Айн Рэнд - Атлант расправил плечи. Часть I. Непротивление Страница 28

— Займитесь лучше своей линией Рио-Норте и поторопитесь. Подготовьте ее к эксплуатации, потому что если вы этого не сделаете, придет конец Эллису Уайэтту и всем остальным, а лучше их людей в стране нет. Этого нельзя допустить, и вся ответственность теперь ложится на ваши плечи. Незачем даже пытаться объяснить вашему брату, что теперь вам придется сложнее, чем когда я мог составить вам конкуренцию. Но мы с вами это понимаем. Поэтому беритесь за дело. Что бы вы ни сделали, грабительницей вы не окажетесь. Ни один вор не сумеет эксплуатировать железную дорогу в этой части страны. Что бы вы там ни сделали, вы заслужили эту работу. А блохи, подобные вашему брату, не в счет. Теперь все зависит от вас.

Дагни смотрела на него, не понимая, что именно сокрушило человека такого масштаба; она могла только уверенно сказать, что не Джеймс Таггерт.

Она заметила на себе взгляд Конвея, полный невысказанного вопроса. Потом он улыбнулся, и, не веря себе самой, она заметила в этой улыбке печаль и жалость.

— Только не надо жалеть меня, — сказал он. — Мне кажется, что из нас двоих вас ожидает более тяжелое время. И я думаю, вам удастся преодолеть его с куда большими потерями, чем это удалось мне.

В тот же день она позвонила на завод и договорилась о встрече с Энком Риарденом. Дагни только что опустила трубку и согнулась над разложенными на ее столе картами линии Рио-Норте, когда дверь в ее кабинет открылась. Она с удивлением подняла глаза: дверь в ее кабинет обыкновенно не открывали без предупреждения.

В двери появился незнакомец, молодой, высокий и отчасти даже опасный, хотя чем именно, сказать она не могла, потому что в этом человеке сразу же бросалось в глаза граничащее с надменностью умение владеть собой. Темноглазый и лохматый, он носил дорогой костюм, но так, словно бы не замечал или не придавал значения своему облику.

— Эллис Уайэтт, — представился он.

Дагни невольно вскочила на ноги. Теперь она поняла, почему его не задержали — да и не могли задержать — в приемной.

— Присаживайтесь, мистер Уайэтт, — проговорила она с улыбкой.

— Это излишне. — Он не улыбнулся в ответ. — Я не веду продолжительных переговоров.

Нарочито медленно она опустилась в кресло и откинулась назад, не сводя с вошедшего взгляда.

— Итак? — спросила она.

— Я пришел к вам, потому что, насколько я понимаю, в этой гнилой конторе кроме вас не найдется ни одного наделенного мозгами человека.

— Что я могу сделать для вас?

— Выслушать ультиматум, — произнес он, четко выговаривая каждый слог. — Я рассчитываю на то, что через девять месяцев «Таггерт Трансконтинентал» начнет работать в Колорадо так, как этого требует мой бизнес. Если та жульническая афера, которую ваши люди провернули с «Феникс-Дуранго», была предпринята ради того, чтобы избавить себя от необходимости работать, я хочу вас известить о том, что со мной этот фокус даром не пройдет. Я не стал заваливать вас требованиями, когда вы не смогли обслужить меня так, как мне необходимо. Я нашел человека, который смог это сделать. Теперь вы пытаетесь заставить меня иметь дело с вами. Вы рассчитываете диктовать, не оставив мне другого выхода. Вы рассчитываете, что я снижу свою деловую активность в соответствии с присущим вам уровнем некомпетентности. И я хочу сказать, что такие надежды напрасны.

Она неторопливо, с усилием проговорила:

— Не хотите ли вы услышать от меня о том, что я намереваюсь сделать с нашей линией в Колорадо?

— Нет. Намерения и обсуждения меня не интересуют. Мне нужны перевозки. Что вы будете делать для их обеспечения, и как вы будете производить их — дело ваше. Я просто предупреждаю вас. Те, кто хотят иметь дело со мной, будут работать на моих условиях и только. Я не договариваюсь с бестолочами. Если вы надеетесь заработать на перевозке моей нефти, то должны разбираться в своем деле не хуже, чем я в своем. Это понятно?

Дагни негромко ответила:

— Я понимаю вас.

— Я не стану тратить свое время на доказательства, вам следует и без них воспринять мой ультиматум серьезно. Если у вас хватает интеллекта поддерживать в работоспособном состоянии эту прогнившую организацию, вы вполне способны это понять. Вы не хуже меня понимаете, что если «Таггерт Трансконтинентал» будет обслуживать свою линию в Колорадо так, как вы это делали пять лет назад, то я разорен. И я знаю, что именно этого вы и добиваетесь. Вы намереваетесь, насколько это будет возможно, прокормиться на моем трупе, а после, когда прикончите меня, подыскать себе новый. Такой линии придерживается большая часть нынешнего человечества. Итак, вот мой ультиматум: теперь вы получили возможность разорить меня; быть может, мне придется уйти; но если это случится, знайте: я заберу всех вас с собой.

В глубине души Дагни, под немотой, удерживавшей ее на месте под ударами этого кнута, таилась острая боль, жгучая боль, подобная боли от ожога. Ей хотелось рассказать этому человеку о годах, потраченных ею на поиски людей, с которыми можно было бы работать так, как с ним; ей хотелось рассказать ему, что его враги являются и ее врагами, что она ведет ту же битву; ей хотелось выкрикнуть: «Я не такая, как они!» Однако она понимала, что не вправе поступить так. На ней лежала ответственность за «Таггерт Трансконтинентал» и за все, что совершалось от имени компании; у нее не было права на оправдания.

Сидя прямо, глядя ему в глаза, она ответила ровным тоном:

— Вы получите нужный вам объем перевозок, мистер Уайэтт.

По лицу его пробежало легкое удивление; такого прямого ответа он не ожидал; быть может, его удивило не то, чту она сказала, а то, что она не стала искать оправданий и извинений. Какое-то мгновение Уайэтт молча изучал ее. А потом проговорил уже не столь резким тоном:

— Хорошо. Благодарю вас. До свидания.

Дагни наклонила голову. Ответив ей легким поклоном, Уайэтт покинул кабинет.

— Такие вот дела, Хэнк. Я разработала почти невероятный план завершения реконструкции линии Рио-Норте за двенадцать месяцев. Теперь мне придется сделать это за девять месяцев. Вы должны были поставить нам рельсы за год. Можете ли вы справиться за девять месяцев? Если это в человеческих силах, сделайте. Если же нет, мне придется найти другой способ решения задачи.

Риарден сидел за столом. Холодные глаза синими горизонтальными щелями прорезали вытянутые плоскости его лица; они остались столь же полузакрытыми и бесстрастными, когда он произнес без какого-либо ударения: «Я сделаю это».

Дагни откинулась на спинку кресла. Короткая фраза несла в себе потрясение. У нее словно камень с души свалился: не нужно никаких дополнительных гарантий, доказательств, вопросов, объяснений; решение сложной проблемы вполне умещалось в нескольких слогах, произнесенных мужчиной, знающим цену своему слову.

— Не надо обнаруживать свое облегчение. — Он усмехнулся. — Во всяком случае, так открыто. — Узкие глаза следили за ней сквозь непроницаемую улыбку. — А то я могу подумать, что «Таггерт Трансконтинентал» находится в моей власти.

— Вам это и так известно.

— Известно. И я намереваюсь заставить вас заплатить за это.

— Ясное дело. Сколько же?

— Дополнительные двадцать долларов с каждой тонны, поставленной после сегодняшнего дня.

— Крутовато, Хэнк. А скидку предоставить не можете?

— Нет. И я получу то, что прошу. Ведь я мог бы запросить в два раза больше и добиться своего.

— Да, и я заплатила бы. И вы могли бы запросить столько. Но вы этого не сделаете.

— Почему же?

— Потому что вам нужно, чтобы линию Рио-Норте построили. Она послужит рекламой вашему риарден-металлу.

Тот усмехнулся:

— Вы правы. Мне нравится иметь дело с человеком, который не просит себе льгот.

— А знаете, что заставило меня ощутить облегчение, когда вы решили воспользоваться своим преимуществом?

— Что же?

— То, что я имею дело с человеком, который не станет предоставлять льготы.

Улыбка его теперь обрела более конкретный характер: она сделалась веселой:

— И вы всегда играете в открытую, не так ли?

— Я еще не замечала, чтобы вы поступали иначе.

— Мне казалось, что лишь я один могу позволить себе это.

— В этом смысле я еще не настолько обеднела, Хэнк.

— Полагаю, что однажды я сумею разорить вас.

— Почему?

— Мне всегда хотелось это сделать.

— Разве вокруг вас недостаточно трусов?

— Эта мысль мне потому так и приятна, что вы являетесь единственным исключением. Итак, вы считаете справедливым мое желание выжать всю возможную прибыль из вашего затруднительного положения?

— Конечно. Я не дура. И не считаю, что вы занимаетесь своим делом исключительно ради меня.