воспоминания. То есть, не напрямую, а косвенно. Начнешь вспоминать приятные поэтические строчки, а потом незаметно перейдешь к неприятным воспоминаниям. Это уже проверено. В настоящей поэзии есть что-то такое, что непонятным образом расстраивает нервную систему, заставляет переживать. Да, в любых хороших стихах есть какая-то тревожная острота, которая действует на душу.