Джордж Мур - Эстер Уотерс Страница 25

В вечном страхе, в мучительном напряжении протекли эти три месяца, и никто, даже Маргарет, ничего не заподозрил. Ободренная своим успехом и видя, что фигура у нее почти не изменилась, Эстер решила попробовать протянуть еще месяц — ведь от каждого пенни, которое она еще может заработать, будет скоро зависеть ее жизнь, — а потом она пойдет и попросит, чтобы ее рассчитали. Прошел месяц, Эстер уже стала готовиться к отъезду, как вдруг слуги начали перешептываться, и прежде чем Эстер успела сама заявить о своем уходе, ей сказали, что миссис Барфилд просит ее подняться в библиотеку. Эстер изменилась в лице и побледнела. Ей казалось, что она не найдет в себе силы взглянуть в глаза миссис Барфилд и признаться ей в своем позоре. Маргарет, стоявшая возле Эстер, поняла, каково ей в эту минуту, и сказала:

— Не робей, Эстер. Ты же знаешь Ангелочка — это добрая душа. А добрые люди — они не так суровы…

— О чем это вы? Что случилось с Эстер? — спросила миссис Лэтч, до ушей которой еще не дошел слух о постигшей Эстер беде.

— Сейчас я вам все объясню, миссис Лэтч. Ну, ступай, милок, кончай с этим.

Эстер, не раздумывая больше, отворила обитую байкой дверь и прошла по коридору. Повернуть налево, сделать несколько шагов, и вот библиотека. Комната сразу возникла перед ее мысленным взором: она отчетливо видела все — неяркий свет лампы, маленький зеленый диванчик, круглый стол, на нем много книг, у стены рояль, в углу — клетка с попугаем, на окне — клетки с канарейками. Постояв с минуту в нерешительности перед дверью, она постучала. Хорошо знакомый голос произнес:

— Войдите.

Эстер повернула ручку двери и оказалась лицом к лицу с хозяйкой. Миссис Барфилд отложила в сторону книгу и подняла на Эстер глаза. Она не казалась рассерженной, как ждала Эстер, но голос ее звучал жестче, чем обычно.

— Это правда, Эстер?

Эстер опустила голову. В первую минуту она не в силах была произнести ни слова; потом прошептала:

— Да.

— Я считала вас порядочной девушкой, Эстер.

— Я сама так считала, мэм.

Миссис Барфилд снова быстро вскинула на девушку глаза. Помолчав, она сказала:

— И все это время… Как давно это случилось?

— Почти семь месяцев назад, мэм.

— И все это время вы обманывали нас!

— Я была уже на третьем месяце, когда заметила это, мэм.

— На третьем месяце! Значит, на протяжении трех месяцев вы каждое воскресенье преклоняли с молитвой колени в этой комнате, двенадцать воскресений вы сидели здесь возле меня, и я учила вас читать, а вы ни словом не обмолвились мне о своей беде?

Упрек прозвучал очень резко, и непокорный дух Эстер взбунтовался. Брови ее хмуро сошлись на переносице; она сказала:

— А признайся я вам в этом раньше, вы бы отослали меня отсюда. А у меня денег было — всего только одно жалованье за квартал. Мне бы тогда либо с голоду помирать, либо утопиться.

— Мне больно слышать от вас такие слова, Эстер.

— Чего человек не скажет, когда попадет в беду, мэм, а у меня ведь беда, да еще какая.

— Почему вы не пришли, не доверились мне? Разве я была к вам сурова?

— Нет, конечно, нет, мэм. Лучшей хозяйки, чем вы, ни одна девушка Себе не пожелает, только…

— Что только?

— Понимаете, мэм, ведь это вот как… Мне самой до смерти противен был весь этот обман, право же. Только ведь я теперь не могу думать об одной себе. Теперь я должна позаботиться о ком-то другом.

Во взгляде миссис Барфилд промелькнуло что-го похожее на восхищение. Видимо, она все же не совсем ошиблась в оценке характера этой девушки. Она сказала уже несколько иным тоном:

— Быть может, вы и правы, Эстер. Я не могла бы оставить вас, потому что это подало бы дурной пример молодым служанкам. Я, конечно, могла бы помочь вам деньгами. По что бы вы делали шесть месяцев в Лондоне, совсем одна, в вашем положении! Сейчас я даже рада, что вы ничего не сказали мне, Эстер. И вы правы — теперь нужно подумать о ком-то другом. Я верю, что вы никогда не бросите на произвол судьбы вашего ребенка, если он, бог даст, благополучно появится на свет.

— Конечно, не брошу, мэм. Я буду стараться для него, как смогу.

— Бедная, бедная девочка! Вы еще не знаете, какие вам уготованы испытания. Одна, с ребенком, в двадцать-то лет!.. О, это ужасно! Да подаст вам господь бог силы!

— Я знаю, мэм, что меня ждет тяжелая жизнь, по я молила господа, чтобы Он укрепил меня, и я знаю — Он меня не оставит, и я не должна роптать. Мне еще не так плохо, как другим, у меня есть почти восемь фунтов. Я не пропаду, мэм, если, конечно, вы меня поддержите — не откажетесь дать мне рекомендацию.

— Могу ли я дать вам рекомендацию? Вы были чистой, неискушенной девушкой и пали жертвой соблазна. Я должна была строже следить за вами. Теперь и на меня ложится ответственность. Скажите мне, ведь это случилось не по вашей вине?

— Это не может быть не по вине девушки, мэм. Но он не должен был бросать меня, а он бросил. Вот за это только я его и виню, а в остальном я сама виновата — не надо мне было пить эту вторую кружку пива. Я тогда уже была без ума от него, знаете, как это бывает. Позволяла ему целовать себя, думала — беды большой в этом нет. Он водил меня гулять на холмы и вокруг фермы. Говорил, что любит меня и женится на мне… Вот как все было. А потом стал просить, чтобы я подождала с женитьбой до скачек, а меня это здорово обозлило, и тут я поняла, что вела себя дурно. После этого я не стала гулять с ним и даже разговаривать не стала, а пока мы были в ссоре, мисс Пегги прибрала его к рукам, и тогда он меня бросил.

При упоминании имени Пегги лицо миссис Барфилд омрачилось.

— С вами поступили очень постыдно, дитя мое. Я ничего об этом не знала. Так он обещал жениться на вас, если выиграет на скачках? Ох, эти скачки! В этом доме — что у нас наверху, что там у вас внизу — ни о чем другом не говорят. Просто как отрава какая-то! А во всем виноват… — Миссис Барфилд взволнованно прошлась по комнате, поглядела на Эстер и заговорила снова: — Всю мою жизнь я не видела вокруг себя ничего, кроме лошадей, и никогда эти скачки не приносили людям ничего, кроме греха и бед, и вы не первая жертва. Ах, боже мой, сколько горя, сколько крушений, сколько смертей!

Миссис Барфилд закрыла лицо руками, словно заслоняясь от обступивших ее видений.

— Если мне позволено сказать, — то я так думаю, мэм, что от этой игры на скачках и вправду много вреда. В тот день, когда ваша лошадь выиграла, я, пока вы все были в Гудвуде, спустилась к морю поглядеть, какое оно тут у вас. Я ведь росла на побережье, в Барнстейпле. Так вот, на пляже я встретила миссис Леопольд, то есть миссис Рэндел, жену мистера Джона. Она была ужас как расстроена и такая несчастная… Она пригласила меня к себе домой попить чайку. Не хотелось, верно, быть одной. И в таком она была расстройстве, мэм, что позабыла даже про чайные ложечки — позабыла, что они у нее в закладе, а когда сообразила, что ложек-то нет, так и совсем расплакалась и рассказала мне про все свои беды.

— Что же она вам рассказала, Эстер?

— Я не очень-то хорошо запомнила, мэм, только все это про то же самое: не выиграет лошадь, — значит, иди по миру, а выиграет — надо ставить снова. Только, сказала она, им еще никогда не приходилось так туго, как накануне того дня, когда Серебряное Копыто взял скачку. Если бы он не выиграл, они оказались бы на улице, и, как говорят, — половина города тоже.

— Значит, этот маленький человечек тоже бедствует. А я думала, что он рассудительнее других… Наш дом — рассадник греха, он несет гибель всей округе, а ведь должен был бы служить примером нравственности Миссис Барфилд подошла к окну, продолжая разговаривать, словно сама с собой. — Всю жизнь я боролась против этого зла, и все напрасно. Сколько еще горя суждено мне будет увидеть? — обернувшись к Эстер, она сказала: — Да, игра на скачках — это большое зло… Много людей погибло из-за этого… Но сейчас мы должны подумать о вас, Эстер. Сколько у вас денег?

— Около восьми фунтов, мэм.

— А сколько, по-вашему, потребуется вам на первых порах, пока вы не подыщете снова работу?

— Право, не знаю, мэм, мне ведь еще не приходилось… думаю, отец позволит мне остаться дома, если я буду платить за стол. На семь шиллингов в неделю я вполне могу прожить. А когда придет срок, лягу в больницу.

Выслушав Эстер, миссис Барфилд прикинула, что на все ее нужды ей понадобится фунтов десять. Проезд поездом до Лондона, оплата содержания за два месяца по семь шиллингов в неделю, плата за комнату, которую ей придется снять перед родами где-нибудь поближе к больнице, — потом она вернется в нее вместе с младенцем, — все это обойдется примерно в четыре-пять фунтов, и нужно будет еще позаботиться о белье для малютки… Если дать Эстер четыре фунта, у нее будет в общей сложности двенадцать фунтов, и этого ей должно хватить. Миссис Барфилд подошла к старинному секретеру, выдвинула один из маленьких ящичков, достала бумажный конверт.