Джейн Остен - Леди Сьюзен Страница 26

Элизабет, по счастью, были неведомы такие муки; глядя на жизнь проще, соответственно собственному своему разумению, она хоть и ощущала некоторую неловкость в присутствии важных гостей, однако вовсе не видела, чего тут стыдиться. Мистер Уотсон — как, впрочем, гостям сообщено было Нянюшкой еще с порога — не мог спуститься по причине своего нездоровья. После некоторых церемоний гости в конце концов расселись: лорд Осборн поближе к Эмме, а неизменный его спутник, счастливый сознанием собственной важности, — по другую сторону от камина, возле Элизабет. Том Мазгрейв болтал без умолку; лорд же Осборн, выразив в начале беседы надежду, что Эмма не простудилась на балу, долго еще не находил что сказать и сидел молча, лишь изредка услаждая взор созерцанием прекрасного профиля своей соседки. Эмма, со своей стороны, была не очень расположена развлекать гостя беседой, и ему пришлось предпринять значительные умственные усилия, из коих явилось замечание, что день нынче довольно хорош, а вслед за ним и вопрос:

— Ходили вы нынче на прогулку?

— Нет, милорд. Нам показалось, что сегодня слишком грязно.

— Вам следует носить полусапожки. — И далее, после продолжительной паузы: — Ничто так не подчеркивает стройность женской ноги, как полусапожки; лучше всего черные каучуковые, с нанковым верхом. Вам разве не нравятся полусапожки?

— Нравятся; но они непригодны для сельских прогулок, разве что сделаны на уродливо толстой подошве.

— В сырую погоду дамам лучше ездить верхом. Вы ездите верхом?

— Нет, милорд.

— В седле любая женщина делается необыкновенно хороша; странно, что не все этим пользуются.

— Возможно, одним недостает для этого желания, другим средств.

— Полагаю, многие дамы просто не догадываются, как хорошо они смотрятся верхом, — иначе за желанием дело бы не стало; а где есть желание, там скоро сыщутся и средства — не так ли, мисс Уотсон?

— Вашей милости угодно думать, что при желании женщина все может повернуть по-своему; кажется, у женщин и мужчин всегда были расхождения в этом вопросе. Не берусь разрешить сей давний спор, милорд, но скажу, что бывают обстоятельства, неподвластные даже нам, женщинам. Так, женская бережливость может, разумеется, многое; но вряд ли даже она способна малый доход обратить в большой.

Лорд Осборн молчал; тон Эммы не казался ему ни нравоучительным, ни насмешливым; но в тихой серьезности, с какой она говорила, да и в самих словах ее было нечто, заставившее его милость взглянуть на свою собеседницу по-новому. И когда он в следующий раз прервал молчание, сказанное уже совсем не походило на прежнюю несуразицу, произнесенную от полной безысходности, и поэтому прозвучало гораздо уместнее. Он впервые испытал искреннее желание понравиться женщине и искренний интерес к этой женщине, а поскольку от природы он был человеком неглупым и добросердечным, эти новые ощущения тотчас оказали благотворное воздействие и на его манеры.

— Насколько я понял, вы недавно в наших краях, — заговорил он вполне учтиво. — Надеюсь, вам здесь нравится?

Наградой ему был дружелюбный ответ и возможность, вместо профиля, видеть лицо своей собеседницы. Утомленный произведенным над собою усилием и вполне довольный возможностью беспрепятственно созерцать прекрасные черты, лорд Осборн далее сидел уже молча, никак не откликаясь на нескончаемую болтовню Тома Мазгрейва.

Спустя несколько минут дверь приоткрылась, и Нянюшка, заглянув в гостиную, спросила:

— Прошу прощения, мэм, но хозяин спрашивает, отчего вышла заминка с обедом.

Гости, до сего момента упорно не желавшие замечать очевидной близости трапезы, тотчас вскочили и принялись извиняться, а Элизабет крикнула вслед Нянюшке, что «пусть Бетти уже несет наверх тушеную курицу».

— Простите великодушно, — добавила она, с улыбкой оборачиваясь к Тому Мазгрейву. — Вы ведь знаете, как рано мы у себя в Стэнтоне привыкли обедать.

Том не нашелся что ответить, ибо привычки Уотсонов и правда были ему известны слишком хорошо, а наивная прямота, с какой мисс Уотсон только что об этом упомянула, даже повергла его в некоторое смущение. Еще несколько минут ушло на прощальные любезности лорда Осборна, который, кажется, становился тем словоохотливее, чем меньше времени оставалось в его распоряжении. Он советовал сестрам совершать ежеутренний моцион, невзирая на слякоть, высказался еще раз в пользу полусапожек, просил Эмму позволить его сестре прислать ей адрес лучшего сапожника, а под конец заявил:

— На той неделе — думаю, в среду, часов в девять — я собираюсь охотиться с собаками неподалеку отсюда; начнем, пожалуй, от опушки Стэнтонского леса. Говорю об этом на всякий случай — вдруг вы захотите хотя бы издали взглянуть, как спускают свору. А если к тому времени распогодится — что ж, возможно, вы даже согласитесь оказать нам честь и лично пожелаете охотникам удачи.

Выпроводив гостей, сестры воззрились друг на друга в молчаливом изумлении.

— Уму непостижимо! — первая не выдержала Элизабет. — Сам лорд Осборн пожаловал к нам в Стэнтон. Кто бы мог подумать! Он, конечно, красавец; но по части светской обходительности до Тома Мазгрейва ему все равно далеко. Я так рада, что он ни разу ко мне прямо не обратился — не представляю, как бы я стала разговаривать с таким важным гостем. Том держался прекрасно — правда ведь? Вот только я что-то не заметила, чтобы ему уж так не терпелось узнать, где наши Пенелопа с Маргарет, — я едва вытерпела, чтобы ему не попенять. И все-таки хорошо, что Нянюшка не стала при них расстилать скатерть, — это было бы совсем уж неловко. Поднос на столе — еще туда-сюда, но скатерть!..

Не станем утверждать, что приезд лорда Осборна не льстил самолюбию Эммы: нам либо не поверят, либо сочтут, что юная особа, о которой идет речь, мягко говоря, со странностями; но кое-что все же омрачало ее удовольствие. Само по себе неоспоримое свидетельство внимания со стороны молодого человека было, разумеется, приятно — если бы не уязвленная гордость. Эмма решительно предпочла бы знать, что он хотел к ней приехать, но не осуществил своего намерения, нежели видеть его в Стэнтоне. Среди прочих огорчительных соображений смущало ее и то, что мистер Ховард отчего-то не пожелал воспользоваться случаем и присоединиться к его милости. Впрочем, утешала себя Эмма, он мог вовсе не знать о планах своего бывшего воспитанника или же предпочел воздержаться от шага, в коем бесцеремонность явно преобладала над хорошими манерами.

Мистер Уотсон, узнав о нанесенном ему визите, не выказал никакого восторга. Сегодня недуг донимал его не на шутку, а посему и состояние духа оставляло желать лучшего.

— Фу-ты ну-ты, — весьма язвительно заметил он. — Его милость лорд Осборн изволили пожаловать! С чего вдруг такая честь? Четырнадцать лет здесь живу, а не припомню, чтобы Осборны являлись ко мне в Стэнтон. Видно, Том Мазгрейв его подбил — одно слово, повеса!.. Ну, ответного визита я сделать не могу, да и мог бы — не стал.

Тому же Мазгрейву велено было при следующей встрече передать Осборнам извинения мистера Уотсона — пожалуй, излишние, ввиду известного всем нездоровья последнего.

После этого неделю или полторы сестры провели в никем и ничем не нарушаемой безмятежности, и их взаимная привязанность росла тем более, чем лучше они друг друга узнавали. Первой ласточкой, предвестившей конец этой идиллии, явилось письмо из Кройдона. В письме сообщалось о скором возвращении Маргарет, а с нею вместе прибывали и мистер и миссис Роберт Уотсон. Супруги решили самолично доставить Маргарет домой, погостить пару дней и заодно познакомиться с Эммой. Жизнь в Стэнтоне заметно переменилась. Предстоящая встреча целиком занимала мысли обеих сестер и отчасти время одной из них: как-никак, Джейн Уотсон была дамой избалованной, и готовиться к ее приезду следовало основательно; а поскольку в хозяйственном усердии Элизабет всегда было больше благих намерений, нежели порядка, то все ее домашние хлопоты неизменно перерастали в суматоху и беготню.

Что же касается Эммы, то ей, после четырнадцатилетней разлуки, все ее братья и сестры казались в равной степени чужими, и от одного этого она уже испытывала известную неловкость; однако в ожидании Маргарет к этой вполне объяснимой неловкости примешивались и другие чувства. В свете всего услышанного от старшей сестры Эмма страшилась скорой встречи; ей чудилось, что с прибытием родни закончится и все то хорошее, чего она могла ждать от Стэнтона.

Роберт Уотсон служил в Кройдоне поверенным и был вполне собой доволен: во-первых, потому, что преуспевал в своем деле; во-вторых, потому, что ему удалось жениться на единственной дочери адвоката, в конторе которого он служил, получив за нею ни много ни мало шесть тысяч фунтов. Миссис Роберт была не менее супруга довольна этими шестью тысячами, а также превосходным домом в Кройдоне, уже перешедшим в ее владение, изысканными приемами, которые устраивала она в этом доме, и не в последнюю очередь своими модными нарядами. Наружность ее, впрочем, не представляла ничего особенного, а все поведение говорило об изрядном тщеславии и самонадеянности.