Михаил Булгаков - Том 7. Последние дни Страница 28

Открыв одно из окон и подхватив изорванную шинель, Петрушка вышел, а Чичиков, продолжая раздеваться, сердито ворчал, вспоминая Ноздрева:

— Экую баню задал!.. Смотри какой!.. Вот попадись к такому и пропадешь, как волдырь на воде…

Эп. 31.

Вымывшись и поужинав, Чичиков успокоился и даже пришел в приятное расположение духа. Накинув поверх ночной шотландской рубашки халат, он сидел на постели, освещенный свечами. Перед ним на столике стояла заветная шкатулка…

— Четыреста душ… Четыреста душ… — просматривая записи купленных крестьян, взволнованно бормотал Чичиков.

— Батюшки мои, сколько вас здесь напичкано! — воскликнул он, пробегая глазами имена и фамилии. — И что вы, сердечные, проделывали на своем веку? Как жили? Как перебивались? Вот ты, длинный, во всю строчку: Петр Савельевич Неуважай-Корыто? Мастер ли ты был, или просто мужик? И какою смертью тебя прибрало?..

Пробка Степан, плотник, трезвости примерной, — продолжал рассуждать Чичиков. — Чай, все губернии исходил ты с топором за поясом, а съедал за день на грош хлеба да на два сушеной рыбы… Где и как тебя господь прибрал?

Максим Телятников — сапожник. Хо-хо, сапожник, — тихонько рассмеялся Чичиков, — пьян, как сапожник, говорит пословица… Знаю, знаю тебя, голубчик… А вот как ты окончил дни свои, не знаю… Это что за мужик? Елизавета Воробей, — удивленно прочел Чичиков. — Фу ты, пропасть, баба! Она-то как сюда затесалась? Подлец Собакевич надул! — огорченно сказал Чичиков и вычеркнул бабу из списка…

Григорий Доезжай-Недоедешь, — прочел он дальше. — А ты, Григорий, что был за человек? Извозом ли промышлял? Иль, заведши тройку и рогожную кибитку, навеки отрекся от дома и пошел тащиться с купцами по ярмаркам… На дороге ли ты отдал богу душу, или уходили тебя какие-нибудь бродяги… Или, может, сам ты думал, думал, да ни с того ни с сего заворотил в кабак, а потом прямо в прорубь… Эх, русский народец, русский народец! — грустно вздохнув, произнес Чичиков. — Не любишь ты умирать своей смертью…

…А вы что, мои голубчики! — продолжал Чичиков, рассматривая бумажку, где были помечены беглые души Плюшкина. — Вы хоть и живые, а что в вас толку! Где-то носят вас теперь ваши быстрые ноги? По тюрьмам сидите или пристали к другим господам и пашете землю? Никита Волокита, сын его Антон Волокита — эти, и по прозвищу видно, что хорошие бегуны; Иван Попов, дворовый человек, должно, грамотей: ножа, чай, не взял в руки, а проворовался благородным образом…

Эп. 31 (прод.).

…И вот поймал тебя, бесприютного, капитан-исправник (возникает капитан-исправник, а вместе с ним полицейский участок, где ведется допрос Попова и свидетелей. За всех них говорит голос Чичикова)… И стоишь ты перед ним на очной ставке.

— Чей ты? — спрашивает капитан-исправник, ввернув тебе при этом крепкое слово.

— Такого-то и такого-то помещика, — отвечаешь ты

— Зачем ты здесь?

— Отпущен на оброк.

— А где твой паспорт?

— У хозяина, мещанина Пименова.

— Позвать Пименова. Ты Пименов?

— Я Пименов, — говорит хозяин.

— Давал он тебе свой паспорт?

— Нет, не давал он мне никакого паспорта.

— Что-то ты врешь? — говорит исправник, прибавляя крепкое словцо.

— Так точно, не давал я ему, а отдал звонарю Антону Прохорову.

— Позвать звонаря. Ты звонарь?

— Я звонарь.

— Давал он тебе паспорт?

— Не получал я от него никакого паспорта.

— Что же ты опять врешь! — кричит исправник, добавив крепкое словцо. — Где твой паспорт?

— Он у меня был, да, видно, я его обронил…

— А солдатскую шинель, — спрашивает исправник, загвоздив в придачу еще раз крепкое слово… — зачем стащил? Да из церкви железную кружку с медяками.

— Никак нет, — бойко отвечаешь ты, — к воровскому делу не причастен.

— А почему шинель у тебя нашли?

— Может, подкинул кто-нибудь…

— Ах ты бестия, бестия! А ну, набейте ему на ноги колодки да сведите его в тюрьму!..

— Извольте! Я с удовольствием, — весело говоришь ты и, вынув из кармана табакерку, дружески потчуешь двух каких-то инвалидов, набивающих на тебя колодки…

Эп. 31 (прод.).

…А потом препровождают тебя из тюрьмы Царевококшайска в тюрьму Весьегонска…

…А из тюрьмы Весьегонска в тюрьму еще какого-нибудь города. И гоняют тебя, непутевого, вместе с такими же, как ты, беглыми, из конца в конец по всей Руси…

Эп. 31 (окон.).

— Эхе-хе! Уже двенадцать! — позевывая, сказал Чичиков, взглянув на часы. — Что же я так закопался, — усмехнулся он и стал укладывать в шкатулку записочки. — Еще бы пусть дело какое, а то ни с того ни с сего загородил околесицу… Экий я дурак в самом деле.

Закрыв шкатулку, Чичиков потянулся, сладко зевнул и, задув свечи, накрылся одеялом и заснул крепким сном…

Эп. 32.

И престранный сон приснился Чичикову. Будто бы он вместе с Петрушкой появился на кладбище с покосившимися крестами и, встав на одну из могил, что повыше, оглядел будто бы кладбище и приказал Петрушке «произвести поголовную перекличку»…

Петрушка важно развернул бумагу, что была у него под мышкой, и начал громко выкликать:

— Петр Савельев Неуважай-Корыто! — крест на одной могиле зашатался, и из могилы, радостно отряхиваясь, появился здоровенный мужик с бородой…

— Каретник Михеев! — кричит Петрушка. Из другой могилы, приподнимая над собой березовый крест, появился невзрачный рыжеватый Михеев.

— Пробка Степан! Максим Телятников! Григорий Доезжай-Недоедешь! Абакум Фиров! Еремей Корякин! — продолжает выкликать Петрушка…

И из разных могил один за одним вылезают усатые, бородатые мужики, одетые в одинаково серые, покойницкие, холщовые рубахи и штаны. Отряхнувшись от земли, мужики кланяются в пояс стоящему на возвышении своему новому барину, приятельски здороваются друг с другом, некоторые закуривают…

— Елисавет Воробей! — заканчивая перекличку, выкликает Петрушка. Из последней, самой тощей могилы вылезает полнотелая баба… Среди мужиков-покойников смех, восклицания:

— Фу ты пропасть! Баба! — поражается Чичиков. — Откуда она? — грозно спрашивает Петрушку.

— Написано: Елисавет Воробей, — оправдывается Петрушка, показывая список.

— Подлец Собакевич! Вычеркнуть! — приказывает Чичиков.

Петрушка вычеркивает… И баба, всхлипнув, под хохот мужиков проваливается обратно.

— Смирно! — кричит Петрушка, наводя порядок.

Покойники присмирели, вытянулись…

— Здорово, братцы. — весело здоровается с ними Чичиков.

— Здравия желаем, ваше. ди…тель…ство!.. — дружно, по-солдатски отвечают они.

— В Херсонскую губернию!.. Шагом!.. Марш! — командует Чичиков.

Эп. 33.

И вот мужики-покойники, с могильными крестами на плечах, с разухабистой солдатской песней «Во кузнице» строем шагают за погребальной колесницей, запряженной чичиковской тройкой. В траурном цилиндре на козлах важно сидит Селифан, а под балдахином, со шкатулкой в руках, блаженно улыбающийся Чичиков…

Эп. 34.

С таким же выражением лица мы видим его спящим… Утро. На постели лучи солнца. Разухабистая песня мужиков-покойников почему-то все еще продолжается… Вдруг Чичиков проснулся… сел на кровати и, ничего со сна не соображая, стал испуганно прислушиваться к доносившейся песне. Затем он вскочил с кровати и подбежал к окну…

Внизу по улице, мимо гостиницы, идут с песней «Во кузнице» солдаты…

— Фу, какая чушь приснилась… — недовольно поморщился Чичиков в, сердито захлопнув окно, крикнул:

— Петрушка!.. Одеваться!

На крик в дверях показался Петрушка с сапогами, бельем и фраком…

Эп. 35.

Во фраке брусничного цвета с искрой, со связкой бумаг в руках Чичиков появился в одной из общих комнат Гражданской Палаты, где за столами скрипели перьями пожилые и юные жрецы Фемиды. Подойдя к столу какого-то старика, Чичиков с поклоном спросил:

— Позвольте узнать, здесь дела по крепостям?

Старик медленно, как Вий, приподнял веки и произнес с расстановкой…

— Здесь нет дел по крепостям…

— А где же?

— У Ивана Антоновича…

— А где же Иван Антонович?

Старик ткнул пальцем в другой угол комнаты. И Чичиков, пройдя мимо столов, подошел к Ивану Антоновичу.

— Позвольте узнать, — вежливо, с поклоном спросил он, — здесь крепостной стол?

Иван Антонович как будто ничего не слышал, углубился совершенно в бумаги. Возраст он имел далеко за сорок, волос густой, черный; вся середина лица его выступала вперед и пошла в нос, словом, это было то лицо, которое называют кувшинным рылом.