Уильям Теккерей - В благородном семействе Страница 26

— Отлично, — сказал Фитч; и с бесконечными предосторожностями пистолеты зарядили.

— Знаете что, — шептал Синкбарз на ухо Фитчу, — когда бы я не избрал этот способ, вам бы конец. Если только он выстрелит, он убьет вас наповал. Не давайте ему начать, пристрелите его первый!

— Постараюсь, — сказал Фитч, немного побледнев, и поблагодарил своего благородного друга за совет. Шляпу положили, и противники стали на свои места.

— Готовы оба?

— Готовы, — сказал Брзндон.

— Начнете сходиться, когда я брошу платок. — И вот платок падает. Лорд Синкбарз кричит: — Начинай!

Противники двинулись друг на друга, наводя пистолеты. Сделав шесть шагов, Фитч остановился, выстрелил и… промахнулся. Он крепко стиснул пистолет в руке, так как едва его не выронил; и стоял, кусая губы и глядя на Брэн-дона, который, злобно усмехаясь, дошел до шляпы.

— Согласен ты, негодяй, взять назад то, что сказал вчера? — говорит Брэндон.

— Не могу.

— Согласен просить пощады?

— Нет.

— Тогда я даю тебе одну минуту, и молись богу, потому что сейчас ты умрешь.

Фитч выпустил из руки пистолет, на минуту закрыл глаза, выкатил грудь, сжал кулаки и промолвил:

— Я готов.

Брэндон выстрелил — и, странное дело, Андреа Фитч, глотая воздух и отшатнувшись назад, увидел — или это ему померещилось? — что пистолет Брэндона взлетел на воздух и на лету разрядился; и услышал, как сей джентльмен длинно и громогласно выругался. Когда же он опомнился, у ног Брэндона лежала толстая палка; сам мистер Брэндон, всех кляня, скакал по лугу и махал зашибленной в локте рукой, а к месту поединка спешил целый синклит. Первым примчался величественный немец курьер и, набросившись на Брэндона, закричал ему в ухо:

— Schelm! Spitzbube! Мерсавец, трус! Эсли б я не кинуль палька и не ломаль его тшортов рука, он упиль бы этот педни молодой тшеловек.

Слова немца заключали в себе два неверных утверждения: во-первых, Брэндон не убил бы Фитча; а во-вторых, его рука не была сломана — он только получил удар по чувствительному месту, именуемому у анатомов мыщелком локтевой кости: жестокий удар, от которого пистолет, вылетев из руки, закрутился в воздухе, а джентльмен взвыл от боли. Двое лакеев тоже вцепились в убийцу; какой-то булочник, который свернул за толпой, прервав свой обход, ночной сторож, несколько мальчишек визжали вокруг него и вопили: "Поли-ици-ия!"

Вслед за этими, запыхавшись и тяжело отдуваясь, подоспели несколько женщин. Фитч не поверил своим глазам: эта толстуха в алом атласе… неужели это?.. Да нет же… Да! Его заключает в объятия миссис Каррикфергус!

Мы из деликатности не будем останавливаться на подробностях этой встречи. Достаточно сказать, что обстоятельства дела кое-как разъяснились, мистера Брэндона отпустили с миром, и вот мы видим, подъехала наемная коляска и мистер Фитч соизволил сесть в нее вместе со своим вновь обретенным другом.

Брэндон был не чужд благородных порывов. Когда Фитч уселся в коляску, он подошел и протянул ему левую руку.

— Я не могу предложить вам правую, мистер Фитч, потому что этот чертов курьер мне ее покалечил; но, надеюсь, вы мне разрешите извиниться перед вами за мое постыдное поведение и сказать вам, что никогда в своей жизни я не встречал более храброго джентльмена, чем вы.

— Да, черт возьми, это так! — сказал милорд Синкбарз.

Фитч покраснел как пион.

— И все же, — сказал он, весь дрожа, — вы только что, мистер Брэндон, едва меня не убили. Я не могу пожать вам руку, сэр.

— Эх, ты, п'а-астак! — сказал многоумный милорд. — Он не мог п'ичинить тебе вреда, ни ты ему! Писта-алеты за-аядили без пуль.

— Что?! — вскричал Фитч, отшатнувшись. — И это у у вас, господа, называется шуткой? Ах, милорд, милорд! — Тут бедный Фитч разразился доподлинными слезами на алой атласной груди миссис Каррикфергус; а она и мисе Рант обе и без того рыдали в голос. И так под громкие крики и ликование коляска укатила.

— Какай слюнтяй и ca-аве'шенный осел! — вынес свой премудрый приговор Синкбарз. — П'авда, Тафтхант?

Тафтхант, разумеется, с ним согласился; но Брэндон был настроен на великодушие.

— Ей-богу! По-моему, эти слезы делают ему честь. Когда я сошелся с ним сегодня утром, я намеревался провести игру честно. А мистер Тафтхант, когда он называет человека трусом, потому что тот плачет… мистер Тафтхант отлично знает, что такое пистолет, и знает, что иной джентльмен, как ни смел, а не решится стать под дуло.

Мистер Тафтхант понял намек и пошел вперед, кусая губы. А что касается нашего благородного моралиста, мистера Брэндона, то я счастлив сообщить, что судьба уготовила ему добрую награду в том же роде, какая только что выпала на долю мистеру Фитчу, но еще более высокую.

Заключалась она в том, что, забыв приличия и девичий стыд, в присутствии лорда виконта Синкбарза и его приятеля, это маленькое глупое создание, Каролина Ганн, выбежала из гостиной в коридор (она простояла у окна с той минуты, как только очнулась от обморока, и — боже мой! — какой страх, какую пытку вытерпело это бедное трепещущее сердечко за полчаса отсутствия ее любезного!) — Каролина Ганн, говорю я, выбежала в коридор и кинулась на шею Брэндону, и целовала его, и называла своим милым, 'милым, милым, дорогим своим Джорджем, и рыдала, и смеялась, пока Джордж, мягко обхватив ее за талию, не увел ее в маленькую грязную гостиную и не прикрыл за собою дверь.

— Ого! — воскликнул Синкбарз. — Вот это, ей-богу, сцена! Эй, Бекки, Полли, как вас там… несите нам завт'ак; и надеюсь, вы не забыли п'о содовую. Тафти, мой мальчик, па-а-шли наве'х!

Когда Брэндон прибежал к ним на второй этаж — а сделал он это через две минуты, сдав Каролину на попечение Бекки, — в глазах его стояли слезы; когда же Синкбарз принялся над ним подтрунивать в своем обычном утонченном стиле, Брэндон торжественно сказал:

— Прошу вас, сэр, перестаньте смеяться, так как эта девица, клянусь, очень скоро станет моей женой.

— Вашей женой!.. А что скажет ваш отец, и что скажут ваши к'эдиторы, и что скажет мисс Голдмор с ее ста тысячами фунтов? — спросил Синкбарз.

— Плевать я хотел на мисс Голдмор, — сказал Брэндон, — и на кредиторов тоже; а мой отец пусть утешается, как может.

Брэндон ушел в свои мечтания.

— Не о чем тут раздумывать, — воскликнул он, помолчав. — Вы же видите, что это за девушка, Синкбарз. Я люблю ее — видит бог, я схожу по ней с ума! Она будет моей, чем бы это ни кончилось. И к тому же, — добавил он, понизив голос, — почему отец непременно должен об этом знать?

— О, гуом и молния, вот это любовь! — закричал его друг. — Ей-богу, мне нравится такая решительность. И к черту всех на свете отцов. Постойте! Блестящая мысль! Если вам нужно обвенчаться, на это у нас есть Том Тафтхант, он и обделает вам все это дельце. — Маленький лорд Синкбарз был сам не свой от радостного возбуждения и думал про себя: "Вот это, черт возьми, настоящая интрига!"

— Как, разве Тафтхант рукоположен? — удивился Брэндон.

— Да, — ответил его преподобие. — Разве вы этого не видите по моей одежде? Я рукоположен шесть недель тому назад, когда окончил курс. Отец Синкбарза обещал мне приход.

— И ты нам обвенчаешь Джорджа — сейчас же!

— Как, без лицензии на брак?

— На черта нам далась лицензия! Мы же не побежим доносить, как вы думаете, Джордж?

— Но только, чтоб в ее семействе не узнали, — сказал Джордж. — Уж эти побегут!

— А с чего им? Почему Тому не обвенчать вас прямо тут, в комнате, безо всякой церкви и разных причиндалов?

— Вы меня вызволите, милорд, — сказал Том, — если что случится; и если Брэндон на это идет, что ж, я готов… Ему каюк, если он на это пойдет, пробурчал Тафтхант про себя, — и уж тут я ему отомщу, подлецу: будет знать, как заноситься и помыкать людьми!

Итак, в тот самый день, в комнате Брэндона, достойным служителем церкви — его преподобием Томасом Тафтхантом, без лицензии и при единственном свидетеле — милорде Синкбарзе, бедняжка Каролина, не смыслившая ничего, слыхом не слыхавшая ни про какие лицензии, знать не знавшая об оглашениях, была некоторым образом обвенчана с неким джентльменом, называвшим себя Джорджем Брэндоном; причем "Джордж Брэндон" не было его настоящим именем.

Никаких записей в церковных книгах не сделали — Тафтхант всего лишь прочитал по требнику текст свадебного обряда. Бекки, единственная попечительница Каролины, не заподозрила обмана: когда бедная девочка расцеловалась с нею и, краснея, показала свое золотое кольцо, она подумала, что все сделано, как полагается. И в тот же день счастливая чета отбыла в Дувр на те пятьдесят фунтов, которые Синкбарз одолжил жениху.

Бекки получила от Каролины письмецо, которое должна была свезти ее маменьке к Свигби; и они уговорились, что она возьмет расчет и перейдет в услужение к барышне. На другое утро Синкбарз и Тафтхант отправились пароходом в Лондон; у Тафтханта было неспокойно на душе, виконт же клялся, что "провел здесь самый веселый день своей жизни и что ничего на свете он так не любит, как интригу".