Чарльз Паллисер - Квинканкс. Том 2 Страница 25

Остаток дня я провел лежа в постели, без конца проворачивая в голове речи и поступки, свидетелями которых стал утром. Как мне хотелось вникнуть в юридические процедуры канцлерского суда — с тем чтобы хоть как-то разобраться в том, что там на самом деле происходило. Мне вспомнился Генри. Узнал он меня или нет? Интересно, что он делал в суде — быть может, он изучает право? Если так, то он сумел бы объяснить некоторые загадки: почему Портьюсы так были заинтересованы предъявить меня суду? И почему такая важность придавалась обстоятельствам кончины моей матушки?

Мало-помалу в душу ко мне закралось некое подозрение: оно объясняло столь многое, что, оглядывая мысленно сцену в суде и пробуя истолковать ее в свете этой гипотезы, я без труда находил место каждой детали, словно удачно складывал головоломку. Эта гипотеза выглядела такой невероятной, такой крамольной, что меня пугало само ее возникновение. Как только мне могло нечто подобное взбрести на ум! Наверное, я еще не настолько здоров, как мне бы того хотелось.

КНИГА V

ДРУГ БЕДНЯКОВ

Глава 71

Вновь сцена действия — парадная гостиная дома 27 на Голден-Сквер. Миссис Фортисквинс принимает посетителя, которому сердито выговаривает:

— Что бы мне раньше об этом узнать! Последствия могут быть хуже некуда.

— Вам следовало мне доверять. Расскажите мне все с самого начала.

— Доверять вам! Чего ради я, мистер Сансью, должна вам доверять, если ваш совет обернулся для меня так скверно? Я потеряла все вложенные деньги — до последнего пенни.

— И я тоже! А кто не потерял? Перед Рождеством даже Английский банк едва-едва не закрылся!

— Все это расчудесно, однако не вы, а я разорена благодаря тем самым акциям Квинтарда и Мимприсса, которые вы мне навязали!

— Только потому, дражайшая мадам, что мне самому не на что было их купить: у меня в карманах уже было пусто! Иначе бы я увяз точно так же. Меня убедили в их надежности лица, которым я полностью доверяю. Признаться честно, я теперь понимаю, что меня обманули, но что поделаешь. С вами, миссис Фортисквинс, я был совершенно откровенен, чего нельзя сказать о вас. Вы многое от меня утаили. А двуличия я не терплю.

Залившись краской от возмущения, вдова надменно бросает:

— Будьте добры объясниться.

— Недавно мне стало известно, что мальчика выследили на пути в Барнардз-Инн, — заявляет юрист. — Не изображайте невинность, миссис Фортисквинс. Я знаю, что Генри Беллринджер проживает именно там!

— Выследили? Кто же за ним следил?

— Хм-хм, коль скоро у вас есть от меня секреты, позвольте мне держать при себе мои. Итак, что вы от меня скрываете?

— Ровно ничего. Это простое совпадение, вот и все. Довольно необычное, однако несущественное.

— Видите ли, мадам, — настаивает мистер Сансью, — в простые совпадения я не верю. Есть тайные нити, которые связывают вас с мальчиком, стариком Клоудиром и Беллринджером: до конца они мне непонятны, хотя я осведомлен более, нежели вы предполагаете. — Миссис Фортисквинс принимает высокомерный вид, но юрист словно не замечает этого: — Да-да. Видите ли, когда вы предупредили, чтобы в разговоре с этим очаровательным старым джентльменом я о нашем с вами знакомстве не упоминал, меня это насторожило: наверняка, решил я, между вами существует какая-то связь. Я предположил, что это жалкое создание, Валльями, сможет этот вопрос прояснить. Я сумел оказать ему услугу, а взамен он постарался предоставить мне искомые сведения. Я только что с ним виделся, и он был чрезвычайно разговорчив. Чрезвычайно — даже более чем.

Леди не сводит с юриста глаз, полных холодной ярости.

— Не сомневаюсь, вы не прочь узнать, что именно он мне сообщил. — Не дождавшись ответа, юрист продолжает: — Прежде всего Валльями уведомил меня, что его хозяин поручил ему за мной следить. Следовательно, он знает о нашей с вами связи — и знает уже не первый день.

Миссис Фортисквинс, издав легкий вскрик, прикрывает рот рукой.

— Я опасался, что это известие повергнет вас в смятение, — спокойно говорит юрист. — Валльями, должен признаться, раскрыл мне и причину этого. Мне известна вся история, миссис Фортисквинс. Всякие сомнения относительно мотивов, которыми вы руководствуетесь, теперь для меня развеяны.

Миссис Фортисквинс вперяет в юриста столь свирепый взгляд, что тот вынужден наконец потупиться.

— Вам нужно было рассказать об этом раньше. Вам следовало мне доверять. И даже сейчас — для нас еще не поздно прийти к новому взаимопониманию.

Молодая вдова окидывает юриста изучающим взором.

Глава 72

Вечером, в обычный для моего ужина час, замок неожиданно щелкнул — ив дверях показалась Эмма с подносом. Ее приход меня удивил: с тех пор, как силы мои восстановились, еду мне всегда приносила Эллен. Эмма, улыбнувшись мне прежней улыбкой, поставила поднос на столик и села рядом на стул.

— Джон, — заговорила она, когда я принялся за крепкий бараний бульон, — мои родители очень обижены, но я их убедила, что твои слова вызваны болезнью, от которой ты еще не совсем оправился. — Она ждала от меня ответа, но я промолчал. — И, пока ты спал, приходил мистер Гилдерслив сообщить, что после нашего ухода суд постановил поручить опекунство над тобой моему отцу. И теперь ты в самом деле — мой брат. Разве это не чудесно?

Я, не глядя на Эмму, кивнул и отложил ложку: аппетита у меня почти не было.

Эмма, заметив это, принялась меня уговаривать:

— Тебе нужно непременно поесть еще хоть немного.

Я отодвинул чашку в сторону.

— Да ты и половины не съел! — воскликнула Эмма, подвинув поднос ко мне. — Ты должен питаться, чтобы поправиться и окрепнуть.

— Я больше не могу.

Эмма села ко мне на край постели и взяла чашку.

— Давай я тебя покормлю с ложечки, как в самый первый раз, когда ты у нас оказался. Помнишь, какой ты был тогда беспомощный?

При воспоминании о ее прошлой доброте я почувствовал вину и, не в силах оттолкнуть протянутую мне с улыбкой ложку, заставил себя проглотить ее содержимое. Но горло стиснул спазм — и я отрицательно помотал головой.

— Ну, хорошо, — сказала Эмма, вставая и забирая поднос. На мгновение мне почудилось, будто на лице у нее мелькнуло то самое выражение, которое я видел в жуткий момент в зале суда. Но тут она улыбнулась и вновь стала сама собой: — Пойду приготовлю тебе бокал сиропа с камфарой, чтобы ты лучше спал.

— Спасибо, — отозвался я. — Это очень приятно.

Немного погодя она вернулась, но я опять ее разочаровал, сумев отпить всего два-три глотка. Когда я пообещал выпить сироп попозже, Эмма оставила бокал на столике у моей постели, ласково поцеловала меня в лоб, задула свечу и вышла из комнаты. Меня поразило, что замок в двери снова щелкнул.

Несмотря на слабость, к еде я все же испытывал отвращение — и, когда все затихло, выбрался из постели с намерением куда-нибудь выплеснуть сироп: обижать Эмму и дальше мне не хотелось. Окно было заперто, поэтому я направился в угол, где ковер не покрывал половиц, окунул пальцы в бокал и принялся разбрызгивать сироп. Случилась странная вещь: жидкость показалась мне алой и немного липкой. Тем не менее непонятным образом я сознавал, что это вовсе не кровь: я не то спал наяву, не то бодрствовал во сне. Пробираясь обратно к постели, я начал твердо верить, что комната — хотя она выглядела в точности такой, как всегда, — на самом деле была той самой, где умерла матушка. А одеяло, которое я натянул на себя, было тем ворохом тряпья, под каким я лежал несколько месяцев тому назад ужасными ночами в Митра-Корт.

Закрыв глаза, я вдруг увидел, что смотрю через окно на громадную темную массу, протянувшуюся вплоть до горизонта и усеянную крохотными ярко-желтыми точками. Передо мной на фоне бледно-красного неба четко прорисовывались остроконечные шпили: значит, я находился почти на одном с ними уровне, на высоте в сотни футов. Внезапно, вопреки всякой логике, в окне появился некий смутный образ, и я, с нарастающим чувством ужаса, постепенно различил, что это — чье-то бледное лицо, отдаленное, похожее на мраморное, с пустыми бесцветными глазами, на меня взиравшими. Как только охвативший меня ужас сделался непереносимым, картина переменилась: теперь я вихрем проносился сквозь видения потрясающей красоты, которые чередовались с самыми кошмарными сценами; из пучин страха меня возносило к мучительно-сладостным воспоминаниям об утратах, оставивших в памяти лишь смутный след.

Далее я оказался в карете, которая катила, покачиваясь, по улицам огромного города навстречу восходившему над горизонтом огненному солнечному диску. Выглянув из окошка кареты, я увидел густые черные клубы, которые крутились и завихрялись вокруг зданий, столь чудовищно высоких, что их верхушки терялись в дымной пелене: в городе бушевал сильнейший пожар. Напротив меня в карете сидела женщина, до странности мне знакомая, хотя черты ее лица скрывала опущенная вуаль. Пока я в нее вглядывался, вуаль становилась все темнее и темнее, пока вся голова не превратилась в смутную тень. Но тут внутрь кареты, которая заворачивала за угол, скользнул солнечный луч, высветивший голову с другой точки, и перед моим взором проступили очертания черепа. Не желая узнавать, чье это было лицо, я истошно завопил и продолжал вопить, пробуждаясь — как мне чудилось — в доме мистера Портьюса, однако спальня представлялась мне теперь иной, незнакомой, потому что стены принялись вращаться, огонь выплеснулся из камина, а меня самого швырнуло в водоворот чудовищных видений.