Арчибальд Кронин - Древо Иуды Страница 26

А Дорри, разве он не сожалел о ее потере больше всего? Какая она все-таки чертовски привлекательная девушка — даже в переменчивости ее настроений он теперь находил очарование. С такой никогда не соскучишься. Наоборот, одно только присутствие рядом с ней дарило радостное волнение. По ночам, лежа без сна в душной каюте, иллюминатор которой смотрел на высокую стену причала, он метался на койке, вспоминая, как они танцевали, как она смотрела ему в глаза с пронзительным и молчаливым приглашением, как прижималась к нему в тот вечер на шлюпочной палубе, когда перед ним открылись все возможности. Какой же он дурак, что отказался от такого соблазнительного дара! Вот О’Нил посмеялся бы, если бы узнал. Наверное, она теперь считает его полным болваном. Так разве можно ее винить, что она сбросила его со счетов? Он с горя зарылся лицом в подушку, переполненный презрением к самому себе.

Глава XIV

В конце недели одним знойным утром, когда песок скрипит на зубах, Мори стоял на палубе, повиснув на поручнях, и маялся бездельем. Настроение у него было хуже некуда, но тут, словно мираж, на пристань выкатил большой сверкающий «крайслер» и подъехал прямо к кораблю. Мори, опешив, поднес руку козырьком колбу. Не может быть. Наверное, солнце припекло голову, вот и разыгралось воображение. Но это не была галлюцинация. В машине, изящно откинувшись на заднем сиденье, небрежно вытянув руку на спинке соседнего кресла, вальяжно скрестив полные ноги, зажав сигару пальцами в кольцах и задорно сдвинув шлем на один бок, сидел Берт.

— Неужели мои старые глаза меня обманывают или я действительно вижу офицера медслужбы на славном корабле «Пиндари»? — с улыбкой прокричал Берт, а потом добавил уже другим голосом: — Тащи свои вещички, старина. Ты едешь к нам.

Сердце у Мори так и подпрыгнуло. Они о нем не забыли. Бледный от возбуждения и радости, он кинулся к себе в каюту. Какой же он был идиот — разумеется, он им нужен, как же иначе. Не прошло и пяти минут, как он переоделся в гражданское и уже сидел в машине, а местный шофер укладывал его чемодан в багажник. Машина мягко заурчала и покатила в город. По дороге Берт объяснил, почему так долго с ним не связывался — произошла заминка с арендой склада, на улаживание которой ушло несколько дней. Но теперь соглашение подписано, и они могут себе позволить хорошо провести время.

— В этом старом городке есть много чего интересного, если разведать все как следует, — доверительно сообщил Берт. — Какой-то чудак назвал его Городом Страшных Ночей, но я обнаружил, что кроме страхов здесь есть кое-что и получше. Познакомился тут с парочкой медсестер-евразиек… горячие штучки и хорошенькие — страсть. — В подтверждение слов он причмокнул губами. — Я знаю, что говорю, мой мальчик. Хотя погоди… тебя ведь интересует только наша Дорис. И поверь мне, Дорри пусть и моя сестра, но она не промах.

Оставив позади нагромождение обветшалых хижин, они въехали в город по широкой дороге с напряженным движением, обогнув просторную площадь, зеленую от фикусовых деревьев и уставленную никудышными конными статуями, и подкатили под высокий навес отеля «Норд-Истерн». Их встретили с поклонами, проводили в высокий холл с мраморными колоннами, где под потолком жужжали вентиляторы, а затем Берт повел его вверх по лестнице в номер, специально зарезервированный для Мори и примыкающий к собственным апартаментам Холбруков на втором этаже.

— Я оставлю тебя на полчаса, чтобы ты привел себя в порядок, — сказал Берт, бросив взгляд на циферблат. — Отца с матерью сейчас нет, но мы все встретимся за обедом, Дэйв.

Когда он ушел, Мори оглядел номер. Это была роскошная комната — просторная и прохладная, со вкусом облицованная плиткой, с решетчатыми жалюзи и свежими москитными сетками, прикрывавшими большую высокую кровать с отброшенным покрывалом, чтобы продемонстрировать тонкое, безукоризненное постельное белье. Мебель здесь была выкрашена в светло-зеленый цвет, на туалетном столике стояла ваза с розами. Дальше находилась ванная, белая и блестящая, с полотенцами, мылом, баночками с солью и мягким белым халатом. Мори улыбнулся в восторге. Какой контраст по сравнению с его маленькой, душной, забитой комарами каютой — вот где настоящая жизнь. Он разложил свои немногочисленные пожитки, выкупался и принялся расчесывать волосы, когда отворилась дверь и вошла Дорис.

— Привет, — коротко бросила она.

Он обернулся.

— Дорри… как поживаете?

— Пока дышу, если вас это интересует.

Они молча уставились друг на друга, он — восхищенно, она — бесстрастно. На ней было новое элегантное платье по фигуре мягких розовых тонов, тонкие шелковые чулки телесного цвета и замшевые туфли на высоком каблуке. Помада на губах тон в тон с преобладающим розовым в ее наряде, волосы — недавно уложены. Она казалась другой, не такой, как на корабле, — еще элегантнее, старше, мудрее и, увы, недоступнее. Он почувствовал аромат ее духов.

— Выглядите… потрясающе, — с хрипотцой произнес он.

— Да, — прохладно отозвалась она, всматриваясь в его глаза. — Теперь я верю, что вы немного рады меня видеть.

— Больше, чем немного. Вопрос в том… рады ли вы?

Она смерила его долгим взглядом, потом едва заметно улыбнулась:

— Вы здесь, разве не так? Вот вам и ответ.

— Очень любезно с вашей стороны пригласить меня, — смиренно пробормотал он. — В доках было довольно противно.

— Я так и думала, — сказала она с холодной уверенностью. — Мне хотелось вас наказать.

Он недоуменно взглянул на нее.

— Боже мой, за что?

— Просто захотелось, — уклончиво ответила она. — Иногда мне нравится быть жестокой.

— Да вы просто маленькая садистка, — сказал он, стараясь перейти на шутливый тон, к которому прибегал раньше.

Но когда он заговорил, у него появилось странное ощущение, что баланс в их отношениях переместился и теперь перевес на ее стороне. Он вдруг понял, к своему расстройству, ее желание подчеркнуть тот факт, что на берегу он больше не энергичный и популярный молодой корабельный доктор в аккуратной морской форме, а всего лишь обычный юноша в поношенном, плохо сидящем готовом костюме, который совершенно не годился для здешнего климата. Однако, добившись нужного эффекта, она сменила тему разговора, словно та ее больше не интересовала.

— Нравится мое новое платье?

— Это мечта, — сказал он, все еще пытаясь изобразить беззаботность. — Здесь приобрели?

— Вчера на базаре мы купили шелк. Здесь торгуют прелестными местными тканями. Платье сшили за сутки.

— Быстрая работа, — прокомментировал он.

— Так и должно быть, — хладнокровно сказала она. — Не выношу ожидания. Если откровенно, мне хватило этого за последние две недели, когда вы не хотели со мной знаться. Да, кстати, я, конечно, вас отчитала, но не воображайте, что мы помирились. Я пока вас не простила и еще долго не прощу. Позже поговорим.

Повернувшись, чтобы уйти, она все-таки позволила себе немного смягчиться. Лицо у нее слегка просветлело.

— Надеюсь, вам понравилась ваша комната. Я сама поставила розы. Мой номер напротив… — Она метнула в него хитрый взгляд. — Если что-то понадобится.

Она ушла, а он так и стоял, уставившись в створки закрытых дверей. Она обиделась, и ничего удивительного, после того как он откровенно проявлял к ней равнодушие. Как же глупо и невежливо он поступил, что ранил ее чувства. Оставалось надеяться, что в конце концов она успокоится.

Внизу, в большой мраморной гостиной, родители Дорис приветствовали его совсем по-другому, почти как родного сына. Миссис Холбрук даже поцеловала его в щеку. Обед стал не просто воссоединением, а чуть ли не праздником. Они сидели за столиком возле окна с видом на сад, четверо слуг-индусов в белых туниках, с красными поясами и тюрбанами стояли за спинками стульев, блюда, выбранные Бертом, были сытные, пряные, экзотические. С того знаменательного обеда в гэрсейском «Гранде» Мори впервые оказался в отеле, но если воспоминание о той трапезе, так не похожей на эту, на секунду всплыло в памяти, то тут же исчезло, развеялось от взрывного хохота Берта. Твердо вознамерившись показать семье город, младший Холбрук, не переставая расправляться с сочным манго, рассказывал о своей программе на следующую неделю. Этот день Берт предлагал посвятить месту всеобщего паломничества, джайнскому храму и садам Маниклола, где в живописном озере плавали замечательные рыбы.

— Поразительная рыбешка, — рассказывал он. — Поднимается на поверхность и плывет к тебе на зов.

— Полно, полно, Берт… — ласково протестуя, заулыбалась миссис Холбрук.

— Я серьезно, ма. Кроме шуток. Они будут есть с руки, если захочешь их покормить.

— Надо же! А что эта рыба любит больше всего?

— Жареную картошку, — тоскливо ответила Дорис и тут же зашлась смехом.