Пэлем Вудхауз - Фамильная честь Вустеров Страница 27

     По-моему,  трудно  ожидать, чтобы человек, которого стукнули по  голове полотном  картины,  где юная девица щебечет  с  голубем, а потом замотали  с головой в простыню, сохранил достоинство и способность здраво мыслить. Любой приятель  Спода,  которому небезразлична  его  судьба,  посоветовал  бы  ему проявить в сложившихся обстоятельствах  спокойствие  и не двигаться с места, пока его  не освободят от пут, иначе  не миновать  ему растянуться на  полу, ведь помещение буквально заставлено стульями, креслами и прочей мебелью.

     Но никто  ему этого совета не дал. Услышав,  что Гасси распахнул дверь, Спод рванулся и,  как  и  следовало ожидать, не удержался  на  ногах.  Гасси проворно выскочил из комнаты, а Спод принялся беспомощно  барахтаться и лишь окончательно запутался между ножками кресел.

     Если бы мои друзья стали давать мне советы, они сказали бы: "Немедленно смывайся!", и теперь,  вспоминая эту сцену,  я вижу, когда  именно  совершил ошибку:  я  задержался,  чтобы  разбить фарфоровую вазу, которая  стояла  на каминной  полке  неподалеку  от  уже  не  существующего  отрока  Самуила,  о выпуклость, в которой опознал голову Спода – мне помогли крепкие выражения, которые неслись из-под простыни. Я совершил стратегический просчет. Конечно, я попал в цель и ваза разлетелась на мелкие осколки, и это прекрасно, потому что чем больше будет  уничтожено  вещей, принадлежащих такой гнусной свинье, как   сэр   Уоткин  Бассет,  тем  лучше,  однако,   замахиваясь   вазой,   я поскользнулся, и в этот миг из-под простыни высунулась рука и  схватила меня за пиджак.

     Конечно, положение у меня было – не позавидуешь, и человек малодушный, пожалуй, решил бы, что сопротивляться  бесполезно,  он погиб. Но в том-то  и дело, что Вустеров, как я уже  не раз говорил, в малодушии не упрекнешь. Они никогда  не  теряют  голову.  Ум  молниеносно  выдает  решение,  за решением молниеносно  следует действие.  Таков  был и Наполеон.  Если  помните, в  ту минуту,  когда  я готовился объявить Споду,  что  знаю его тайну, я  закурил сигарету, и сейчас эта сигарета все еще была у меня во рту. Я выхватил ее из мундштука и прижал тлеющий конец к похожей на окорок руке, которая не давала мне уйти.

     Результат превзошел все мои  ожидания.  Казалось бы, весь ход последних событий должен изменить  психологию Родерика Спода, вселить в него опасение, что в любую минуту  может случиться самое невероятное и потому надо  быть ко всему готовым, но этот простейший маневр застают его врасплох. Он взревел от боли, выпустил мой пиджак, и я, естественно, не стал медлить. Бертрам Вустер знает, когда следует уйти, а когда остаться. Если Бертрам Вустер  видит, что навстречу ему идет лев, он сворачивает с дороги на тропинку.  Я  со всех ног рванул к  двери и вылетел бы за порог еще быстрее Гасси, не произойди у меня лобового столкновения с какой-то массивной особой, которая в  этот самый миг входила в  комнату. Помню, когда мы обхватили друг  друга руками, я подумал, что "Тотли-Тауэрс" – форменный сумасшедший дом.

     Я определил, что эта массивная особа  есть не кто иной, как моя тетушка Далия,  по  запаху  одеколона,  которым  были  смочены  ее  виски,  хотя  не растерялся  бы  и без одеколона: колоритные охотничьи ругательства,  которые сорвались с ее уст, сразу вывели меня на верный путь. Мы полетели кубарем на пол и даже,  наверно,  покатились, ибо я вдруг  обнаружил,  что столкнулся с Родериком  Сподом в  простыне, а  он,  когда я  его в  последний раз  видел, находился в  другом конце комнаты.  Без сомнения, объяснить это нетрудно: мы катились в направлении  норд-норд-ост, а он – в направлении зюйд-зюйд-вест, потому и встретились примерно на середине диагонали.

     Опомнившись, я заметил, что Спод держит  тетю Далию за левую ногу, а ей это, видимо, совершенно не нравится.  Она  задохнулась,  когда налетевший на нее племянник врезал ей под дых,  но сейчас начала приходить в себя и обрела способность негодовать. Ну и досталось всем от этой пламенной натуры!

     – Что это за притон? Что за дом умалишенных? – полыхала она. – Здесь все с ума посходили? Сначала навстречу мне по  коридору несется Виски-Боттл, как ошалевший мустанг. Потом ты норовишь пройти сквозь меня, будто меня и не существует. А теперь этот джентльмен  в  бурнусе щекочет мне щиколотку –  в последний раз  такое случилось со мной на охотничьем  балу в двадцать первом году.

     Видимо, ее  недовольство каким-то образом  пробило путь к ушам Спода, в нем  проснулось что-то  доброе,  потому что он  отпустил  теткину ногу,  она встала и принялась отряхивать свое платье.

     – А  теперь  будьте  любезны  объясниться, –  велела  она чуть  более спокойно, –  я требую.  Что здесь происходит? Что все  это значит? Кто этот идиот под балахоном?

     Я представил их друг другу.

     – Разве вы не знакомы со Сподом? Мистер Родерик Спод, миссис Траверс.

     Спод наконец-то стянул с себя простыню, но картина  по-прежнему была на месте, и тетя Далия с изумлением на нее уставилась.

     – Ради всего святого, зачем вы надели себе на шею картину? – спросила она. Потом добавила, слегка смягчившись: –  Впрочем,  носите  на  здоровье, только она вам не идет.

     Спод ничего не ответил. Он шумно дышал. Я не винил его, заметьте, – на его месте  я  бы  тоже  шумно  дышал, – однако мне было от этого не слишком уютно  и  хотелось,  чтобы он перестал  так  дышать.  Он  также буравил меня взглядом  –  хорошо  бы  и  буравить  перестал.  Красный   как  рак,  глаза выпучились, а волосы – странно, но почему-то казалось, что они стоят дыбом, ну в  точности иголки у озлившегося хамелеона, как  однажды сказал Дживс про Барми  Фозерингея-Фипса,  когда  тот  поставил  огромную  сумму  на  лошадь, которая, как  его уверили, должна победить, а она  пришла шестой на весенних скачках в Ньюмаркете.

     Помню, во  время непродолжительного конфликта  с Дживсом я нанял на его место  человека  в агентстве по найму  прислуги,  и через несколько дней  он надрался как сапожник, поджег дом и пытался изрезать меня на  куски кухонным ножом.  Ему,  видите  ли,  хотелось  посмотреть,   какого   цвета   у   меня внутренности, ни  больше ни меньше. До сих  пор я  считал этот эпизод  самым страшным  из всего, что  мне  довелось  пережить.  Теперь я  понял,  что  он передвинулся на второе место.

     Слуга, который мне вспомнился, был  темный,  необразованный  парень,  а Спод  получил  хорошее  воспитание  и образование, но, несомненно,  в  одном отношении у них наблюдалось родство душ.  Во всем остальном это были земля и небо, и  тем не менее обоим страстно  хотелось узнать,  какого цвета у  меня внутренности.  Разница  лишь  в  том,  что  слуга  хотел  удовлетворить свое любопытство с  помощью кухонного ножа, а  Спод готов был  выполнить операцию голыми руками.

     – Мадам, я вынужден просить вас оставить нас наедине, – сказал он.

     – Но я же только пришла, – возразила тетя Далия.

     – Сейчас я вышибу дух из этого негодяя.

     С моей  тетушкой нельзя разговаривать в  таком тоне. В  ней чрезвычайно сильны родственные чувства,  а  своего племянника  Бертрама,  как я вам  уже говорил, она просто обожает. Она грозно нахмурилась.

     – Вы и пальцем не тронете моего племянника.

     – Я переломаю ему все кости до единой...

     – И  не  мечтайте.  Какая  неслыханная  наглость!...  Эй  вы,  стойте! У-лю-лю!

     Последние слова она  уже выкрикнула, и  выкрикнула потому, что  Спод  в этот миг  вдруг сделал шаг  в мою  сторону. Глаза его  горели, усики  злобно топорщились, он скрипел  зубами  и кровожадно  сжимал  и разжимал пальцы,  и можно  было  бы предположить, что я  сделаю  прыжок в сторону, как  балетный танцор. Чуть  раньше  так бы и случилось, но сейчас я и с места не двинулся, стоял спокойно и неколебимо, как скала. Не помню, сложил я руки на груди или нет, но на губах у меня играла легкая ехидная усмешка. в этом я клянусь.

     Вырвавшийся из  уст тетки боевой охотничий  клич помог сделать  то, над чем я  впустую бился  четверть часа, – провал в  памяти наконец-то исчез! Я ясно  услышал  голос Дживса, произнесший магическое заклинание. Такое  часто случается  –  казалось бы, всё, никогда  тебе  не вспомнить, и вдруг  слово выскакивает из тайника, где пряталось: привет, вот оно я!

     – Минутку,  Спод, – безмятежно сказал я. –  Всего одну минутку. Пока вы еще хоть что-то соображаете, может быть, вам будет интересно  узнать, что мне известно все о Юлейлии.

     Фантастика!  Я  почувствовал  себя  героем-летчиком,  который  нажимает кнопку –  и  бомбы  начинают  рваться. Если б не моя слепая вера в Дживса и если бы я не ожидал, что  мои слова произведут на Спода сильное впечатление, я был бы потрясен, до какой степени они его  ошарашили.  Было  ясно,  что  я попал точно  в яблочко, он  вмиг скис  как молоко. Отпрянул  от меня,  будто наступил на горящий уголь, лицо исказилось от ужаса,  сквозь злобу проступил страх. Все  это удивительно напоминало случай,  который произошел со  мной в Оксфорде в нежной моей юности. Была "неделя восьмерок", и я  прогуливался по набережной с барышней, – не помню ее имени, – как вдруг сзади раздался лай и к  нам подбежал здоровенный пес, он  ошалело прыгал  и скакал вокруг  нас, явно желая свалить с  ног. Я уже вверил свою душу Господу,  подумав мельком, что  вместе  со мной  будут  изорваны  в  клочья  любимые  фланелевые брюки, стоившие  больше тридцати  фунтов,  и тут барышня,  увидев,  что пес  совсем зашелся, с необыкновенным присутствием духа  быстро  раскрыла  свой  цветной японский зонтик прямо  перед мордой животного. Пес сделал три сальто-мортале в сторону и вернулся к своим собачьим делишкам.