Готфрид Келлер - Мартин Заландер Страница 22

Придется завесть переписку и ждать момента, который увенчает их надежды! В верности возлюбленных, как и в своей собственной, оба ничуть не сомневались, а когда уснастили свои рассуждения по этому поводу нехитрой юношеской риторикой, ситуация и вовсе окрасилась в расчудесные тона. Однако ж и к этому они отнеслись со всею серьезностью, ведь было бы странно, если б юнцы не испытывали благодарных чувств за преданность такой сестринской пары.

Дома они умолчали о происшествии, чтобы мама не учинила нового замешательства.

IX

В заландеровском доме добрый дух непринужденности, казалось, занемог. В ожидании тяжкого дня Зетти и Нетти, которые той злосчастной ночью глаз не сомкнули, дали друг дружке обещание вынести суд глубоко оскорбленной матери с детской кротостью, но и с неколебимой верностью выбранной судьбе.

Наутро, когда они спустились в семейную гостиную, никто словом не обмолвился о происшедшем, а когда отец ушел и они остались одни с матерью, та упорно об этом молчала, не давая дочерям ни малейшего повода исповедаться. Так минул этот день, и следующий, и все прочие дни. Как видно, мать упрятала беду в ночь молчания, чтобы таким манером ее истребить, свято веря, что ей это удастся. Отец тоже делал вид, будто начисто обо всем забыл, только Магдалена однажды шепнула им, что ей не велено об этом говорить, иначе ее уволят.

Арнольд, как обычно, слал домой письма, то родителям, то сестрам. Письма отцу и матери открыто передавались из рук в руки, там не было ни единого намека, что ему хоть чуточку известно о матушкиных горестях, а писал он, как издавна повелось, столь же простодушно, сколь и по-братски непосредственно.

Выходя из дома, девушки не замечали ни малейшего признака надзора; никто не спрашивал, куда они собрались, а тем паче не следил за ними. Когда же они возвращались, никого опять-таки не интересовало, где они были, — разве только сами скажут.

Пребывая в неведении касательно своего положения, видные благородные барышни бродили, словно тени, окутанные своим прозрачным двойным секретом. И чувствовали себя тем неуютнее, чем больше восстанавливалось в доме спокойное взаимное согласие, давнее миролюбивое равновесие, ведь при всем при том мать выглядела так, будто одно-единственное слово может сызнова погрузить все во мрак. Как-то раз Заландер один сидел с дочерьми за обедом, потому что г-жа Мария уехала из города на похороны скончавшейся родственницы. Заландер достал из кармана несколько частных писем, принесенных из конторы, рассмотрел их поближе.

— Тут одно от Арнольда, — сказал он, — ну-ка, что он пишет? — С этими словами он положил на стол распечатанное письмо.

Зетти взяла его, стала читать. Арнольд писал, что вполне сносно защитился на доктора, израсходовал столько-то денег и теперь намерен воспользоваться разрешением отправиться домой через Лондон и Париж, потратив на это год.

— По-моему, правильно, с точки зрения языков, в коих он покамест отстает, — сказал бывший младший учитель, — на что-либо другое вряд ли достаточно. Говоря об Англии, он станет говорить «джуэри» присяжных, а говоря о Париже — «жюри», за полгода он едва ли нахватается в юриспруденции большего!

Зетти меж тем отложила письмо, не дочитавши до конца, и поднесла к глазам платок. Нетти сразу же взяла листок, заглянула.

— Что такое? Что с вами? — удивленно спросил отец. — Почему вы не дочитали до конца?

Он забрал письмо, отыскал нужное место и прочитал вслух заключительные строчки: «Шлю моим прелестным сестрам самые сердечные приветы! Чтобы поскорее представить себе драгоценное двойное понятие, я краткости ради свел воедино оба имени, Зетти и Нетти, и теперь, стоит только мысленно произнести "Знетти!", обе они тотчас являются передо мною! Как у них дела? Помолвкой не пахнет? Они ведь в конце концов уже не бакфиши! Я-то не против застать их еще дома, с такими разборчивыми монашками сам черт не ведает, кого они выберут тебе в зятья!»

— Н-да, — добродушно проворчал отец, — знай я, что тут написано, не стал бы доставать письмо из кармана. Спрячьте-ка утирки и ешьте суп!

Его манера речи немножко утешила девушек, ведь за все время это были самые приветливые слова, какие они слышали, и вместе с отцом обе доели обед.

Когда служанка удалилась, поскольку дел в комнате у нее не осталось, а Мартин не спеша выпил вина, причем дочери, по домашнему обычаю, своих мест не покидали, он снова заговорил, неторопливо и спокойно:

— Коль скоро нечаянная Арнольдова шутка затронула досадные обстоятельства, тяготящие всех нас, давайте немного потолкуем о них разумно. Вы полагаете себя весьма достойными уважения; мы, я и ваша матушка, верим, что вы действительно воздерживаетесь от общения с этими молодыми людьми; с другой стороны, нам неизвестно, как сложится в будущем и есть ли у вас самих достаточно ясное представление об этом. Быть может, думали мы, они мало-помалу разберутся-таки в себе и во всем, причем без этих двух диковинных спутников. А намедни прибегает посыльный с почты и рассказывает, что видел барышень у почтового окошка. «Они отправляли письма?» — спрашиваю я, и он отвечает: «Нет, получали письма, которые поступили на их имя». — «Ладно, я знаю, о чем тут речь», — говорю я. Итак, вы общаетесь письмами до востребования?

— Да, — в один голос отвечали дочери.

— И в каком же духе? Обнадеживающей уверенности или отрекающейся дружбы? Как видите, я умею выражаться так, как принято в подобной переписке.

— Наши друзья не отрекутся, покуда уверены в двух сердцах, которые от них этого не требуют! — вскричала Неттхен, а Зетти добавила:

— Как можно добровольно отречься от надежды, потерять любимых, да еще и сделаться на всю жизнь предметом насмешливых пересудов?

— Хороший козырь! — воскликнул отец, с грустью вспомнив супругу, которая в столь же неколебимом, но противоположном настрое сидела, наверно, сейчас на поминках в далеком доме скорби. — Милые дети! — продолжил он немного погодя. — И сколь же долго вы намерены ждать предполагаемого счастья? Если бы я знал! Да, то ли дело, будь вам двадцать лет, как вашим возлюбленным, а им столько, сколько вам теперь!

— Вечно одно и то же! — наперебой вскричали дочери. — Потерпите, через год-другой мы будем выглядеть совершенно ровесниками, лишь бы нас связали узы брака. Они станут мужчинами! Кстати, оба скорее, чем кое-кто полагает, достигнут надлежащего положения, а тогда всем бедам конец!

— Козырь! — смеясь воскликнул отец, однако ж удивленный речами дочерей. — Звучит все это словно в героическую эпоху, когда мужи и жены оставались вечно юными! Что ж, давайте подождем, и, коли будет по-вашему, пусть не доведется вам пережить время, когда обеим вправду потребуются героические усилия. На этом нынешнее заседание закрыто. Сегодня вечером мне непременно нужно быть на собрании по поводу будущих выборов. И с вашей стороны было бы очень мило поехать вместо меня на вокзал и встретить матушку. Я знаю, для нее будет приятной неожиданностью увидеть вас там.

Дочери обещали выполнить просьбу и даже слегка зарумянились от тайной радости, что им дано такое поручение.

Мартин Заландер отправился в контору, поработал час-другой над коммерческими трансакциями, а затем довольно долго занимался предвыборными делами, просматривал письма и другие бумаги, делая те или иные пометки. Речь шла о подготовке списка кандидатов для окружных выборов в Большой совет кантона Мюнстербург, о проверке прежних выборных чиновников, замене выбывающих, вступлении новых членов. Что до самого Заландера, он по-прежнему оставался независим от всех выборных затруднений, поскольку, хотя к его услугам прибегали часто и не раз предполагали, что он стремится к должностям, держался вдали от официальных постов и званий.

Теперь, однако, ему втайне стало казаться, что, подобно другим, он сумел бы многое наилучшим образом представить и доложить в законодательном совете, нежели на местах; ведь какой прок от того, что он добивался своего в свободных союзах и на собраниях наперекор противнику, который после сидел в чиновном ведомстве и там решал все по — своему.

Тем не менее он не решался — хотя такое бывает сплошь да рядом — предложить свою кандидатуру, то бишь доверительно сообщить другим руководителям, что хочет быть избран; а чтобы не создать такого впечатления, нарочито участвовал в руководстве сегодняшним собранием, тогда как многие, желавшие получить назначение или знавшие, что это произойдет, там отсутствовали. Впрочем, не все, кое-кто, наоборот, явился нарочно и удобно расположился за столом.

В зале «Четырех ветров», который служил местом сбора самым разным партиям и союзам, Заландер застал за двумя длинными столами тесные группки и отдельных граждан, а еще примерно столько же покуда стояли у стен и беседовали. Среди них расхаживали организаторы собрания, заговаривая то с одним, то с другим или обрабатывая какого — нибудь твердолобого политикана. Заландер присоединился к ним. Он был главным автором идеи примирительно удовлетворить обеим основным партиям;[9] сам он принадлежал к Демократической, чей авторитет в народе с некоторых пор пошатнулся, и полагал разумным и справедливым вновь предоставить большее пространство старолибералам. Дело в том, что он заделался поборником модного увлечения представительством меньшинств, каковому подпали не только политические философы, но и всяческие практичные люди, которым сей превосходный принцип в скором времени может принести личную пользу, ведь до сих пор они не допускали и впредь не намерены допускать ни единой инакомыслящей мухи.