Уильям Фолкнер - Избранное Страница 27

— Во вторник на прошлой неделе, — бойко отвечал мальчик. — Я записал.

— Ну, значит, скоро пришлют. Ты готов?

Мальчик склонился над бумагой.

— Да, сэр.

Сноупс вынул из кармана брюк сложенный листок бумаги, развернул его, прочел:

— «Индекс сорок восемь. Мистеру Джо Батлеру, Сент-Луис, Миссури», — и через плечо мальчика стал следить за его пером. — Правильно, у верхней кромки. Так.

Мальчик отступил от края примерно на два дюйма и аккуратно, ученическим почерком принялся выводить то, что диктовал ему Сноупс, лишь изредка останавливаясь и спрашивая, как пишется то или иное слово.

— «Я один раз решил что постараюсь тебя забыть. Но я не могу забыть тебя потому что ты не можешь забыть меня. Сегодня я увидел свое письмо в твоей сумке. Я каждый день могу протянуть руку и дотронуться до тебя. Ты об этом не знаешь. Просто вижу как ты идешь по улице и знаю что я знаю что ты знаешь. Однажды мы оба будем знать вместе когда ты привыкнешь. Ты сохранила мое письмо но ты не ответила. Это хороший признак…»

Мальчик дописал страницу до конца. Сноупс убрал первый лист, подложил второй и монотонным, лишенным интонации голосом продолжал читать:

— «…что ты меня не забыла иначе ты бы его не стала хранить. Я думаю о тебе по ночам как ты идешь по улице словно я грязь под ногами. Я могу тебе кое-что сказать ты удивишься я знаю про тебя больше не только как ты ходишь по улице в платьях. Когда-нибудь я скажу и ты тогда не будешь удивляться. Ты проходишь мимо меня и не знаешь а я знаю. Когда-нибудь ты узнаешь. Потому что я тебе скажу».

— Все, — сказал Сноупс, и мальчик отступил к нижнему краю страницы.

— «Искренне Ваш Хэл Вагнер. Индекс двадцать четыре».

Он снова заглянул мальчику через плечо.

— Правильно.

Промокнув последнюю страницу, он взял и ее. Мальчик надел на перо колпачок и отодвинул стул. Сноупс вытащил из пиджака маленький бумажный кулек.

Мальчик невозмутимо взял кулек.

— Премного благодарен, мистер Сноупс. — Он открыл кулек и, скосив глаза, заглянул внутрь. — Странно, что это духовое ружье до сих пор не пришло.

— Действительно, — согласился Сноупс. — Не понимаю, почему его нет.

— Может, оно на почте затерялось, — высказал предположение мальчик.

— Возможно. Скорее всего, так оно и есть. Я завтра им еще раз напишу.

Мальчик поднялся из-за стола и остановился, глядя на Сноупса добрыми невинными глазами из-под соломенно-желтых волос. Он вынул из кулька конфету и принялся без всякого удовольствия ее жевать.

— Я, пожалуй, попрошу папу сходить на почту и узнать, не потерялось ли оно.

— Не надо, — поспешно отозвался Сноупс. — Подожди немного, я сам этим делом займусь. Мы его непременно получим.

— Папе ничего не стоит туда сходить. Как только он вернется домой, он сразу же пойдет и узнает. Я его хоть сейчас разыщу и попрошу, чтоб он сходил.

— Ничего у него не получится, — отвечал Сноупс. — Предоставь это дело мне. Уж я-то твое ружье получу, можешь не сомневаться.

— Я ему скажу, что я у вас работал. Я все письма наизусть помню, — сказал мальчик.

— Нет-нет, я сам все сделаю. Завтра первым делом пойду на почту.

— Хорошо, мистер Сноупс. — Он снова без всякого удовольствия съел конфету и пошел к двери. — Я эти письма все до одного запомнил. Бьюсь об заклад, что я могу сесть и снова их все написать. Об заклад бьюсь, что могу. Скажите, пожалуйста, мистер Сноупс, кто такой Хэл Вагнер? Он в Джефферсоне живет?

— Нет-нет, ты его не знаешь. Он почти никогда не бывает в городе. Потому-то я его дела и веду. А ружьем я займусь, обязательно займусь.

В дверях мальчик помедлил.

— Такие ружья продаются в скобяной лавке Уотса. Очень хорошие. Мне очень хочется такое ружье. Очень хочется, сэр.

Мальчик вышел, Сноупс запер дверь и немного постоял возле нее, опустив голову, сжимая и разжимая кулаки и треща суставами. Потом он сжег над камином сложенный листок бумаги и растер ногой пепел. Достав нож, он срезал с первой страницы письма адрес, со второй подпись, сложил обе страницы и засунул в дешевый конверт. Затем запечатал конверт, приклеил марку и левой рукой печатными буквами старательно вывел адрес. Вечером он отнес письмо на станцию и опустил в ящик почтового вагона.

На следующий день Вирджил Бирд застрелил пересмешника, который пел на персиковом дереве в углу курятника.

Временами, слоняясь без дела по усадьбе, Саймон смотрел на простирающиеся вдали луга, где паслись упряжные лошади, с каждым днем все больше терявшие свою гордую осанку от праздности и отсутствия ежедневного ухода, или проходил мимо каретника, где неподвижно стояла коляска, укоряюще задрав кверху дышло, а висящие на гвозде плащ и цилиндр медленно и терпеливо собирали пыль, тоже заждавшись в безропотном вопросительном молчанье. И в эти минуты, когда он, жалкий и немного сгорбленный от бестолкового упрямства и от старости, стоял на просторной, увитой розами и глициниями веранде, неизменной в своем безмятежном покое, и наблюдал, как Сарторисы приезжают и уезжают на машине, до которой в его времена джентльмен ни за что бы не унизился и которой любой босяк мог владеть, а любой остолоп — управлять, ему казалось, что рядом с ним стоит Джон Сарторис и его бородатое лицо с ястребиным профилем выражает высокомерное и тонкое презренье.

И когда Саймон стоял, озаренный косыми лучами предвечернего солнца, которое, склоняясь к закату, обходило южную сторону крыльца, а воздух, напоенный тысячью пьянящих ароматов народившейся весны, звенел полусонным гудением насекомых и неумолчным щебетом птиц, до Айсома, появлявшегося в прохладном дверном проеме или за углом, доносилось монотонное бормотанье деда, полное ворчливого недоумения и досады, и тогда он шел на кухню, где, мурлыкая бесконечную мелодию, неустанно трудилась его невозмутимая желтолицая мать.

— Дедушка опять со Старым Хозяином разговаривает, — сообщал ей Айсом. — Дай мне холодной картошки, мама.

— А что, мисс Дженни тебе нынче никакой работы не нашла? — спрашивала Элнора, подавая ему картошку.

— Нет, мэм. Она опять на этом ихнем томобиле уехала.

— Еще слава богу, что мистер Баярд и тебя вместе с ней не прихватил. Ну а теперь проваливай из кухни. Я уже вымыла пол, а ты тут опять наследишь.

В эти дни Айсом часто слышал, как его дед беседует с Джоном Сарторисом. В конюшне, возле цветочных клумб или на газоне он ворчливо толковал что-то этой дерзкой тени, властвовавшей над домом, над жизнью всех домашних и даже над всего округой, которую пересекала построенная им железная дорога, издали совсем крошечная, но выписанная точно и четко, словно декорация спектакля, поставленного для развлечения человека, чья упрямая мечта так ядовито и лукаво смеялась над ним, пока сама оставалась нечистой, теперь же, когда мечтатель освободился от низменности своей гордыни и столь же низменной плоти, засияла чистотой и благородством.

— Нечего сказать, экипаж для джентльмена! — бормотал Саймон. Он уже снова ковырял мотыгой клумбу с шалфеем в начале аллеи. — Разъезжает на этой штуке, а настоящий экипаж тем временем гниет в каретнике.

О мисс Дженни он не задумывался. Не все ли равно, на чем ездят женщины, если мужчины им позволяют. Они только выставляют напоказ экипаж джентльмена, они всего лишь барометр его положения, зеркало его родовитости — это даже и лошади понимают.

— Ваш родной сын и ваш родной внук прямо у вас под носом катаются на этой новомодной штуковине, — продолжал он, — и вы это терпите. Вы сами ничуть не лучше их. Вам бы надо издать закон, масса Джон, ведь теперь, после всех этих заморских войн, молодые люди и знать не знают, что такое благородное поведение, они не знают, как должен вести себя джентльмен. Как, по-вашему, что люди думают, когда видят, что ваша родня разъезжает на такой же таратайке, на какой ездит самая последняя шваль? Стыдились бы вы, масса Джон. Ведь в наших краях Сарторисы еще до войны знатными господами были. А вы теперь на них взгляните!

Опершись о мотыгу, он смотрел, как автомобиль пронесся по аллее и остановился возле дома. Мисс Дженни с молодым Баярдом вышли и поднялись на веранду. Мотор все еще работал, в чистом предвечернем воздухе трепетала тонкая струйка выхлопных газов, и Саймон с мотыгой в руках подошел и уставился на множество циферблатов и кнопок на щитке с приборами. Баярд обернулся в дверях и окликнул его.

— Выключи зажигание, Саймон.

— Чего выключить?

— Видишь вон ту блестящую ручку около руля? Поверни ее вниз.

— Нет, сэр, — ответил Саймон, пятясь от автомобиля. — Я до него ни за что не дотронусь. Не хочу я, чтоб эта штука у меня под самым носом на воздух взлетела.

— Ничего с тобой не будет, — с досадой буркнул Баярд. — Просто возьми и поверни ее вниз. Вон ту блестящую штуку.