Абдаллах аль-Мукаффа - Калила и Димна Страница 28

Если меня оболгали, и лев благосклонно выслушал эту ложь и поверил ей, то, значит, со мной случилось то же, что издавна приключалось и с другими. Если же ему не говорили ничего, и он желает мне зла без всякой причины, то, поистине, это — удивительное дело! Недаром говорится: «Странно, если твой друг недоволен, когда ты хочешь угодить ему, но еще более странно, если твой друг гневается на тебя, когда все твои помыслы направлены к его благу». Коли есть причина гневу, можно надеяться, что на смену ему придет прощение и благоволение, ибо гнев возникает по какой-то причине, но и утихает, когда она исчезнет, а коли раздражение беспричинно, то следует оставить всякую надежду.

Я поразмыслил и не вижу за собой никакого греха и никакой вины, ни великой, ни малой. Клянусь жизнью, невозможно при долгой дружбе постоянно следить за собой и остерегаться, дабы не совершить чего-либо неприятного для друга, если его может рассердить всякая малость. Но разумный и верный друг должен прощать упущение или небрежение, особенно если они произошли по ошибке, а не намеренно, и можно не бояться, что они приведут к ущербу или умалению чести; он не взыщет за то, что можно предать забвению.

Может статься, лев полагает, что я виновен пред ним, но я не знаю за собой никакого греха, разве что я иногда высказывал собственное мнение, не соглашаясь с ним, ибо желал ему добра. Может быть, он счел это упрямством и преступлением, но я не нахожу в своем поведении ничего предосудительного — ведь я спорил с ним весьма редко, не одобряя вещи, что несовместны с благоразумием, пользой или чистотой веры. К тому же я никогда не осмеливался возражать ему в присутствии его воинов или приближенных, а говорил с ним наедине и тайно, с полным почтением, уважением и страхом перед величием его сана. Хорошо известно: кто не желает выслушать откровенного мнения и ждет лишь утешения от друзей, советуясь с ними, от лекаря, надеясь исцелиться, и от судьи в запутанном споре, не получит от беседы с ними никакой пользы и ошибется, впав в еще большее замешательство и тревогу и взвалив на себя тяжкое бремя.

А может быть, дело вовсе не в этом и лев попросту бушует, опьяненный властью. В таком состоянии царь рассыпает милости недостойным и карает добродетельных без всякой причины. Древние мудрецы говорили: «Опасно пускаться в дальний путь по морю, отдаваясь на волю ветра, но во сто крат опаснее быть приближенным к властителю и вручить свою судьбу в его руки, ибо как бы искрения ни была твоя дружба, преданность и верность, когда-нибудь ты можешь случайно поскользнуться, и падение твое неизбежно. И коли поднимешься ты после того, то ненадолго, вскоре тебя снова низвергнут, и ты погибнешь навеки».

И я полагаю, что сами мои скромные достоинства, коими я наделен от природы, могли послужить залогом моей гибели. Так древо, усыпанное зрелыми плодами, погибнет от алчных рук любителей легкой поживы, пригибающих ветви и ломающих их без жалости и милосердия, так павлин становится жертвой преследователей, стремящихся лишить его украшения — многоцветных перьев, мешающих ему взлететь и избавиться от гибели, так быстроногий выносливый конь падает бездыханным, ибо всадника прельстили его сила и выносливость и он заставляет скакуна бежать без отдыха. Совершенства и достоинства словно притягивают к себе врагов — злодеев и завистников, ибо имя им легион, и их всегда больше, чем достойных и доброжелательных, и эти враги язвят, злословят и клевещут, пока не погубят, добившись своей цели.

А если царская немилость не вызвана какой-либо из этих причин, то, значит, на меня обрушилась злая судьба и постиг неотвратимый рок, ведь и могучего льва судьба лишает силы и сводит его в могилу. Волею судьбы слабый человек вознесен в седло, отягчающее спину разъяренного слона; судьба дает власть над ядовитой коброй укротителю змей, что вырывает у нее зубы и заставляет ее проделывать различные штуки на радость зевакам; судьба придает силы слабому и колеблющемуся, лишает воли решительного, посылает богатство бедняку, делает труса храбрецом, а храбреца трусом, и все это случается, когда приходят в движение силы, на которых основаны законы судьбы и рока».

Терпеливо выслушав долгую речь Шатрабы, молвил Димна: «Нет, то, что хочет сделать с тобою лев, вызвано вовсе не наговором злодеев, это также не буйство, происходящее из-за опьянения властью, и ничего в этом роде, а предательство и измена, причина коих — его собственное коварство, ибо он изменник и клятвопреступник, он подносит своим друзьям сладкое питье, но на дне кубка — смертельный яд».

Шатраба ответил: «Вижу я, что до конца насладился той сладостью, что привелось мне отведать, и настал черед горьких остатков, которые будут причиной моей смерти. Если бы мне не было суждено погибнуть, я не остался бы у льва — ведь известно мне, мирному поедателю травы, что царь зверей питается мясом! Я попал в беду, уподобившись пчеле, опьяненной страстью к водяной лилее, — она садится на цветок и наслаждается дивным ароматом и сладким нектаром, и наслаждение сковывает ей крылья, так что она остается внутри цветка до той поры, пока не сгустится мрак и не наступит ночь, и тогда лепестки смыкаются над головой пчелы, так что становится она пленницей и бьется, пока не погибнет.

Поистине, тот, кто не довольствуется в жизни самым необходимым, чье алчное око устремится к большему, кто не опасается последствий своей дерзости, уподобляется мухе, которой мало свежей росы деревьев и трав, и желает она испить воды, что вытекает из уха слона после его купания, так что рассерженный слон убивает докучную, взмахнув головой и хлопнув ушами.

Кто расточает советы и любовь перед неблагодарными, тот словно сеятель, рассыпающий зерна на бесплодном солончаке, кто поучает кичливого и самодовольного, уподобляется беседующему с мертвецом или поверяющему тайну глухому».

Димна воскликнул: «Брось эти пустые слова, придумай что-нибудь и позаботься о спасении своей жизни!» И Шатраба ответил: «Что я могу придумать, если лев задумал съесть меня? Ведь ты сам говорил, какого он мнения обо мне и как он злонравен! И знай, что даже если бы лев желал мне всяческого блага, а его приближенные затаили зло, решив погубить меня, ибо они жестокие и коварные лиходеи, то они одержали бы верх, ибо если несколько коварных предателей задумают погубить невиновного и достойного, они покончат с ним, даже если он силен, а они слабы. Так волк, ворон и шакал одолели верблюда с помощью хитрости, предательства и обмана». — «Как это было и что это за притча?» — спросил Димна, и Шатраба начал:

«Говорят, что жил некий лев в роще, что была неподалеку от дороги, по которой ходили люди. И было у него три друга — волк, шакал и ворон. Как-то по той дороге проходили пастухи, которые гнали верблюдов. Один из верблюдов отстал от стада и забрел в рощу. Увидев его, лев спросил: «Кто ты такой и откуда взялся?» Верблюд ответил: «Я проходил по дороге». Лев продолжал: «Что тебе здесь надо и чем ты занимаешься?» — «Чем прикажет царь», — ответил верблюд, и лев промолвил: «Ты останешься у нас и будешь жить в довольстве, безопасности и богатстве». И стали жить верблюд и лев в одной роще и провели в мире и согласии долгое время. Но однажды лев отправился на охоту. Он встретил огромного слона, и вступил с ним в жестокую битву, и вернулся в рощу, спасшись чудом, волоча ноги. Слон изранил его своими бивнями, и лев истекал кровью. С трудом добравшись до своего логова, лев упал и лежал без движения, не в силах сделать ни шага. Он лежал долго и не мог даже помышлять о том, чтобы снова выйти на охоту.

Несколько дней прихлебатели льва — волк, ворон и шакал, питавшиеся остатками с львиного стола, оставались без еды и от голода страшно исхудали. Увидев это, лев сказал им: «Вам надо добыть себе какую-нибудь еду, так как вы истомились и иссохли». Но они ответили в один голос: «О себе мы не помышляем, но скорбим, видя великую тяготу нашего повелителя, и надеемся, что нам удастся найти какую-нибудь пищу и помочь его выздоровлению». Лев промолвил: «Я никогда не сомневался в вашей верности. А теперь разойдитесь в разные стороны и начинайте охоту и ловлю — если попадется вам добыча, несите ее сюда, и мы вместе утолим голод».

Выйдя от льва, волк, ворон и шакал отошли в сторонку и стали совещаться. Они говорили друг другу: «Не съесть ли нам этого пожирателя травы — верблюда? Ведь он не нашего рода и не разделяет наших взглядов! Нам нужно облачить эту мысль в красивые слова и внушить ее льву — он убьет верблюда, насытится сам и накормит нас остатками верблюжьего мяса». Но потом шакал сказал: «Об этом льву даже не стоит говорить — он обещал верблюду пощаду, безопасность и защиту, дав в этом торжественную клятву». Но ворон промолвил: «Успокойтесь, я беру на себя это дело». Сказав это, он оставил приятелей и отправился в рощу. Лишь ворон показался, лев спросил его: «Удачной была охота»? И ворон ответил: «Охота бывает удачной у того, кто быстро бегает и далеко видит. Мы же не в силах бегать, и у нас мутится в глазах от нестерпимого голода и истощения. Но нам пришла в голову одна мысль, и если царь прикажет, то мы исполним его повеление». — «Что же это за мысль?» — осведомился лев, и ворон промолвил: «Не лучшая ли добыча — этот верблюд, пожиратель травы, что живет, пользуясь всеми благами в нашей роще, а нам от него ни пользы, ни выгод?» Разгневался царь, услышав эти слова, и воскликнул: «Горе тебе, что за нелепая мысль, что за недостойные речи! Где твое милосердие и где твердость? Как дерзнул ты обратиться ко мне с подобной бессмыслицей и произнести ее в моем присутствии! Разве ты не знаешь, что я обещал верблюду безопасность, пощаду и покровительство и дал в том торжественную клятву? Разве не ведомо тебе, что нет более угодной богу милостыни, чем дать надежный приют устрашенному и не допустить кровопролития? Я поклялся верблюду защищать его и никогда не унижусь до обмана и предательства!»